Паркер Палмер: квакерская традиция

Паркер Палмер

Квакерская традиция: разделиться воедино

Основной доклад на съезде Всеобщей конференции Друзей в Университете Западной Каролины, Каллоуи, Северная Каролина (9 июля 2015 г.)

I. Введение и обзор

До осени 1974 года я очень мало знал о квакерах. Мне было тридцать пять лет, и в течение пяти лет я работал общественным организатором в Вашингтоне, округ Колумбия. Будучи на грани профессионального выгорания и остро нуждаясь в длительном творческом отпуске, мы с женой и тремя нашими детьми отправились в квакерский учебный центр Пендл-Хилл в качестве взрослых студентов. Мы планировали остаться на год, а затем вернуться в округ Колумбия. Но тяга к квакерской вере и практике привлекла нас к сотрудникам Пендл-Хилла и там удерживала нас в течение целого десятилетия. Я думаю, что такое можно назвать самым длинным творческим отпуском за всю историю!

Мне трудно представить, какой была бы моя жизнь или работа без тех даров, которые я получил от квакерской традиции. За сорок один год, прошедший с тех пор как я прибыл в Пендл-Хилл, вера и практика квакеров изменили мою жизнь на всех уровнях – духовном, личном и профессиональном. Поэтому я глубоко признателен за эту возможность поговорить с людьми, которые входят в число доверенных лиц квакерства, людьми, которые помогают поддерживать Свет.

Когда мои друзья из Всеобщей конференции «Общества Друзей» (ВКД) попросили меня выступить с этим докладом, я был рад узнать, что тема собрания была «В поисках цельности» как в нашей личной, так и в общественной жизни. «Цельность» – это мысленный образ, беспокоивший и преследовавший меня в молодости, поскольку я путал его с «совершенством». Но невозможно жить очень долго и сохранять иллюзии о совершенстве! Так что мне пришлось поискать другой вариант определения «цельности». И вот чему научил меня опыт: «Цельность не означает совершенство. Это понятие означает восприятие уязвимости как неотъемлемой части жизни».

Сегодня я приглашаю взглянуть на Религиозное общество Друзей именно в этом свете – как на традицию, представляющую собой «расколотую цельность». Я хочу свидетельствовать обо всем, что мне дало квакерство, и по достоинству оценить все, что оно может предложить миру, остро нуждающемуся в этом. За последние несколько недель, когда я сообщал своим друзьям – евреям, католикам, протестантам и мусульманам, что буду выступать на этом собрании, каждый из них сказал что-то вроде: «Пожалуйста, скажи квакерам, как сильно они нужны нам в эти дни».

Я также хочу выразить глубокую печаль по поводу того, что мы, как кажется, спотыкаемся о самих себя, когда речь заходит о связи с бесчисленными людьми, ищущими дары Духа, которые у квакеров есть в изобилии. Я говорю о том множестве людей, у которых есть духовные устремления, но нет духовного дома. Которые или отошли, или никогда и не шли к формам христианства, зависящим от иерархии и внешней власти. Формам, ставящим посредников между человеком и Духом, предлагающим ответы на вопросы, которые никто не задает и которые не являются социально или политически значимыми. По меньшей мере 40% американцев не посещают церковь, и в поколении миллениалов мы видим многих серьезных искателей, которые не могут найти духовное сообщество, поддержавшее бы их поиски.

Невозможно рассказывать любую историю исключительно посредством цифр, но нельзя игнорировать ту часть истории, которую цифры рассказывают о нас. В период с 1972 по 2012 год число квакеров сократилось почти на 50%, и пополнения не предвидится. Сегодня в стране насчитывается 72000 квакеров, что примерно вдвое меньше, чем в 1972 году. Подобные статистические данные – наряду с растущим средним возрастом участников молитвенных собраний – заставляют некоторых здравомыслящих наблюдателей предположить, что сообщество квакеров может завершить свое существование к концу этого века.

Я знаю, что на протяжении десятилетий такая перспектива очень беспокоила Друзей. Некоторые пытаются более эффективно донести информацию о квакерстве до общественности – я, например, рад, что мы все чаще используем социальные сети. Я также рад видеть такие многообещающие проекты по обновлению, как Квакерский квест от ВКД, Проект духовного углубления вместе с Квакерской волонтерской службой (КВС), который в настоящее время находится на стадии пилотной разработки, и сама Квакерская волонтерская служба, привлекающая и воспитывающая новое поколение квакерских лидеров. Нам нужны новые формы охвата иных групп населения, и мы медленно, но верно создаем их.

Я полагаю, что решающим фактором нашего обновления должно быть отнюдь не стремление переосмысливать себя, обновлять имидж или заниматься ребрендингом. А в том, чтобы давать имена, оглашать их и делиться с другими теми духовными сокровищами, которыми мы всегда обладали. Сокровищами, иногда скрытыми от нас тем, что мы слишком близко знакомы с ними, и слишком часто скрытыми от других из-за нашей неготовности или даже неспособности говорить о них. Не следует позволять очевидному факту, что нас становится все меньше, ослаблять наше ощущение тех духовных даров, которыми нам надлежит делиться с миром, остро в них нуждающемся.

II. Пять элементов трансформации

Итак, сегодня я хочу поговорить о возрождении от собственного имени, опираясь на свой личный опыт познания этих даров – в частности, опыт, который я обрел за 11 лет жизни в Пендл-Хилле. Я собираюсь рассказать о пяти элементах квакерской традиции, которые изменили меня. Эти пять элементов выбраны не только потому, что я считаю их основными активами квакеров, представляющими большую ценность, но и потому, что у меня возникают кое-какие вопросы касательно того, насколько хорошо мы их сохраняем и передаем другим. Поэтому после того, как я скажу несколько слов о каждом из пяти элементов, я собираюсь предложить Друзьям несколько вопросов, чтобы они обдумывали их индивидуально и в месячных собраниях.

(1) Первым элементом было молитвенное собрание Пендл-Хилла, которое проводилось каждое утро. Но прежде чем я смог ощутить преобразующую силу непрограммированного богослужения, мне довелось его критически оценивать, противиться ему, даже усомниться в его состоятельности. Не думаю, что такого рода реакция редка среди приходящих к нам людей. Но полагаю, что часто нам не удается распознать такого рода сопротивление или помочь людям преодолевать его – возможно потому, что мы ожидаем, что другие сразу же полюбят тишину так же сильно, как и мы.

Я вырос в лоне методистской церкви, и в этой конфессии пастор был интеллектуальным лидером. Я изучал религию в Объединенной богословской семинарии Карлтоновского колледжа и в Калифорнийском университете в Беркли, где читал Тиллиха, Барта, Нибура, Бонхоффера и подобных авторов. Так что я был плохо подготовлен к устному служению, которое услышал, когда начал посещать непрограммированное молитвенное собрание в Пендл-Хилле. Не то, чтобы я не поверил основному утверждению квакеров, что каждый ищущий имеет прямой доступ к Богу. Я просто удивился источнику некоторых высказываний, которые услышал во время первых посещений непрограммированного молитвенного собрания.

На одном из первых собраний, которое я посетил, за открытым окном пела птица. Вдруг сидевший рядом со мной Друг встал, какое-то время насвистывал, довольно приблизительно имитируя пение птицы, и затем несколько минут говорил о «птице внутри», упоминая детально, как они вьют гнезда, выводят птенцов и кормят их, а также и другие вопросы орнитологического свойства. Это было – как бы это сказать в духе квакеров? – этот ход мысли никогда не пришел бы мне в голову, и уж конечно я никогда не сталкивался с подобным во время своих богословских занятий. Я начал задаваться вопросом – на какой странной планете я приземлился, и когда смогу поймать следующий космический корабль на Землю?

Мне было тридцать пять лет, и я был говорливым и упрямым, поэтому мое недовольство переросло в разговоры с некоторыми из старейшин Пендл-Хилла. Я сказал им, что квакерская версия духовного путешествия кажется мне не несущей никакой информации. Она весьма слабо разработана, что сводится в итоге к освященному нарциссизму в квадрате. У старейшин, с которыми я разговаривал, хватило мудрости не защищать, а спрашивать. И хватило терпения выслушать меня по мере того как они задавали вопросы, чтобы помочь мне исследовать мои же чувства. Со временем я понял, что, хотя мои опасения имели определенную ценность, проблема заключалась не в квакерской форме богослужения и не в свистящем Друге. Истинный источник душевного смятения лежал внутри меня самого.

На непрограммированном молитвенном собрании воспринимаемая вера, на которую я надеялся, рассыпалась вокруг меня на части. Ее больше не поддерживала профессиональная проповедь, и я оказался в свободном падении. Но по мере того, как Друзья помогали мне понять, что происходит внутри меня, мое свободное падение было приостановлено, и я начал использовать собрания как контекст, в котором можно восстановить свою веру на основе личного опыта. Постепенно у меня, исходя из собственного опыта, появились собственные ответы на классический вопрос квакеров: «Что можешь сказать ты сам?» Например, я, переживший клиническую депрессию, которая привела меня вплотную к порогу смерти, в конце концов понял, что мне больше незачем полагаться на чью-либо теологию воскресения: у меня у самого был такой непосредственный опыт.

Этот первый элемент моего преображения в Пендл-Хилле рождает пару вопросов для вашего рассмотрения. Вопросы связаны с нашей способностью помочь людям вникнуть в опыт богослужения, центрального момента в квакерской традиции, разделить его и обратить внимание на то, что происходит с людьми в этом пространстве:

  • Создаем ли мы безопасное пространство в сообществе, где люди могут позволить себе быть открытыми и уязвимыми, и как это путешествие проходит для них? Есть ли у нас члены, которые находятся настороже и способны помочь людям выдерживать борьбу, сопровождающую духовную жизнь? Кто они, и как мы можем помочь им стать ревностными духовными друзьями и соратниками?
  • Как мы можем расширить возможности для молитвы сверх еженедельного молитвенного собрания в воскресенье с тем, чтобы дать людям возможность расширить свой опыт квакерской молитвы – того ощущения, что мы встречаем в тишине, внутри и за пределами себя? Можем ли мы, к примеру, образовать небольшие молитвенные кружки, которые собираются еженедельно, но в другое время помимо воскресенья? Или возродить старую практику квакеров под названием «возможность», о которой я узнал от покойного Билла Тейбера. «Давайте воспользуемся возможностью, – говорил Билл, сидя с одним или двумя квакерами, – импровизированным моментом, чтобы посидеть некоторое время в Присутствии, и выйти освеженными».

(2) Второй преобразующий элемент моего опыта Пендл-Хилла включал членов сообщества, которые глубоко понимали традицию квакеров – людей, помогавших нам придерживаться стандартов, удерживающих веру и практику квакеров от плавного преобразования в нечто согласно нашему желанию. И первый пример, который приходит в голову, касается характера и поведения Комитетов ясности, которые я считаю важнейшим компонентом квакерства.

В основе Комитета ясности лежит радикальная приверженность к постулату, что Бог есть в каждом человеке, и зависимость от него. Таким образом, правила, управляющие Комитетом ясности, запрещают членам делать что-либо, что хотя бы смутно напоминало попытку урегулировать проблему, уберечь, дать совет или исправить человека, задающего вопрос или ставящего проблему, на котором и сконцентрировано основное внимание. Вся суть Комитета ясности состоит в том, чтобы создать безопасное пространство для углубленного разговора этого человека с частицей Бога внутри себя, а когда члены пытаются подменить этот голос истины и мудрости своим собственным, пространство быстро становится небезопасным.

И все же я слишком часто слышу о собраниях, где практика Комитетов ясности отходит от этой нормы. Друзья используют Комитет ясности, чтобы объяснять фокус-персоне как, по их мнению, он или она должны поступить с обсуждаемой проблемой, изобличая тем самым недостаток уверенности в реальности и силе Внутреннего Учителя. Возможно, именно поэтому мне также приходится слышать о собраниях, где Комитеты ясности не практикуются или даже не известны. Как сказал Грешем, «плохие деньги вытесняют хорошие».

Конечно, подобные промахи не являются преднамеренными. Они происходят потому, что в отсутствие учителей, которые понимают и могут преподавать квакерские нормы, собрания легко соскальзывают к стандартам нашей культуры. Мы живем в культуре, которая поощряет нас улаживать, советовать, исправлять и спасать друг друга, потому что она не верит в то, что Бог пребывает в каждом человеке. В этой культуре нас рассматривают как пустые сосуды, поэтому мы уделяем столько внимания религии и образованию, заполняя все эти пустые сосуды чужой версией истины.

Каждая форма религии находится под постоянным риском возвращения, как обычно, к культурному бизнесу. Но квакерство подвергается особому риску по двум причинам: во-первых, в лучшем случае оно глубоко контркультурно и, следовательно, плывет против мощного безостановочного течения. Во-вторых, его открытую форму молитвенного богослужения – и его веру в длящееся откровение – можно легко принять за «все дозволено».

Поэтому я хочу представить на рассмотрение Друзей два вопроса:

  • Есть ли в наших собраниях люди, сведущие в квакерской вере и практике, люди, к кому мы можем обратиться за помощью – что, собственно и делаем – за тем, чтобы критически переосмыслить наши практики, напомнить нам о нравственных критериях нашей традиции, помочь нам оставаться верными нашим собственным устоям?
  • Если таких людей нам не хватает, намерены ли мы приглашать сведущих Друзей на какое-то время посетить наше собрание, ревизовать наши практики вместе с нами и напомнить нам об устоях нашей традиции?

(3) Третий преобразующий элемент моего более чем десятилетнего опыта в Пендл-Хилле состоял в том, чтобы понять парадокс, лежащий в основе квакерского пути: приверженность к сообществу и к способности различать свет и тьму в сообществе так же важна для веры и практики квакеров, как и подтверждение прямого доступа каждого человека к Божьему водительству. В лучшем случае мы придерживаемся парадокса радикальной зависимости от Внутреннего Учителя и радикальной уязвимости, бесстрашно отделяя зерна от плевел на «общинном собрании», независимо от того, что мы по отдельности считаем истиной.

Этот крайне важный парадокс часто опускают или неправильно понимают как в квакерском сообществе, так и вне его. Легко ошибочно принять наш акцент на Внутреннем Учителе как форму радикального индивидуализма: «Одна правда для вас, другая для меня, и не важно, в чем разница». Но это искажение традиции – если бы это было правдой, такое отношение сделало бы нас частью проблемы, а не частью ее решения. Мы должны учитывать разницу – мы разделяем этот мир, и наши индивидуальные убеждения могут иметь последствия для других.

Насколько я понимаю, парадокс квакеров звучит следующим образом: нашим лучшим учителем является Бог внутри нас, Внутренний Учитель, к голосу которого мы должны внимательно прислушиваться. Но у нас внутри есть и другие голоса – голоса страха, эгоизма, жадности, зависти, самовозвеличивания и самоуничижения – голоса, которые время от времени говорят со всеми нами. Поэтому очень важно проверить истинность того, что мы слышим изнутри, проверить это в сообществе, которое не даст нам «ответа», но поможет нам уловить достоверность того, что мы слышим, и откуда она исходит.

В наших лучших проявлениях мы практикуем редкую форму сообщества, с которой я никогда не сталкивался, пока не приехал в Пендл-Хилл. Яснее всего это видно при сравнении с двумя ложными формами сообщества, доминирующими в нашем мире, не в последнюю очередь в мире религии. В одной из этих форм голос индивида подавляется голосом группы, допускающей только те высказывания (и верования), который соответствует нормам группы. В другой форме ложного сообщества каждый может сказать все, что захочет, но никто не слушает, никто не отвечает, и никому нет до этого дела!

У квакеров возникла гениальная идея, позволившая им изобрести третью форму сообщества. В нем мы можем говорить любым способом, к которому ощущаем водительство, и проверять свои водительства в рамках общины, где другие делают то же самое. Но такая проверка осуществляется отнюдь не в виде аргумента «я прав, а ты неправ». Вместо этого мы высказываемся наряду с другими собравшимися, излагая свои мысли в одном ряду с голосами других – как если бы мы вплетали нити в пряжу на общинном ткацком станке, тем самым создавая более масштабную модель понимания, чем любой из нас мог бы постичь в одиночку. В конце концов возникает то, что я называю «гобеленом истины» – гобеленом, у которого некоторые нити отпали, а другие соединились с мощью и красотой, побуждающими нас действовать, индивидуально и / или коллективно.

Вот как я понимаю молитвенные собрания «по особому случаю» или «закрытые», а также молитвенные собрания для решения деловых вопросов. На таких собраниях наши души соединяются в общении с Духом, а также друг с другом, и в конечном итоге руководствуются Духом, если мы остаемся открытыми для него.

Когда я оглядываюсь назад на этот формирующий элемент моего опыта в Пендл-Хилле, мне на ум приходит пара вопросов:

  • Насколько хорошо наши молитвенные и деловые собрания придерживаются квакерского парадокса, помогая людям отделять зерна от плевел и тщательно анализировать то, что они слышат изнутри? Насколько хорошо мы помогаем друг другу жить глубже в соответствии с требованиями, которые предъявляет нам этот парадокс, такими как умение слушать внимательно, говорить честно, проявлять терпение и личную восприимчивость?
  • Как часто мы отступаем от квакерского парадокса по направлению к ложному сообществу – создавая культуру, в которой нежелательны определенные виды речи или же где люди говорят, но не ощущают, что их слышат? Например, если наше собрание преимущественно христоцентрично, могут ли Друзья-универсалисты говорить свободно? Если наше собрание универсалистское, будут ли христоцентричные Друзья говорить не стесняясь?
  • Что мы делаем, чтобы донести квакерский парадокс до широкой публики, чтобы помочь непосвященным понять природу и потенциал этой редкой формы сообщества?

(4) Четвертый элемент моего преобразования был связан с общиной как жизненным опытом повседневной жизни. В течение моего более чем десятилетия в Пендл-Хилле семьдесят человек жили в непосредственной близости от всего, что я испытывал за пределами своей собственной семьи. Мы вместе молились, вместе питались, учились, выполняли физическую работу, вместе принимали решения и – так или иначе – старались как можно лучше заботиться друг о друге. В нашем сообществе царило также полное экономическое равенство: пока я был там, все получали одинаковую базовую зарплату, независимо от звания, характера работы или квалификации.

Такая жизнь в течение одиннадцати лет принесла мне несчетное количество даров, поэтому я назову лишь пару из них. Первый может удивить вас, если вы представляете себе Мирное Царство! Дар заключался в умении испытывать напряжение и переживать конфликты и при этом их творчески использовать.

Когда семьдесят человек живут в непосредственной близости, неизбежно иногда вступаешь с одним или несколькими из них в «ближний бой»! Это не по-квакерски, я знаю, но случается. Ибо как сказано в Писании: «Где бы ни собрались двое или трое, рано или поздно они повздорят!» Мне рассказывали, что во время Тайной Вечери там спорили о том, как разделить счет на оплату.

Именно такие случаи привели меня к определению сообщества, которое я сформулировал в конце своего первого года в Пендл-Хилле: «Сообщество – это то место, где всегда живет человек, с которым ты меньше всего хочешь жить». Затем, в конце второго года, я добавил к этому определению следующее: «Когда этот человек уходит, немедленно возникает кто-то другой, чтобы занять его или ее место».

За этими полушутливыми определениями кроются две вещи, которые я вынес из «совместной жизни». Во-первых, в тесно сплоченном сообществе всегда найдется кто-то, на кого вы можете спроецировать проблемы и вопросы, которые на самом деле находятся у вас внутри. Поэтому, когда вы встречаете человека, с которым вам меньше всего хочется жить, вы видите себя в зеркале, что дает вам прекрасную возможность для самопознания и прощения другого и себя. В некотором смысле это проникновение в суть ненасилия, потому что проецирование своего понимания и выдержки удерживают нас от создания «врагов» везде, где бы мы ни появились. Как сказал Пого, и это всем известно: «Мы встретили врага, и это мы сами».

Второе, что я уяснил из такого вида «ближнего боя», это то, что конфликт не означает конец сообщества. Напротив, конфликт – это путь к более совершенному сообществу. Иногда люди могут пройти этот путь самостоятельно; иногда им требуется стороннее посредничество; иногда разрешение приходит способами, которые можно назвать только благодатью. И чего бы это ни стоило, сообщество совершенствуется, когда мы учимся жить в соответствии с определением, предложенным Жаном Ванье, основателем сообществ L’Arche, говорившим, что сообщество – это «постоянный акт прощения».

Как религиозная община, которая никогда не желала участвовать в словесном прозелитизме – нежелание, которое я призываю нас переосмыслить – квакеры никогда не должны забывать, что Тертуллиан, историк церкви второго века, говорил о том, что способствовало росту ранней церкви. Он заметил, что совершенно посторонние люди, заглянув в те ранние церкви, говорили: «Посмотрите, как они любят друг друга». Любовь, способная привлекать других, и есть та любовь, которой мы обучаемся, только пережив вместе трудные времена.

Вот несколько вопросов, которые приходят ко мне на ум, когда я оглядываюсь назад на этот формирующий элемент моего опыта в Пендл-Хилле:

  • Помимо деловых и молитвенных собраний, какие другие формы совместной жизни доступны нашим членам и участникам? Чем шире разнообразие форм – от ужинов вскладчину до трудовых дней, дабы принимать коллективное участие в социальных действиях – тем глубже опыт живого сообщества.
  • Насколько мы открыты и честны в отношении противоречий и конфликтов, лежащих прямо под поверхностью, как только двое-трое соберутся вместе? Или мы считаем, что разногласия и конфликт настолько «не-квакерские» понятия, что пытаемся от них избавиться, замалчивая их?
  • Насколько хорошо мы учим принципу, что конфликт – отнюдь не конец сообщества, а путь к нему? И насколько хорошо мы поддерживаем людей, которые пытаются реализовать этот принцип на практике?

(5) Пятым и последним элементом моей трансформации было видеть то, как люди в Пендл-Хилле изо всех сил старались поступать в соответствии со своими убеждениями, когда дело доходило до социальных свидетельств квакеров – которые, как назвал их в начале истории Пендл-Хилла Говард Бринтон, есть простота, мир, целостность, общность и равенство.

Пендл-Хилл был основан как живая лаборатория этих свидетельств. Хотя там так и не достигли идеального воплощения – что всегда за пределами нашей досягаемости – Пендл-Хилл пребывал в этих человеческих возможностях, так же как и любое сообщество, мне известное, и лучшее, чем большинство из них. В то же время у нас случались предсказуемые разногласия, трения и конфликты по поводу того, как эти свидетельства должны выглядеть на практике, и, как я уже говорил, я многому научился благодаря той открытости, с которой мы разрешали эти разногласия.

Например, мы боролись с отсутствием определенных видов разнообразия, без которых свидетельство о равенстве не может быть полностью проверено. Мы были разными по возрасту, роду занятий, сексуальной ориентации и теологическим убеждениям. Все это важно – но когда дело доходило до расы и социального положения, мы в основном выглядели словно горошины в стручке. Но мы пребывали в свидетельстве о честности, имея мужество открыто и регулярно обсуждать этот вопрос, а не игнорировать его и делать вид, что все хорошо.

Более того, жить в свидетельстве о равенстве не начинается с внешних признаков разнообразия. Я потерял счет того, сколько раз пастор просил меня помочь их «однородному белому собранию» стать более разнообразным. Я всегда отвечаю: «Нет, я этого делать не буду».

Когда меня спрашивают почему, я объясняю: «Нет такой вещи, как однородное собрание белых. Есть только кучка белых людей, притворяющихся, что среди них нет различий, потому что они боятся, что если эти различия всплывут, тогда все рухнет. Если вы не можете справиться со своими собственными невидимыми внутренними различиями, с какой стати кто-то, явно отличающийся от вас, захочет к вам присоединиться? Если вы готовы работать над этой проблемой, я буду рад поработать с вами».

Что мне особенно нравится в этой части моего опыта Пендл-Хилла, так это то, как мы обсуждали наши разногласия по поводу свидетельств – и по более важным вопросам богословия – не втягиваясь в «политкорректность» или словесные схватки. Вот история, которая проиллюстрирует, что я имею в виду. Она касается Робина Харпера, который возглавлял хозяйственные службы в Пендл-Хилле, пока я был там.

Робин известен среди Друзей как человек, который отказывается платить военный налог по соображениям совести. Это означало не только возможность судебного преследования и тюремного заключения – отказ платить военный налог предъявлял очень жесткие требования к его жизни. Робин мог работать только у таких нанимателей, кто согласились бы не удерживать налоги, что резко сокращало для него возможности трудоустройства, и он не мог владеть недвижимостью, которую Налоговое управление могло бы арестовать и превратить в наличные деньги.

Я разделял отвращение Робина к войне, но не мог себе представить тот риск и те жертвы, на которые он шел. Я был на той стадии нравственного развития, когда у меня были очень высокие этические устремления и столь же высокий уровень чувства вины за то, что я постоянно терпел неудачу. Вот формула доброй жизни, говорю я вам – ставьте перед собой возвышенные цели, достигайте минимума и все время чувствуйте себя мерзко!

И вот однажды я пошел к Робину и рассказал ему о своем восхищении и своей дилемме. «Я верю тому, во что ты веришь, – сказал я, – и хочу воплотить свои убеждения в жизнь. Но я просто не могу заставить себя делать то, что делаешь ты». Робин ответил ясно и без затей, с большим состраданием. «Продолжай верить, – сказал он, – и следуй, куда бы твое убеждение тебя ни привело. Со временем ты найдешь свой собственный способ противостоять насилию и содействовать миру». Вот квакерство в своем лучшем проявлении, вот общество в лучшем виде, обучение во всей красе, дружба во всем великолепии.

Я знаю, что между нами существуют разногласия в области теологии и этики, но мы должны обсуждать их так, чтобы это побуждало нас двигаться вперед вместе, не разъединяя нас. Надеюсь, нигде нет ни одного квакера, который считает, что убывающее число наших членов связано с тем, что мы недостаточно спорили о наших несхожих богословских убеждениях, и попытается сделать ставку на теологическую чистоту, вокруг которой сплотятся другие. Поверьте, люди, покидающие организованную религию, делают это отчасти из-за всех глупых богословских комичных стычек касательно того, что выходит за пределы всего, чему возможно дать наименование. Стычек, которые, как кажется, оставляют людям недостаточно энергии, чтобы продемонстрировать, как выглядит их вера, по которой они живут.

Вот некоторые вопросы, которые приходят ко мне, когда я оглядываюсь назад на этот формирующий элемент моего опыта в Пендл-Хилле:

  • Регулярно ли мы обращаемся к социальным свидетельствам квакеров и говорим о том, как квакерское сообщество воплощало их исторически?
  • Обсуждаем ли мы текущие дела в контексте наших социальных свидетельств и ожидаем ли водительства от Духа по поводу старинного вопроса: «Как тогда нам следует жить?»

III. Несколько слов о моей работе

В заключение, я хочу кратко рассказать о связи между моим формированием как квакера в Пендл-Хилле и моей работой в миру за последние сорок лет. Во многом работа, которую я проделал, является прямым продолжением моего более чем десятилетнего стажа в Пендл-Хилле и влияния веры и практики квакеров на мою жизнь. Я имею в виду не только свои сочинения, но и проект, начатый мною еще в начале девяностых, и который, с помощью многих людей, стал некоммерческой организацией, называемой теперь Центром храбрости и возрождения.

Благодаря очень умелому руководству – а лидеры там моложе и умнее меня – работа Центра достигла значительного успеха. В настоящее время у нас 240 координаторов в США, а также в Канаде, Англии, Австралии и Южной Корее. Мы предлагаем целый ряд различных долгосрочных ретритов для широкого круга людей, включая учителей и директоров средних школ, преподавателей и администраторов в сфере высшего образования, врачей и других медицинских работников, духовенства, благотворителей, руководителей некоммерческих организаций, адвокатов, судей и других. В последнее время мы разрабатываем программы для граждан, которые хотят помочь в обновлении американской демократии. За последние пятнадцать лет около 80000 человек непосредственным образом были вовлечены в наши программы, и гораздо больше народу было затронуто тем, что эти люди принесли с собой, вернувшись на свои рабочие места.

Во многих наших программах группа из 20-25 участников проходит совместно через серию упрощенных трехдневных ретритов, охватывающих период в двенадцать, восемнадцать или двадцать четыре месяца. Это дает нам более чем достаточно времени, чтобы за один уикенд подняться на вершину горы, и затем, к полудню понедельника оказаться в долине смертной тени. Это дает нам время глубоко погрузиться в контекст сообщества, сформированного тем, что я назвал «парадоксом квакеров» – «сообществом уединения», способом «пребывания в одиночестве вместе».

Наша цель на этих ретритах – создать безопасное пространство в том, что мы называем «Кругом доверия», безопасное пространство для людей, чтобы слушать своего внутреннего учителя, «воссоединиться с душой и ролью», более полно привнести свою индивидуальность и целостность в свою жизнь и работу. Когда люди, знакомые с Пендл-Хиллом, просят меня описать мою работу, я отвечаю очень просто: «Центр храбрости и возрождения – это Пендл-Хилл в пути», в честь того самого места и традиции, где я всему этому научился. Привлекательность наших программ, основанных на принципах и практике квакеров, убедила меня в том, что само квакерство все еще отвечает запросам людей.

Есть одна особенность наших программ и моего опыта в Пендл-Хилле, которую я хочу отметить в заключение. Это еще один элемент трансформации, которого в квакерстве достаточно, но, возможно, нужно упомянуть его отдельно, чтобы противопоставить тому образу, согласно которому нас иной раз воспринимают как людей не в меру мрачных и сдержанных. Я говорю о радости и смехе.

Не могу представить себя в духовном путешествии, при этом не смеясь над собой и над тем, как все перепутано в нашей жизни. И я не могу представить, что отправляюсь в это путешествие без тех, с кем могу посмеяться вместе. Без этого мы, вероятнее всего, вляпаемся по самые уши в густую овсянку. Смех – это закваска жизни, корректива той духовной пафосности, от которой хлеб жизни становится так плохо пропеченным, что болит живот. Смех – это поведение, которое позволяет ангелам летать, потому что, по словам Честертона, они легко к себе относятся.

Мне нравится то, что Джозеф Кэмпбелл говорит о «восхищении жизнью», восхищении, которое проявляется во многих формах, но часто в радости и смехе:

Люди говорят, что все мы ищем смысл жизни. Не думаю, что мы действительно ищем именно это. Я думаю, что мы пытаемся найти то, что делает нас живыми, так чтобы наш жизненный опыт в чисто физическом плане был бы созвучен с нашей сокровенной сущностью и реальностью, так чтобы мы действительно почувствовали восхищение от того, что мы живем. Вот об этом, собственно говоря, и речь…

Итак, окончательный набор вопросов на рассмотрение Друзей:

  • Делимся ли мы с людьми радостью и энергией жизни, заботливо слушая друг друга и Духа?
  • Разделяем ли мы радость и жизненную силу, живущую в честном откровении о наших страхах, наших надеждах, нашей вере?
  • Разделяем ли мы радость и жизненную силу ощущения того, что мы дома в собственном теле и дома в нашем поразительно разнообразном мире – радость и жизненные силы, когда учимся полностью отдавать себя служению миру?

* * * * * * *

Постскриптум

За два дня до моего выступления я услышал рассказ из истории квакеров, который я никогда раньше не знал. Хотя ее не было в моем исходном тексте доклада, мне она так понравилась, что я рассказал ее перед тем, как начать говорить. Поэтому я хочу поделиться ею здесь:

В 1845 году квакеры в Северной Ирландии основали Бессбрук, экспериментальную утопическую общину. В этой образцовой деревне не было ни пьянства, ни ругательств, ни азартных игр, и, следовательно, не было нужды в полиции. В 1879 году Джордж Бернард Шоу посетил Бессбрук, чтобы посмотреть, как идут дела.

В конце своего визита репортер спросил его, что он думает об общине, в которой нет ни ругательств, ни выпивки. «Судя по выражению их лиц, – сказал Шоу, – может показаться, что им бы не помешало ни то, ни другое». Он также сообщил, что на пруду Бессбрук видел лебедя, «ищущего место, чтобы утопиться».

Это история, которой ставится под вопрос наша способность как квакеров быть «ангелоподобными», в том виде, как излагал Честертон!

Паркер Палмер

Паркер Палмер

Паркер Палмер. Краткая биография

Паркер Палмер – писатель, лектор и активист, занимающийся вопросами образования, общества, лидерства, духовности и социальных изменений. Он является основателем и старшим партнером Центра храбрости и возрождения и курирует долгосрочные программы ретритов для специалистов в сфере услуг, включая учителей, администраторов, врачей, священнослужителей, некоммерческих лидеров и филантропов.

У П. Палмера есть докторская степень в области социологии Калифорнийского университета в Беркли, а также тринадцать почетных докторских степеней, две награды за выдающиеся достижения от Национальной ассоциации образовательной прессы, награда за выдающиеся достижения от Объединения издателей церковной периодической прессы. Он получатель крупных грантов от Фонда Данфорта и Фонда Лилли.

Паркер Палмер – автор девяти книг, в том числе нескольких бестселлеров и книг, отмеченных наградами: «Исцеление сердца демократии», «Мужество учить», «Скрытая целостность», «Пусть говорит ваша жизнь», «Активная жизнь», «Знать, как нас знают», «Компания чужих», «Обещание парадокса» и «Сущность высшего образования».

В 1998 году в рамках проекта «Лидерство» были опрошены 10000 педагогических работников по всей стране, и д-р Палмер был назван одним из тридцати «наиболее влиятельных руководителей высшего звена» в сфере высшего образования и одним из десяти ключевых «ведущих авторитетов» последнего десятилетия.

С 2002 года Аккредитационная комиссия для последипломного медицинского образования ежегодно вручает награды Паркера Дж. Палмера «Смелость учить» и «Смелость руководить» директорам образцовых программ по клинической ординатуре.

В 2005 году была опубликована книга «Жить вопросами: очерки, вдохновленные работой и жизнью Паркера Дж. Палмера».

В 2010 году Паркер Палмер был удостоен премии Уильяма Рейни Харпера, перечень предыдущих лауреатов включал Маргарет Мид, Эли Визеля, Маршалла Маклюэна и Паоло Фрейре.

В 2011 году журнал «Атне ридер» в своем ежегодном списке «Люди, которые меняют мир» назвал его одним из 25 провидцев.

Д-р Палмер, член Религиозного общества Друзей (квакеров), принадлежит к собранию Друзей в Береа (Кентукки), живет с женой Шарон Палмер в Мэдисоне, штат Висконсин.

Источник

Видео (англ.яз.)