В среду вечером я пошел погулять по району, прилегающему к Бродвей-стрит в Данвилле, месте, где я вырос. Когда я проходил мимо нашего старого дома, мне вспомнились наши ссоры с Рикки Смитом, мальчиком, который жил через дорогу. Дело редко доходило до драк. Мы в основном грозили друг другу, говорили: «Ну ты еще у меня получишь!» Нам было лет по 12, так что все это было несерьезно, и обычно заканчивалось тем, что наши матери, уставшие от детского крика, выходили на улицу и загоняли своих «вояк» по домам. Как я помню, это было самым унизительным моментом всего события – когда тебя не уносят с поля битвы на щите, а уводит, цепко ухватив за ухо, твоя мама.
Как-то она завела меня в дом, усадила за кухонный стол и сказала: «Рикки – твой сосед, и вы с ним должны ладить, иначе у вас будут настоящие проблемы». Мне особенно запомнилось то, что ударение в ее речи было на слове «настоящие». Ей не нужно было объяснять, что именно она имела в виду. В ее словах уже все было сказано. Настоящие проблемы. После того, как мама умерла, люди подходили ко мне и говорили: «Твоя мама была такой ласковой женщиной». Да, была, но не всегда.
Вот так на этой неделе я поразмышлял над словом «сосед, ближний», и вспомнил ту историю, которую рассказал Иисус, когда некий человек спросил его: «Кто мой ближний?» Спрашивающий имел в виду довольно узкое определение ближнего, определение, которое включает в себя только приятных, знакомых и похожих на него самого. Такие же предпочтения и у тех нынешних людей, которые хотят, чтобы белые жили в Америке, чернокожие жили в Африке, латиноамериканцы жили к югу от нашей огороженной границы, евреи и мусульмане жили где угодно, но не здесь, а гомосексуалисты не жили вообще. Таким образом, можно видеть, что демоны, которые ограничивали тому человеку понимание слова «ближний», все еще пребывают с нами. Они никуда не делись. Просто они выглядят чуть более респектабельно. Черт побери, некоторые из них даже занимают государственные должности. Когда я наблюдал, как эти молодые люди маршируют в Шарлоттсвилле [марш белых националистов в августе 2017 г., – прим.пер.], я думал про себя: «Почему они выглядят так же, как обычные люди? Одежда цвета хаки и рубашки поло». Так что они все еще с нами.
Иисус знал душу этого человека, знал о малости его ума и духа, о его посредственной, истощенной понятливости, и сказал ему прямо: «Ты хочешь знать, кто твой ближний? Я скажу тебе. Был когда-то путешествующий человек, на которого напали разбойники. Его очень сильно избили и бросили умирающего. Двое мужчин безупречного социального положения, как у тебя, прошли мимо него, палец о палец не ударив, чтобы помочь ему. Но третий человек, самаритянин, один из тех, кого ты презираешь, остановился, обработал его раны и отнес его в безопасное место, и даже оставил деньги, чтобы о нем позаботились. Так кто же повел себя как ближний, по-соседски? Добрососедское отношение – это понятие не географическое.
В последнем номере «Индианаполис Стар» была история о человеке по имени Мэтт Хаймбах, которого рассматривают как будущего Дэвида Герцога, бывшего в свое время большой «шишкой» в ку-клукс-клане. В статье говорилось, что Хаймбах живет в Паоли, где выросла моя жена Джоан, и где у нас есть ферма. Этот момент вызвал у нас любопытство. Поэтому, когда мы были там в прошлые выходные, то попробовали найти его жилище, выглядывая из машины в поисках дома со свастикой, флагом Конфедерации и статуей Адольфа Гитлера во дворе. На наш взгляд дома подобных людей так и выглядят, не правда ли? Но мы не смогли его найти. Поэтому мы позвонили нашему другу, местному пастору, и спросили его, где же живет Мэтт Хаймбах. Он рассказал нам. Оказывается, мы проехали мимо дома Хаймбаха наверное раз сто, не подозревая об этом. Это обычный, нормальный дом. У него во дворике были лишь американский флаг и знак Трампа–Пенса, как и у многих домов в нашей стране сейчас. Ничего особенного.
Это напомнило мне то, о чем писала Ханна Арендт. Эта еврейская девочка, жившая в Германии, избежала Холокоста, а затем всю жизнь в своих записях размышляла о том, как это все могло произойти. В 1961 году ??журнал «Нью-Йоркер» направил ее своим корреспондентом для освещения процесса над Адольфом Эйхманом. Результатом поездки стала книга «Эйхман в Иерусалиме. Доклад о банальности зла». В этой книге она писала: «Проблема с Эйхманом заключалась именно в том, что таких, как он, было много, и многие не были ни извращенцами, ни садистами – они были и есть ужасно и ужасающе нормальны. … Эта нормальность была более страшной, чем все зверства вместе взятые».
Мы посмотрели на обычный дом Хаймбаха, и мне вспомнилась эта цитата – как зло может предстать в столь ужасающе обыденном виде, о чем и говорил Иисус. Просто обычного парня избивают на обычной дороге, обычные люди проходят мимо, и как в этом еще больше зла, чем в самом избиении.
А теперь я скажу вам о том, о чем я еще никому не говорил, о том, что мне не нравится, но что, тем не менее, является правдой. Мэтт Хаймбах – мой сосед. Это верно. Он мой ближний. Не в географическом смысле. Наши дома находятся в девяти милях друг от друга, и слава Богу, что эти девять миль существуют. Но все же он мой сосед, потому что, когда я стал квакером, мое понимание ближнего, соседа перешло от узкого к широкому. Еврей стал моим соседом, палестинец стал моим соседом, мусульманин стал моим соседом, гей стал моим соседом, черный стал моим соседом, латиноамериканец стал моим соседом, азиат стал моим соседом, и, несмотря на все мое отвращение, человек, который их ненавидит, тоже стал моим соседом. А Иисус сказал, что я должен перевязывать и его раны.
В прошлом месяце я беседовал с женщиной-квакером, которая присутствовала на съезде Всеобщей конференции Друзей, ежегодной встрече квакеров, и она передала мне слова одного выступающего: всякий раз, когда мы сталкиваемся с людьми типа Мэтта Хаймбаха, мы всегда их «выводим на свет божий». Вы слышали этот оборот. Выводить кого-то на свет божий – значит через критику привлекать внимание к чьим-то неприемлемым действиям или поведению. Я и стараюсь поступать подобным образом.
Так вот, тот выступающий сказал, что у нас действительно получается выводить на свет божий. Но если это получается, мы должны быть уверены, что после выведения кого-то, нам нужно пригласить их войти. Нам нужно перевязать их раны и заново позвать в человеческую семью, исцелить их снова. Нам нужно быть их ближними, их соседями. Нам нужно вывести их, а затем пригласить войти. Это тяжелая работа. Это противоречит нашим инстинктам. Нам хотелось бы держать их на расстоянии девяти миль от себя.
Видите ли, проблема заключается в том, что никто никогда не уводил этих мэттов хаймбахов из мира сего, не садился рядом с ними за кухонный стол и не говорил: «Вы с ними соседи, и вы с ними должны ладить, иначе у вас будут настоящие неприятности». Никто никогда не выводил их, чтобы затем позвать войти. Мы можем сколько угодно выступать против этих людей. Мы можем кричать на них, писать в фейсбуке посты, направленные против них, грозить им кулаками, выводить на свет божий. Но в конце концов, они все же наши соседи, наше благополучие неотъемлемо связано с их благополучием. Поэтому, выведя их на свет божий, что мы и должны делать, обязательно нужно пригласить их. Пригласить войти в человеческую семью. Пригласить их в церковь. Пригласить их присоединиться к взаимоотношениям любви. Я не знаю другого способа перевязать их раны, исцелить их сердца и исправить наш мир.
Кто наш сосед? Кто наш ближний? Ответ на этот вопрос сначала приведет нас в ярость, затем в растерянность, ну а затем изменит нас.
Филип Галли
