На следующее утро после кончины моей сестры я нашла маму, рыдавшую в постели умершей. Мама лежала на боку, повернувшись ко мне спиной, съежившись в комок поверх одеяла на старом, бугристом матраце. Она была одета как для выхода на улицу – в блузку и мягкие брюки. Я видела ее покрасневшее лицо, мокрое от слез. Теперь, помимо моей собственной боли, я ощутила беспомощность, увидев в таком состоянии мою бескорыстную, неуклонно верующую мать. Это казалось неправильным, и я незамедлительно заплакала сама. До этого момента я не испытывала гнева из-за того, что Бонни ушла от нас, но тут гнев запылал во мне, как горячий уголек, ищущий как бы обжечь.
«Мы уповали на Бога! Мы доверяли Ему, – причитала я, и слезы все лились у меня из глаз. – Как Он мог допустить, чтобы такое случилось? Мы верили! Он должен был исцелить Бонни! Мы верили!»
