Благая весть о грехе

Ибо добра, которого хочу, не делаю; а делаю зло, которого не хочу.

Послание к Римлянам 7:19

Я хочу поговорить о грехе. В зависимости от того, к какому типу квакеров вы относитесь, это может показаться не совсем квакерским занятием. Квакеры, которых я знаю в Британии, вообще почти не говорят о грехе, а ранние квакеры Англии XVII века очень настороженно относились к тем, кто делал слишком большой акцент на грехе, например к пуританам. Пуритане верили в то, что называется «двойным предопределением»: мы рождаемся грешными и порочными, обреченными на вечность в аду, и только Бог может спасти нас. Однако количество мест на небесах ограничено, и Бог уже выбрал, кто будет спасен. К этому следует добавить, что в данной жизни у вас нет возможности узнать, являетесь ли вы одним из избранных. Грех – это неизбежная реальность, а вечное проклятие – постоянно присутствующая возможность. Жизнь с такой теологией была тяжелым, наполненным тревогой бременем. Квакеры восстали против такого богословия, заявив, что свобода от греха в этой жизни возможна. Мы можем жить с уверенностью в своем спасении. Квакеры обвиняли пуританских служителей в том, что они «проповедуют грех», отягощающий людей, вместо того чтобы направлять их к освобождающему Свету Христа. Я не пуританин, но в этой статье буду писать о грехе и о том, как глубоко он поселился в нашей плоти, настолько глубоко, что избавление от него в нынешней жизни очень маловероятно. Надеюсь, мои квакерские предки смогли бы меня простить. Хотя возможно, это прозвучит так, будто я собираюсь «проповедовать грех», однако хочу сказать, что разговор о грехе, грамотная теология греха могут помочь нам быть верными последователями Иисуса. Хотя сам по себе грех – не повод для радости, мы можем говорить о грехе и осмысливать его так, чтобы эти слова были благой вестью.

В моей квакерской общине в Британии грех не является модной темой. О грехе говорят редко, и квакеры совершенно четко дают понять, что идея «первородного греха» не приветствуется. Когда я говорю квакерам, что интересуюсь грехом или работаю над теологией греха, то встречаю реакцию удивления и даже страха. Могу понять, почему. Представления о том, что мы рождаемся, заранее обреченными на вечное наказание в аду, или о том, что секс по своей сути греховен, оскорбительны. Многие люди пострадали от утверждений, что они испорченные грешники, совершенно недостойные любви. Я вырос не христианином, и когда познакомился с христианами и с тем, во что они верят, их понимание греха показалось мне очень нелепым. Казалось, что грех объединяет поведение и поступки, которые на самом деле не относятся к одной категории. Один школьный друг-христианин сказал мне, что мы попадаем на небеса лишь в состоянии «чистого листа», и любой грех, каким бы крошечным он ни был, учитывается против нас. Это означало, что завистливая мысль или безобидная ложь в глазах Бога равносильны убийству. Многие христиане называют греховными то, что для меня не кажется грехом. Когда в подростковом возрасте я обнаружил свою нетрадиционную сексуальную ориентацию, другая школьная подруга-христианка не смогла признать мою принадлежность. Она считала, что может оставаться моей подругой, игнорируя одно из величайших открытий в моей жизни. Она рассуждала так: она любит грешника, но ненавидит грех. Хотел бы я, чтобы она увидела меня сейчас и поняла, что я в порядке. Если это и есть грех, то мне не нужно от него спасаться. В то же время многие христиане активно выступают за то, что мне кажется очень греховным, например, за смертную казнь или за наказание людей по причине их бедности. У слова «грех» плохая история. Оно сопровождается тяжелым багажом. Многие из наших теорий греха сами по себе греховны.

Из-за этой грешной истории разговоров о грехе мне нужно установить несколько принципов, прежде чем я смогу приступить к своим размышлениям о грехе. Один из моих любимых богословов, Юрген Мольтманн, сказал, что разговор о грехе должен происходить только в терапевтическом кругу церкви. Разговор о грехе должен происходить только в сообществе, где любят и заботятся друг о друге. Прежде чем мы сможем здраво рассуждать о грехе, нам нужно знать, что мы являемся частью доброго Божьего творения. Как Божьи создания, мы имеем долю Божьей благости, которую ничто не может изменить. Мы любимы и прекрасны во всей своей неидеальности. Наш удел – не вечные муки в аду, и ни для кого это не удел. Наш удел – Божья любовь, которой нет предела. Это может оказаться трудным для глубокого осознания фактом, и многие из нас потратят много времени на его изучение. Грех никогда не может быть первым словом. Первое и последнее слово всегда за Богом, Который есть Любовь.

Почему бы просто не остановиться на том, что мы любимы и милы? Зачем вообще переходить к теме греха? Похоже, именно в таком положении находятся квакеры в Британии. Мы привыкли говорить о врожденной доброте человечества. Мы верим, что каждый человек уникален, драгоценен, является дитем Божьим. Мы верим, что в каждом есть «то, что от Бога». В брошюре «Двенадцать квакеров и зло» (2006 г.) один квакер пишет: «Как и многие квакеры, я верю, что мы рождаемся не для того, чтобы, как это могут представить некоторые религиозные люди, страдать под жестоким бременем первородного греха, а чтобы греться в радости первородного благословения». Термин «первородное благословение» происходит от названия очень популярной книги Мэттью Фокса. Фокс утверждал, что человечеству нужна новая религиозная парадигма, которая отказалась бы от идеи низвержения из рая и заменила бы ее духовностью, ориентированной на созидание, которая подчеркивает доброту мира.

При таком сильном сосредоточении на благости, как же в таком случае британские квакеры объясняют проблему зла и греха? В целом они считают, что люди по сути своей добры, но некоторые из них выбирают злые поступки. Мы думаем, что те люди, которые выбирают зло, нуждаются в помощи, исцелении и реабилитации. Мы можем считать, что человек, совершающий злые поступки, страдает из-за плохого психического здоровья, а не является злым по своей сути. Когда квакеры говорят о том, кто же несет ответственность за зло, общее мнение таково: мы виновны только в том зле, которое совершаем по собственному выбору. Если свободного выбора нет, то нет и вины. Квакеры не одиноки в своем мнении. Это широко распространенное убеждение в современном мире, который ценит суверенитет и свободу воли разумного человека. Мы несем ответственность только за свой свободный выбор. Несмотря на то что это убеждение широко распространено в наши дни, оно имеет долгую историю. Одним из самых известных его выразителей был ирландский монах IV века по имени Пелагий. Он считал, что каждый из нас обладает свободной волей, которая может свободно выбирать добро или зло. По мнению Пелагия, всегда можно избежать греха. Мы всегда можем свободно выбирать добро. Но так ли это в нашей действительности? В Послании к Римлянам 7:14-25 апостол Павел пишет о несоответствии между тем, что он хочет делать, и тем, что он делает в итоге. Его воля и его действия не совпадают. Его тело и его разум находятся в конфликте друг с другом. «Ибо добра, которого хочу, не делаю; а делаю зло, которого не хочу». Так думал епископ из Северной Африки по имени Аврелий Августин Иппонийский. Августин был яростным противником Пелагия и утверждал, что наша воля не так свободна, как мы полагаем. Наша способность к правильному волеизъявлению сама по себе искажена. Мы можем знать, чего хотим, но не можем хотеть того, чего хотим. Среди квакеров, которых я знаю, Августин пользуется дурной репутацией. Именно он придумал идею первородного греха, в том числе того, что дети рождаются порочными и заслуживают наказания в аду. Я не собираюсь утверждать, что Августин был прав во всем. Со многими его мыслями я не согласен. Но я думаю, что в его словах о том, как глубоко грех формирует нас, есть большая доля истины. Я нахожу Августина особенно полезным, когда думаю о грехе расизма и белоцентричности.

В Великобритании многие белые люди считают, что расизмом занимаются только плохие, расистские люди. Мысль о том, что расизм живет и в «хороших» белых людях, воспринимается как возмутительное предположение. Назвать кого-то «расистом» считается шокирующе оскорбительным, даже более оскорбительным, чем сам расизм. При таком образе мышления расизм – это то, что мы делаем по собственному выбору. Мы являемся расистами только в том случае, если свободно выбираем сделать или сказать что-то расистское. Но такое понимание расизма крайне несовершенно, поскольку оно не соответствует опыту тех, кто ежедневно страдает от расизма со стороны «хороших» «нерасистских» людей. Была одна чернокожая адвокатесса, которую по дороге в зал суда, где она работала, трижды останавливали три разных человека, каждый из которых принимал ее за подсудимую. Каждый из этих людей, увидев чернокожую женщину, инстинктивно решил, что ей не место в данном пространстве. Никто из этих людей не считал себя расистом, но тем не менее они воспроизвели расизм, который приравнивает чернокожесть к преступности. Были ли они грешны? Если мы приравниваем вину к свободному сознательному выбору, то, очевидно, нет. Чернокожий теолог Энтони Редди называет это «теологией благих намерений», когда наши благие намерения сводят на нет любую ответственность за наши пагубные действия. Он рассказывает историю о чернокожем подростке, который был арестован за преступление, которого не совершал, и поэтому пропустил важный школьный экзамен. Редди пишет: «Запоздалые извинения, которые впоследствии принесли полиция и экзаменационная комиссия, были какими-то пустыми. Они, конечно, не виноваты. Поскольку чернокожий юноша тоже не был виноват, за исключением очевидного преступления – того, что он был чернокожим, – получается, что никто не был виноват». В мире благонамеренных и ни в чем не повинных людей существование расизма остается неразрешимой загадкой. Мы имеем, по словам Эдуардо Бонилла-Сильва, «расизм без расистов».

Теология, которая связывает вину только со свободно выбранными поступками, не может разобраться в запутанной паутине разрушенных взаимоотношений, которые формируют нашу жизнь, как мы думаем, говорим и действуем. Расизм не ограничивается действиями злых людей. Он глубоко укоренился в наших социальных структурах и проявляется в нашем бессознательном поведении. Мы можем назвать это «системным грехом». Это тот вид греха, который проникает повсюду, который прочно укоренился. Будучи белым человеком, я могу осознанно не выбирать расистские взгляды, но это не предохраняет меня от распространения расистских систем. Джордж Янси – чернокожий философ, который работает с белыми студентами, чтобы помочь им осознать свою белоцентричность. Он пишет о том, как его благонамеренные студенты попадают в «засаду» своей белоцентричности. Как только они думают, что достигли глубин своей белоцентричности и контролируют ее, они делают или говорят что-то, что обнаруживает еще более глубокую пропасть. В тот момент, когда они думают, что наконец-то стали «хорошим» белым человеком или даже стряхнули с себя свою белоцентричность, их поведение показывает им, что они все еще остаются в рамках этой системы.

Именно здесь мне кажется логичным мнение Августина о наших искаженных желаниях, о нашей неспособности к свободному волеизъявлению. Я, как белый человек, могу обладать желанием быть противником расизма и избавиться от своей белоцентричности, но моя воля с рождения формируется системой превосходства белой расы. «Ибо добра, которого хочу, не делаю; а делаю зло, которого не хочу». Кто знает, сколько времени мне понадобится, чтобы распутать запутанные узлы превосходства белой расы, пронизывающие меня. Недавно я услышал, как богослов Эл Макфадиен использовал метафору дыхания и загрязняющих веществ в воздухе. Воздух, которым я дышу, воздух, который дает мне жизнь, наполнен загрязняющими веществами от машин и грузовиков за окном моего кабинета, и эти загрязняющие вещества присутствуют в воздухе, который я вдыхаю, произнося свои ежедневные молитвы. Даже когда я возношу хвалу Богу, я вдыхаю загрязненный воздух. Экосистема, в которой мы живем, любим и, возможно, процветаем, также повреждена. Это заставляет меня задуматься о микропластике в наших океанах – крошечных фрагментах пластика из наших автомобильных шин, одежды и упаковки, которые попадают в море и водный цикл. Морские обитатели впитывают загрязненную воду, и микропластик проникает глубоко в их организм. Мы, как и рыбы, существуем в состоянии греха. Грех – это испорченный воздух, которым мы дышим, испорченный океан, в котором мы плаваем. Мы рождаемся в мире, уже изуродованном нашими предшественниками, и с самого рождения на нас лежит глубокий отпечаток этой порчи.

Белым квакерам, которые считают, что мы ответственны только за то зло, которое совершаем по собственной воле, нечем объяснить расизм, существующий внутри квакерского сообщества, не говоря уже о мире в целом. Наша неспособность говорить о грехе мешает нам противостоять греху расизма. Наше чрезмерное внимание к человеческой доброте создало образ доброго белого квакера. Мы привыкли рассказывать историю о том, какими хорошими и мужественными были квакеры в прошлом. Мы привыкли говорить о квакерах как о героях аболиционистского движения. Когда мы говорим, что что-то является или не является «квакерским», мы подразумеваем, что что-то является или не является хорошим. Если вы когда-нибудь посетите Дом Друзей в Лондоне, то, подойдя к входу, заметите, что на каждой тротуарной плитке выгравировано какое-либо достижение квакеров. Смысл в следующем: Квакеры – это хорошие люди, которые делают хорошие вещи.

Этот груз репутационной доброты означает, что мы можем стать одержимыми своей личной добротой, своей моральной чистотой. У нас есть репутация, которой мы должны соответствовать! Квакерский теолог Рейчел Мюэрс сказала, что если мы сосредоточимся на нашем свидетельстве как на своде моральных правил, если мы сосредоточимся на том, чтобы быть хорошими людьми, пытаясь отделить себя от греховных систем, в которых обитаем, то можем попасть в замкнутый круг самооправдания. Мы можем вечно чувствовать, что живем недостаточно просто или правдиво, и поэтому будем стремиться быть все более «квакерскими». Когда я преподавал курсы для людей, которые только познакомились с квакерством или рассматривали возможность стать членами Религиозного общества, я часто слышал, как люди говорили, что не чувствуют себя достаточно хорошими, чтобы быть квакерами. Квакеры могут зациклиться на том, чтобы быть хорошими, свободными от греха людьми, вместо того чтобы признать реальность того, что они никогда не смогут быть свободными от многочисленных систем греха, которые заражают нас.

Борьба за то, чтобы быть хорошим в мире, пронизанном грехом, изматывает. Так где же здесь благая весть? Я считаю, что способ избавиться от греха – полностью признать, насколько мы поражены им. Я говорю: перестаньте бороться за то, чтобы быть хорошими. Мы не призваны быть хорошими. Как говорит Иисус в Евангелии от Марка 10:18, никто не благ, кроме Бога. Напротив, мы призваны быть верующими людьми, даже находясь в состоянии греха. Я усвоил этот урок в возрасте примерно 30 лет. Большую часть своей жизни я хотел быть идеальным человеком. Я вырос геем в Англии в 80-х и 90-х годах, в тени Статьи 28. Это был закон, введенный правительством Маргарет Тэтчер против «пропаганды гомосексуальности как притворных семейных отношений» в школах. Я рос, зная, что во мне есть что-то невыразимо постыдное, и поэтому я поступал так же, как многие геи, и старался быть «самым лучшим мальчиком на свете». Я думал, что быть идеально хорошим – это компенсация за стыд быть геем. Я был искалечен системным грехом гомофобии. Следы этого уродования сохранялись еще долго после того, как я сочетался браком. Я смог перестать быть хорошим только после того, как мы с мужем провели семь месяцев, живя и работая в месте под названием «Община Отоны» в Эссексе, на юго-востоке Англии. Это что-то вроде христианского лагеря отдыха, расположенного на побережье рядом с прекрасной часовней седьмого века. Мы готовили, убирали и принимали гостей. Посетители говорили мне: «Это такое чудесное место! Наверное, здорово жить здесь постоянно». Я улыбался и кивал, думая о том, как же трудно здесь жить.

Спустя пять месяцев я устал от шумных, неблагодарных гостей. Мне надоели люди, с которыми я работал. Из-за мелочей возникали крупные ссоры. Я дошел до предела. Я думал, что быть хорошим человеком – это все, что нужно, чтобы жить в обществе других людей, но я ошибался. Я смотрел на всех окружающих и думал: «Вы нехорошие люди. Я вас всех ненавижу!» Затем я посмотрел на себя, увидел, как я зол и ненавижу то, что вокруг. Я не был тем милым, хорошим, идеальным человеком, которым хотел быть. Я никогда не стану самым лучшим мальчиком в мире.

Отбросив желание быть хорошим, я нашел другой способ существования – молитву. В «Отоне» утренние и вечерние молитвы проходят в старой часовне, и каждое молитвенное время заканчивается тем, что мы беремся за руки в кругу, смотрим друг другу в глаза и говорим: «Да пребудет с нами всеми благодать Господа нашего Иисуса Христа, любовь Божья и общение Святого Духа, во веки веков, аминь». Чтобы пожелать благодати, любви и товарищества надоевшим коллегам и гостям, я должен был простить их, как и они прощали меня за все, чем я их раздражал в тот день. Благодать – это не то, что вы зарабатываете или заслуживаете. Я слышал, что в каждой общине есть хотя бы один человек, которому «требуется дополнительная благодать», тот, кто нуждается в большом количестве благодати, проявленной к нему. В «Отоне» я узнал, что иногда этим человеком являюсь я. Я покинул «Отону», больше не беспокоясь о своей собственной хорошей репутации. Вместо этого я стал грешником, борющимся за веру, крепко укорененным в любви и благости Божьей.

Мы не призваны спасать мир сей. Это слишком тяжелое бремя для нас. Вместо этого мы призваны следовать за Духом Христа, говорящим внутри нас, Духом Того, Кто несет на себе грех мира сего, Того, Кто может направить нас к спасению. Часть деятельности Иисуса заключается в том, чтобы вырвать нас из замкнутого круга самооправдания. Пока мы боремся за то, чтобы быть хорошими, мы никогда не сможем вынести тяжести своей вины. Мы несем ответственность за вред, который причиняем, независимо от наших намерений. Мы виновны в грехе, который бессознательно увековечиваем и усиливаем. Это чувство вины сокрушит нас, если мы будем полагаться на собственную благость. Если же мы будем полагаться на Божью благость, на ту благость, в которой мы участвуем как возлюбленные Божьи создания, то наша вина может быть преодолена. Тогда мы сможем внести свою маленькую лепту в развязывание липких оков греха, опутывающих нашу жизнь. Мы любимы и мы ответственны. Мы грешники и мы святые. Мы искажены грехом и мы – драгоценные дети Божьи.

Марк Расс

Эта статья изначально была написана как проповедь, которую Марк Расс, автор блога jollyquaker.com, прочитал в Церкви Друзей в Камасе, штат Вашингтон (США) в воскресенье 21 апреля 2024 года.

Источник: блог jollyquaker.com