Квакерский рассказ для детей
Дорога домой ведёт мимо домика старой ведьмы. Страшное место, и уж коли не удалось найти другого пути, то надо пройти его как можно скорее, потому что Сюзанна знает точно: Молли – презлющая старуха, запродавшая свою душу дьяволу. В лохмотьях, со спутанными волосами – бррр! – она изрядно походит на пугало, а запущенные ногти – о, ужас! – когтистые лапы, да и только! И если против кого она имеет зуб, то положит на него свой глаз, и у того человека не вызреет зерно, сломает ногу кобыла, корова перестанет доиться, а то и с кем-нибудь из домашних беда приключится.
Уж сколько раз односельчане клялись сжечь её дом вместе с ней самой. Или притащить старуху в магистрат, где её стали бы пытать как ведьму и приговорили бы к сожжению на столбе. Ибо кто же не верил в ведьм в те далёкие времена, да и вы, мой читатель, живи вы триста лет назад, наверняка бы тоже, как и Сюзанна, верили бы во всякую нечисть. Однако тугие на подъём поселяне пока не трогали старушку, и только ребятня швыряла камнями в неё и её кошку и кричала вослед: «Курица и петух, курица и петух! Гоните чёрта за дальний луг!»
Увы, чего уже греха таить, и сама Сюзанна поступала также в бытность свою маленькой девочкой.
Глаза её невольно повернулись в сторону домика Молли. Да разве это дом?! Развалившаяся лачуга да и только! Ну и заливает же туда во время дождя… И как только ей удаётся сберечь от лис своих цыпляточек за такой низенькой оградкой? А вот и метла у стены. Неужели она и впрямь летает по ночам к дьяволу на пирушку?
Тут же и сама старуха Молли. Сидит себе у задней дверцы, подперла голову рукой, а другой нежно поглаживает свою кошечку. Одинокая, усталая, старая женщина. Сюзанна ощутила острый прилив жалости. Как это ужасно быть ненавидимой всеми… Ведь даже папа как-то сказал, что Молли продала свою душу, а папа – ведь он же всегда прав!
Вдруг старуха Молли заметила Сюзанну и побежала к ограде, размахивая руками и что-то выкрикивая. Та хотела уже было припустить во все лопатки, но любопытство удержало девочку на месте.
«Ты, эта, скажи старине Брауну, – кричала Молли, грозя маленьким сухим кулачком, – ужо я поквитаюсь с егойным сыночком-то. Надо же, додумался, паразит, спёр-таки отрубя у моих цыпляточек, чтоб ему пусто было. Ужо старая Молли положит-таки свой глаз на этого паршивого воришку, так и знай. Ты знаешь, старая Молли захочет кого сглазить – она сглазит хоть самого чёрта. Так им это и скажи, так и скажи».
Сюзанна вздрогнула при виде указывающего на нее пальца и поспешила убежать восвояси.
«Ой, в чем душа держится, – удивлялась она, резво перебирая ногами по тропинке. – Как мешок с костями. Ну конечно, она приторговывает иногда, так разве этого хватит на жизнь?»
Тут она как раз приметила Боба Брауна, выглядывающего поверх забора.
«Эй, Боб, это ты стащил корм у Моллиных цыплят?»
«Ага, – ответил тот весело. – Но она меня не видала. А ты откуда об этом знаешь, а?»
«А вот старуха Молли тебя и видала, так-то вот. И она сказала мне, чтобы я сказала твоему папаше, что она с тобой поквитается. Понял, что это значит?»
«Ты, это, ты не говори отцу, ладно, а… Он меня выдерет. Знаешь, как он боится старуху Молли?»
«Ты бы лучше сам её побоялся. Это надо быть глупой гагарой, чтобы навлечь на себя её гнев. Сглазит она тебя, вот будешь тогда знать. Может, я и не хотела бы говорить ничего твоему папаше, но я должна сделать это ради старой Молли, а не из-за тебя».
«Че-е-го? Ради старой Молли?! Ты что говоришь, Сью? Ради этой подлой ведьмы?..»
«А вот и не подлой, а вот и не ведьмы. Но ты лучше держи свои лапы подальше от её цыплят». И Сюзанна заторопилась домой.
Семейство Эбботов жило в деревеньке в шести милях от Ланкастера у подножия холма, носившего название Пендл Хилл. Отец Сюзанны, Роджер Эббот, был деревенским кузнецом, человеком до недавнего времени всеми любимым и уважаемым. Кузница стояла прямо за домом, и вся округа не только вела туда своих лошадей, но и несла к нему туда свои заботы и тревоги. Это раньше. И как же всё переменилось с тех пор! Теперь многие бывшие друзья осуждают его, и особенно викарий, а всё за то, что он покинул свой родной приход, где был ни много ни мало церковным старостой и присоединился к секте каких-то квакеров. Да, да, и он тоже стал посещать собрания последователей Джорджа Фокса, которые проходили как раз на Пендл Хилл.
В те времена движение квакеров распространилось по Англии подобно лесному пожару, и отец Сюзанны был одним из многих тысяч, кто оставил свой плуг, сложил свой инструмент и пошёл проповедывать новое учение.
Всё дольше и дольше отсутствовал Роджер Эббот, чувствуя в себе призвание нести в мир свою «благую весть». И мать Сюзанны всё чаще уходила вместе с отцом, оставляя на дочь все заботы по дому. Хоть Сюзанне и было только двенадцать, но в те времена девочки её возраста были уже совсем как взрослые. В кузнице распоряжался её брат Том, дюжий парень двадцати лет, толковый и работающий. Подковать лошадь, починить упряжь, инструмент ему раз плюнуть, он сделает это также ловко и хорошо, как его отец. Но вот подсказать в трудную минуту, дать дельный совет – да, тут односельчанам здорово недоставало Роджера.
Своих единомышленников Роджер звал Друзья и с улыбкой воспринимал насмешливое прозвище «квакеры». Он не ссорился со своими старыми товарищами и оставался таким же добрым и отзывчивым, как всегда. Сюзанне же и Тому родители предоставили право самим решать, становиться ли им квакерами или нет, и Сюзанна долго размышляла над этим, с грустью сознавая, что дом её стал намного менее привлекательным местом, чем был ранее, и добрые соседи всё реже заскакивают туда на огонёк.
Как-то после неожиданной встречи со старой Молли Сюзанна возвращалась домой и – какая радость – отец вернулся! Поужинали, расселись мирно вокруг лампы, и тут вдруг Сюзанна откинула свой недовязанный носок:
«Папа, а правда квакеры верят, что добро есть в каждом человеке?»
«Да, дочурка, в каждом из нас сияет отблеск света, зажжённого Христом, и в каждом из нас прорастает Зерно, посеянное Господом».
«И даже в старой Молли? – не отставала Сюзанна. – Все говорят, и священник тоже, что она продала свою душу дьяволу. Разве она и теперь не насквозь состоит из одного зла?»
Отец помолчал минуту. «Нет, Сюзанна. Свет Господа горит в каждом человеке. И в старой Молли. Может, чуть более тусклый и трудноразличимый…»
«Но, папа, как же тогда распознать его? Ведь она путается с дьяволом, она сглазила многих людей. И у нее есть кошка, но это не кошка, а живое воплощение злого духа, и у них обеих такие когти на лапах! Никто не осмелится войти в ее дом, мы даже стараемся проскочить побыстрее, пока она не заметила».
На этот раз отец ничего не ответил. Вопрос Сюзанны застал его явно врасплох, ибо он, впрочем, как и сам Джордж Фокс, конечно же верил в ведьм. И потом, разве не сказано в Ветхом Завете, что ведьмы не должны жить среди нас? Наконец он промолвил, глядя в волнующееся личико дочери: «Одно, Сюзанна, я знаю точно. Свет Господа, зажжённый Духом Святым, горит в Молли, как и в тебе и во мне. Свет этот неугасим. И когда мы являем любовь ближним нашим, то и свет их становится видимым для нас».
Однако ответ этот Сюзанна нашла довольно трудным для восприятия. Она была девочкой практичной, и наставления предпочитала четкие и ясные.
Прошло сколько-то дней, и родители покинули дом опять. Том сидел на кухне, ломая голову над какими-то картинками. (В те времена еще не было школ для детей простых людей.) Сюзанна хлопотала целый день по хозяйству: стирала белье, готовила. Она испекла Тому огромный сливовый пирог и сбила сливки к ужину – ведь то был день его рождения.
«Том, – спросила она. – А ты понял, что имел в виду отец, когда говорил о старой Молли и свете, зажженном Господом? Это так сложно…»
Том посмотрел в озадаченное личико младшей сестренки и рассмеялся. «Уж не собираешься ли ты взяться за старуху Молли, малышка? Попадешься в лапы старой ведьме, как любит говаривать Джек Робертсон».
«И все же, что имел в виду папа? – Cюзанна была девочкой терпеливой и настойчивой. – Простыми словами объяснить можешь?»
«Попробую», – ответил Том размеренно. «Я так думаю, он имел в виду… что касается людей… а также колдуний, если они добрые… и даже если не добрые, а… упорные в своем зле… Короче, мы все должны стремиться к добру, как мы стремимся к богатству, вот. Но ведьмы – это не по тебе, Сью, – прибавил он озабоченно. – Ты бы взялась за что-нибудь попроще».
По крайней мере это был самый что ни на есть простой язык. Сюзанна отправилась в кровать, но вместо сна ещё долго пыталась разрешить эту сложную проблему. Конечно, папа прав – ведь он же всегда прав! Однако викарий, да и все в округе утверждают, что душа у ведьм насквозь чёрная, а ведь старуха Молли – ведьма. И что же ей теперь делать? Но недаром Сюзанна была не только, как мы уже говорили, девочкой терпеливой и настойчивой, а ещё и решительной. Она сама должна разобраться, кто прав – отец или викарий. Она сама попытается отыскать в душе Молли искру добра. О, это будет опасный эксперимент – ведь ведьмы обладают страшной колдовской силой, они могут превратить тебя… Тут Сюзанна уселась верхом на метлу и полетела. Она покружилась среди весело подмигивающих звёздочек и уселась на макушку высокого вяза, растущего позади кузницы. Из путаницы ветвей торчали рога и грязное копыто огромного чёрно-красного дьявола… Скорее всего это был сон, и не следовало переедать на ночь сметаны и сливового пирога. Хотя, кто знает…
В обязанности Сюзанны входило каждую среду носить в поместье яйца на целую неделю. Дорога её шла как раз мимо домика старой ведьмы, который стоял на опушке леса недалеко от деревни. В этот раз Сюзанна остановилась возле шаткой оградки и огляделась, но старухи не было видно.
«Молли, Молли», – позвала она. Сначала робко, потом всё смелее и смелее. Вместо Молли выскочила серая кошка, осмотрела Сюзанну и бросилась обратно, громким мяуканьем призывая свою хозяйку. А вот и сама Молли. Но что это? Видать, она решила, что перед ней кто-то из её мучителей, кто-то из этой жестокой ребятни, швыряющей камнями в неё и её кошечку, и кинулась к забору с угрозами и проклятьями. Сюзанна вздрогнула от страха, но тут же прошептала себе: «Это здесь, здесь должна быть Искра Божия». И она осталась стоять твёрдо и с улыбкой протянула старухе корзинку.
«Я испекла тебе ячменных лепёшек, Молли. Можно мне взять корзинку обратно?»
Старая ведьма озадаченно уставилась на девочку, подозрительные глазки сверкнули из-под грязных серых лохм. Затем, словно это был цирковой трюк, мгновенно выхватила когтистой лапой корзинку, и, то хохоча, то ядовито хихикая, бросилась домой. Кошка убежала следом. В дверях Молли повернулась, погрозила кулачком:
«Взять обратно, взять обратно, тоже мне», – и скрылась.
Возвращалась Сюзанна в расстроенных чувствах. Что скажет мама, когда узнает про корзинку? Дома она обнаружила, что Том забыл про огонь в печи, и тот, казалось, совсем уже потух. Пришлось Сюзанне изрядно поработать мехами. Она дула и дула на серый пепел, дула и дула, пока не показалась первая искорка, за ней вторая, а там и маленький язычок пламени. Сюзанна набросала сухих щепок, поддула ещё, и вскоре жаркий огонь весело заплясал в очаге. Она повесила мехи, протянула к огню озябшие ноги, пошевелила пальчиками, и тут же резвая идея запрыгнула в её освободившуюся от забот головку.
«Том, Том! – закричала она возбуждённо. – Смотри, это совсем как старуха Молли и я. Она – это огонь, который притворился мёртвым, а я – это мехи, которые пытаются его оживить».
Том улыбнулся: «В принципе мехи – это то, с чем я неплохо знаком. Приходилось чинить, и не раз. И уж раз тебе понравилось быть мехами, то уж ты-то будешь мехами наивысшего качества, о премудрая маленькая леди, набитая притчами, как Священное писание».
И он погладил её по головке.
«Э, Сюзан, ты можешь печь ему пироги и стирать бельё, но ты навсегда останешься его маленькой сестрёнкой».
В следующую среду Сюзанна повстречалась с Молли, когда та выходила из лесу, где, по всей видимости, она собирала свои травы.
«Добрый день, Молли. Как тебе понравились мои лепёшки? Хочешь ещё?»
Молли голодным движением схватила лепёшки и попыталась вырвать корзину, но не тут то было. Сюзанна улыбнулась и пошла своей дорогой. Когда она дошла до калитки, выходящей в лес и повернулась закрыть её, то увидела старую Молли, стоящую на прежнем месте и продолжающую смотреть ей вслед с озадаченным видом дикого животного, боящегося, как бы его ни поймали.
Через неделю Сюзанна захватила с собой буханку хлеба и немного густого наваристого супа. Молли была дома. Сюзанна увидела её лицо в окне и догадалась, что та ждёт её прихода. А это уже был шаг к победе, и какой! Поэтому, когда Молли выскочила во двор и остановилась в нескольких шагах, с сомнением разглядывая девочку, Сюзанна набралась храбрости и объявила: «Не бойся меня, Молли. Я не сделаю тебе ничего плохого. Смотри, вот хлеб для тебя».
Старуха рванулась вперёд, схватила буханку и бросилась назад под прикрытие двери.
«Молли, Молли! – закричала Сюзанна, протягивая вперёд миску. – Вернись, смотри, что я ещё тебе приготовила».
Молли неуверенно пошла назад. «Вот так же и птичек приручают», – подумала Сюзанна. Вот, Молли, здесь немного супа. Я сама его для тебя сварила».
Но это легко ухватиться за шершавый батон, а попробуйте удержать гладкую миску! И вот руки Молли с грязными нестриженными ногтями вплотную приблизились к рукам Сюзанны. Нам, живущим сейчас, когда к ведьмам относятся лишь как к плоду человеческой фантазии, не понять той дрожи, что пробежала по телу девочки, того ужаса, который охватил всё её существо. А ведь для неё Молли – реально существующая злая колдунья, чьи старые руки творят заклинание и составляют яды, помогают другим ведьмам лепить глиняные и восковые фигурки их врагов, а затем все ведьмы тычут в эти фигурки булавками, а в это время их живые прототипы корчатся от боли. Да мало ли ещё ужасных вещей сотворили эти руки. И вот теперь они вплотную приближаются к Сюзанне.
Нет, не запугать им её! Сюзанна твёрдо стоит на своём. (Ибо была она не только девочкой терпеливой, настойчивой и решительной, но и мужественной.)
«Не думай о плохом, заключённом в ней. Думай о искре добра, и дуй, дуй, дуй…»
«Могу я взять миску обратно? Я подожду», – сказала она с улыбкой.
Но в это самое время серая мохнатая спутница Молли, оставаясь для Сюзанны незамеченной, подкралась тихонько к её ножкам и, как это и свойственно всем доброжелательно настроенным кошкам, решила потереться о край платья. Прыжок назад, вопль ужаса: «Прочь, прочь!»
О, лицо старухи тут же преобразилось. Она ждала этого момента. Её триумфальное кудахтанье (или ядовитое хихиканье), казалось, возвестило всему миру: «Ну, что, разве я не знала всё это время, что ты только притвотяешься другой, а сама такая же, как все, и ненавидишь меня и мою кошечку!» Старуха нырнула обратно в свою лачугу и ещё долго что-то выкрикивала в окно, возмущенно потрясая кулаком.
Бедная Сюзанна! Стоило на мгновение показать свой страх – и рухнуло все, что создавалось с таким трудом. Она и вправду боялась серую кошку даже сильнее, чем саму Молли. Ведь кто-же не знает, что под видом кошек у ведьм обычно скрывается злой дух, который по ночам носит послания дьяволу и обратно. А теперь и сама Сюзанна попала под ведьмино проклятье, и с ней наверняка произойдет что-нибудь плохое – заболеет, а может и помрет.
«О, если бы папа был дома. Тогда я спросила бы его, есть ли искра Божия также и в кошках. Ведь должна же быть. Вот наша Гризельда – ну до чего милое, дружелюбное создание», – успокаивала она себя. Домой Сюзанна вернулась обескураженная, но не побежденная.
Однако добрая еда всегда найдет тропинку к сердцу, и вкус супа помог Молли быстренько забыть про недостойное поведение Сюзанны. В следующую среду она вновь выглядывала с нетерпением в окошко. Сюзанна принесла еще лепешек, спросила назад миску, улыбнулась, когда старуха насупила брови и затрясла головой, сказала кошечке: «Милая киска» (что тут же возымело свое действие) и пошла дальше.
Через неделю повторилось то же самое. Затем первая искорка сверкнула под Сюзанниными мехами – Молли вынесла обратно миску и пучок собранных в лесу трав.
«Ты наверное Елены Эббот дочка. Ну, приворотным зельем тебе пока рано интересоваться. Матери скажи, что эта трава помогает при зубной боли, надо только настоять ее в воде. Так говорит тебе Молли Робинсон».
Сюзанне не верилось, что Молли может обратиться к ней со столь длинной речью. Надо же, какая радость! Ведь Молли благодарит её, благодарит за её пирожки, а благодарность есть чувство доброе и возвышенное, это Сюзанна выучила хорошо. Ведь благодарность означает наличие доброжелательности. Вот она, искра Божия, вот зерно добра, посеянное Господом».
Оказывается, у Молли есть и фамилия. Как это должно звучать? «Молли Робинсон».
Сюзанна улыбнулась широкой, во все лицо, улыбкой, тепло поблагодарила старую женщину за лекарство и вдруг непроизвольно нагнулась и погладила кошку.
Что-то странное проползло по лицу Молли. Была ли то улыбка, смявшая грязные, испещренные морщинами черты, или только гримаса?
«Бедная Молли, – подумала Сюзанна. – Она так давно не улыбалась, что забыла, как это делается». И куда только делись все страхи, все напряженные попытки заставить себя поверить в искру Божию. Вместо них из глубины души поднялось горячее чувство нежности к одинокой, усталой женщине. И ей больше не хочется убегать отсюда. И рука её сама тянется над оградой и сама гладит морщинистую руку старой Молли. «Молли, ты хорошая, я знаю, ты хорошая, Молли». (Вот так же она приговаривала и когда гладила серую лошадь через забор своего дома.)
Лицо Молли ещё более наморщилось, и по щеке покатилась крупная слеза. Это слегка напугало девочку, но она продолжала гладить и приговаривать успокаивающе: «Папа говорит, что в каждом из нас есть искра добра. Он зовёт её Светом Господа. И теперь, когда в тебе нашлась твоя искорка, тебе не надо больше быть злой ведьмой…»
«Я ведьма! – Молли задохнулась от возмущения. – Да кто это смел сказать? Я – ведьма!» Бормоча проклятья, она бросилась назад в дом, и кошка за ней.
Сюзанна всё никак не могла понять, что же она такого сказала. Скорей всего, Молли не нравится быть ведьмой, да и кому же понравится. А может быть, она боится прогневать дьявола, чтобы не навлечь на себя страшную кару. Это всё так сложно… Сюзанна припомнила, как Молли пыталась улыбнуться и как она в самом деле плакала, и почувствовала себя уверенней. Теперь задача – подружиться с Молли вновь.
Но впереди ждало еще много удивительного. Завести дружбу с Молли – что приручить малиновку. Сначала птичка подозрительно наблюдает за тобой, постепенно становится смелее, потом снова робко прячется в траву. И вдруг начинает весело клевать у твоих ног или садится прямо на черенок лопаты, когда ты ковыряешься в саду. На следующий раз, Молли уже ждала Сюзанну за оградой. Она отнесла еду домой и тут же вышла, накинув на худые плечи старенький платок. «Я собралась в лес», – сказала она и пошла рядом с Сюзанной.
Сердце девочки заколотилось от радости. «Ты не корешки собирать, Молли? Я слышала от женщины на рынке, что твои сердечные капли лучше всего помогают её мужу, и она пришла сюда из самого Ланкастера закупить их побольше…»
При звуках этих слов лицо Молли столь сильно преобразилось, что Сюзанна оторопело уставилась на неё, не в силах ничего вымолвить. Молли на какое-то мгновение вся помолодела и словно засветилась изнутри. «Я сделаю им хорошее лекарство. Хочешь посмотреть, где я собираю свои корешки? Только чтоб ни одна душа…» И Сюзанна обещала.
С тех пор Молли всегда брала её с собой. С ней было так интересно – Молли хорошо знала жизнь в лесу, в поле. Она показывала, где растут какие растения, когда их собирать. Показала и место, где зимой спит белка. «Только не проболтайся этим злым мальчишкам!» И Сюзанна опять обещала.
* * *
Так прошло несколько недель. Наступил декабрь. У Молли открылся плохой кашель, она дышала с трудом, того и жди сляжет больная. Сюзанна молила, чтобы мама поскорее вернулась домой.
В те времена девочки в двенадцать лет выглядели взрослее и самостоятельнее, чем в наши дни, и могли сами вести хозяйство. Но на этот раз родители отсутствовали целых три месяца, и кто наставит в трудную минуту?
Какова же была радость девочки, когда она придя домой после свидания с Молли, чей кашель все еще продолжал звучать в ее ушах, вдруг узнала – родители вернулись.
Этим вечером Сюзанна рассказывала обо всем: и о старухе Молли, и о пропавшей корзинке, и о миске, и о прогулках по лесу, и о том, что сама старуха называет себя «Молли Робинсон», и особенно о её упорном стремлении остаться ведьмой.
«Ну почему она думает, что ей хочется быть ведьмой?» – повторяла девочка с печалью в голосе.
Последовавшее затем длительное молчание было прервано матерью.
«Я помню старую Молли. Тогда ей должно было быть около сорока, а мне не было ещё и твоих лет. У неё был добрый, любящий муж. Его звали Джейк. Да, Джейк Робинсон было его имя. И у них рос отличный мальчик. Ему ещё не было шестнадцати. Я помню, он всегда играл со мною в классики. Потом случилось это ужасное. В буран они оба – и отец, и сын – пошли посмотреть за овцами. И не вернулись. Их засыпало снегом, и найти смогли только много дней спустя. Молли совсем помешалась от горя. Неделями бродила она по округе и всё копала землю, пытаясь найти своих близких. Наконец она вернулась, но так чудной и осталась. Все-то она ковыряла какие-то корешки, травы. Временами припадки доводили её до полного безумия. А тут ещё сынок дядюшки Крафта убил её кошку, и она прокляла его, а он сразу же после того помер. И конечно в глазах людей она превратилась в ведьму. Да и кто бы давал ей работу и покупал её лекарства, если бы она не грозила дурным глазом или какими иными кознями».
Мать помолчала немного, потом добавила, обернувшись к Роджеру: «Тяжелым камнем лежит у меня на сердце, муж, что мы, жители деревни, не были добры к бедной Молли Робинсон. Увы, но нет, не живём мы в Свете Господа нашего». И она сокрушённо вздохнула.
«Зато позволь нам возблагодарить Бога, жена, что Сюзанна наша оказалась способной сотворить добро, где мы были бессильны». И Роджер Эббот потрепал дочь по головке.
Радость и гордость так переполнили сердце Сюзанны, что оно совсем уж приготовилось выскочить наружу. Это надо же! Она-то боялась, что её будут ругать за потерянную корзинку, за разговоры с Молли. А вместо этого папа гладит её по голове, с мама похоже, огорчена собой куда более, чем Сюзанной. О, теперь она не боится и дюжины ведьм!
Собираясь на следующий день, Сюзанна взяла с собой не только еду, но и теплое одеяло, которое мама дала специально для Молли. Первые снежные хлопья закружились в воздухе. Тепло укутавшись, нацепив на голову капор, Сюзанна бодро пританцовывала вдоль дороги. Тут она и повстречала идущую из леса Молли. Но что это с ней? Молли завывает, кружит над головой руками, спешит так, словно убегает от кого-то.
Подбежав к Сюзанне, она выкрикнула задыхаясь: «Падает, падает! И накроет всех, всех. Дайте… моя лопата… здесь… всех накроет…»
Что там такое падает и кого накроет, Сюзанна вряд ли сразу сообразила, но было видно, что старая женщина вне себя от страха и вряд ли способна сама доковылять до дому. Голос хриплый, дыхание сдавленное…
И Сюзанна больше не колебалась. Обхватив сильной молодой рукой Молли за талию, она повела её, поддерживая, вперед. Похоже, Молли и не замечала присутствия Сюзанны, и та провела её – вдоль ветхой изгороди – сквозь калитку – к двери – внутрь дома! Да, да, она вошла прямо в дом, прямо в жилище «гнусной, старой ведьмы, которая запродала душу дьяволу», и куда никто из деревни не осмелился бы войти. Но она уже ничего не боялась!
Бедная, маленькая комнатенка. Тяжёлый, старый стол, ветхий стул возле очага, полуразвалившаяся кровать и низенькая табуретка, какой обычно пользуются доярки. Сильный запах трав, подвешенных пучками прямо под потолком. Сюзанна посадила Молли на стул. Где же мехи? Надо раздуть огонь. В этот момент Молли вскакивает, неистово машет руками, пытаясь что-то скинуть со своей головы.
«Что с тобой, Молли? Что напугало тебя?» – Сюзанна бросилась к ней.
«Снег… Там злой снег… Он накроет всех». И к ужасу Сюзанны Молли рухнула на пол, как подкошенная. Сюзанна втащила её на кровать, едва не споткнувшись при этом – серая кошка так и вилась у нее под ногами. До чего же Молли легкая! Затем Сюзанна бросилась к буфету, надеясь найти хоть немного молока. Пара тарелок, треснувшая чашка, старая ложка, ножик, миска. И абсолютно никакой еды. «Молли истощилась от голода», – подумала девочка и сразу почувствовала облегчение, найдя вполне объяснимую причину обморока. Она быстренько раздула огонь, подогрела принесенный бульон и поднесла чашку к губам Молли, но та пить не стала. Она бессвязно бормотала что-то, металась по кровати. Кошка вспрыгнула к ней и жалобно замяукала.
«Это она переживает за Молли, – подумала Сюзанна. – И я тоже».
Что же делать бедной Сюзанне, кто ей поможет? Скорее бежать домой, привести сюда мать. Не надо бы оставлять Молли одну, но ведь с ней случилось что-то такое, что выше сил маленькой Сью. Как ни странно, но девочке и в голову не пришло, что Молли, будучи ведьмой, может пребывать во власти дьявола и быть терзаемой злыми духами. Все страхи и предрассудки двухмесячной давности отброшены в сторону, и она бежит, бежит изо всех сил домой и думает лишь об одном – как помочь одинокой, старой, больной женщине.
Интересно, а что же творится сейчас дома в её отсутствие? Оказывается, и там происходят некоторые события, весьма важные для нашего дальнейшего повествования.
Было бы невероятным чудом, если бы в маленькой деревеньке контакты девочки со злой колдуньей остались незамеченными. Каждый раз кто-нибудь что-нибудь да видел. То Сюзанна беседует с ведьмой через забор, то передает ей свои подарки, а то и – о, ужас! – даже что-то сама у неё берет! Язык у сплетни длинный, а сами сплетницы ещё и обладают качеством трепать его со всё нарастающей яростью, и наконец три из ближайших соседок миссис Эббот, прознав, что сама миссис Эббот сейчас дома, решили нанести ей визит, целью какового и было сообщить миссис Эббот о тех пагубных последствиях, к коим могут привести нежелательные изменения в поведении её дочери, а также упрекнуть миссис Эббот за то, что она часто и надолго оставляет дочь одну, ибо это, несомненно облегчает девочке переход в ряды поклонников и последователей сатаны!
Для усиления сценического эффекта, они вытягивали лица, зловеще покачивали головами и всё ждали, когда мать Сюзанны выкажет свое изумление и охвативший её ужас. Однако ни изумления, ни ужаса Елена Эббот не выказывала. Вместо этого она спокойно дослушала их до конца и столь же спокойно сказала: «Я убеждена, что вас ко мне привели благие намерения, и за это я всем вам премного благодарна. Но я уже слышала эту историю, хотя и с другими подробностями, от моей дочери, и уже просила этой ночью совета у самого Господа. И прежде чем ответить вам, я задам один вопрос. Помните ли вы, кто такая Мэри Робинсон?»
Последовала продолжительная пауза. Уже сколько лет в их представлении «старуха Молли» играла роль местной ведьмы, и пришлось изрядно потрясти памятью, прежде чем в ней всплыл образ миссис Мэри Робинсон, в годы их юности всеми почитаемой и уважаемой жительницы деревни.
Шаг за шагом, вопрос за вопросом, и матери Сюзанны удалось восстановить для них грустную историю старой Молли. Сама она полночи думала о судьбе несчастной, и теперь её безыскусный рассказ смог донести всю трагическую сущность событий до сердец этих почтенных матронн.
«Стремление пребывать в свете Господа нашего породило во мне, дорогие мои, чувство, что мы совершили тяжкий грех в отношении Молли Робинсон. Мы забыли совсем Слово Спасителя о добром самаритянине».
«Кто же ближний для Мэри Робинсон?» – торжественно спросила она. И сама же ответила: «Тот, кто несет ей добро. Так учит нас Иисус». Она оглядела гостей. «Может, это ты или я? Нет. Честь открыть путь истинный была предоставлена моей маленькой Сьюзи».
«Но старуха Молли сама всегда говорила, что она – настоящая ведьма и запродала душу дьяволу…» – попробовала было заявить решительный протест миссис Брайт, старшая из всей троицы.
«Позволено будет тебе напомнить, Джейн Брайт, ведь только пользуя нас своими колдовскими снадобьями она и могла заработать себе на еду. Дорогие мои, этой ночью я вдруг подумала, что, возможно, и многие другие из так называемых ведьм на самом деле помешавшиеся от горя люди. А даже если кто из них на самом деле одержим бесами, то разве не дает нам Спаситель разительный пример того, как вести себя в подобных случаях?! Он изгонял бесов, и делал это не используя страх или насилие, но исключительно той Добротой, что сама заключена в Нём и сама является Силой, данной Господом. И та же Доброта, хоть и в малых количествах, дана Богом каждому из нас. Ну почему же мы не воспользуемся ею и не поможем старой Молли?»
Это было меткое попадание. Забытое имя Мэри Робинсон разбередило уснувшую совесть. В молчании встали все три и было совсем уж уходить собрались, как вдруг… Не обращая ни малейшего внимания ни на гостей, ни на грязные ноги, в дом ворвалась запыхавшаяся Сюзанна.
«Мама! Мама! Мамочка!… Пойдем же пойдём скорее!… Она там одна, она совсем больная!… Ну, пойдём же… Я не знаю, что делать!.. Она меня не узнаёт, и у неё есть нечего, и я её положила на тюфяк, и она не ест, а всё только говорит и говорит. Про снег. Снег всех накроет. Что делать?! Мамочка, пойдём же! Я прибежала за тобой!»
Так выкрикивала Сюзанна, еле переводя дыхание. Наконец запас сил иссяк. «Бедная, бедная, старая Молли. Она же там совсем одна…» Сюзанна рухнула в кресло и принялась судорожно всхлипывать.
Что ещё, как не чистые, детские слезы, смогло бы так же хорошо доказать совершенную неподверженность Сюзанны влиянию злых сил, полную открытость её маленького сердечка для добра и сострадания, а также показать этим трём женщинам всю глубину их собственной вины, их полную неспособность проявить какие-либо дружеские чувства к старой, одинокой женщине.
Время сомнений прошло. Настала пора действовать. Первая женщина сказала: «У меня есть старенький матрас. По-счастью, я только вчера спустила его с чердака на просушку». Вторая женщина: «А я принесу суп и щётки для уборки». Третья женщина: «Я пошлю Боба в лес за хворостом. А ещё у меня есть подушка, набитая перьями».
И они поспешили по домам – чтобы вернуться затем к Молли и не только с молоком, маслом и яйцами, но и с массой других полезных в хозяйстве вещей: чашками, блюдцами, горшками, кастрюльками, пледом, одеждой…
* * *
Болезнь Молли оказалась серьёзной. Соседки установили очередь и дежурили у нее по ночам. Всегда по двое – ведь страшно же! Стоит только послушать ночью завывание ветра в трубе, почувствовать, как дрожит под его порывами старенькая хибарка, посмотреть на мятущуюся в жару на постели Молли, и трудно отогнать от себя мысли о злых духах, полюбивших это место и слишком часто осчастливливающих его своими посещениями. Но уже и то было для женщин великим достижением, что они ПРИХОДИЛИ СЮДА НОЧЬЮ и, к своему удивлению, уходили отсюда утром целыми и невредимыми.
Эти непривычные лица, конечно, испугали бы старую женщину, но она если и приходила в себя, то ненадолго. Мать Сюзанны, однако, с радостью отметила, что в то время, как вид соседок явно беспокоит Молли, появление девочки сразу же её успокаивает.
Силы постепенно возвращались к больной. Ближе к Сочельнику она уже могла садиться на кровати и сама ела. «Как всё переменилось за это время!» – подумала, входя Сюзанна. Она пришла ненадолго, чтобы позволить миссис Грин, чья очередь дежурить была в эту ночь, закончить ощипывать рождественского гуся. О, да! Искреннее, хотя и запоздалое, раскаяние односельчан, вылилось в формы весьма конкретные. Где развалившаяся кровать, где старые лохмотья, ветхий стул? Новенький стул стоит возле камина, на целой кровати сидит Молли в опрятной ночной рубашке и белом чепчике. Глаза её восхищенно прикованы к веточке остролиста, усыпанной красными ягодами.
«Сегодня Сочельник, Молли, и я принесла эту веточку тебе».
Молли ещё посмотрела на остролист, потом ответила: «Мне кажется, что прошлое Рождество Джейк был здесь, рядом со мной. И мы насыпали полную тарелку ягод. Он так их любил…»
«Молли, Молли, посмотри какой уютный у тебя теперь домик. Как радуется твоя Пусси. Ты довольна, Пусси, правда?»
Услышав свое имя, кошка покинула теплое местечко перед камином и вспрыгнула на кровать. «Моя кисонька, – Молли обняла её и вздохнула. – Ты так любила меня, когда… когда…»
Отдалённый перезвон прервал её. Это пробовали колокола перед Рождеством. Молли прилегла на подушку, кошка свернулась у неё на руках, Сюзанна уселась рядышком. Умиротворение, счастье и покой. Сюзанна и не могла теперь представить себе, как несколько месяцев назад повстречалась с дикой, исстрадавшейся старухой.
Вдруг Молли заговорила. «Ты мне друг, Сьюзи? Мне сейчас хорошо…» Пауза. «А я, наверное, никогда и не была ведьмой… Я уж и не помню…»
«И не надо вспоминать, Молли. Конечно, я твой друг. И мама. И папа тоже. Он придет завтра навестить тебя. Теперь у тебя будет много друзей, вся деревня. Мы все будем заботиться о тебе».
Молли откинулась назад на подушку. Она продолжала слушать колокола. С улицы послышалось шараканье ног, вспыхнули фонарики, и детские голоса затянули рождественскую песню.
«Это они пришли петь для меня, – лицо Молли осветила счастливая улыбка. Она помолчала немного, потом стала медленно вспоминать когда-то хорошо ей знакомую, но теперь полузабытую песенку. – Бедный пастушок стерёг свою овечку… Холодной тёмной ночью… Она свалилась в речку… Так глубоко… так глубоко…»
Последовало долгое молчание, потом Молли вновь заговорила мягко: «Мой муж Джейк… Он пас овец, да… И мой мальчик, мой Робби, он также хотел стать пастухом». Снова молчание. «Я думала они пропали там, засыпанные холодным снегом, и я не смогу вернуть их вновь… Но сейчас они здесь, они рядом с нами, в этой теплой комнате… встречают с нами Рождество… Они в моём сердце, Сьюзи. Это ты вернула их мне».
