Питер Биван исследует «имплицитную религию»
Теология должна сконцентрироваться на понимании жизни и окружающего мира в том виде, в каком они воспринимаются людьми в беспорядочном жизненном процессе.
«Мы являемся интерпретаторами друг друга – в процессе, требующем доверия и укорененности»
В своей книге «Религия для атеистов» Ален Де Боттон определяет два набора человеческих потребностей, удовлетворить которые светское общество не смогло ни одним из доступных ему подходов. Первой группой потребностей является необходимость совместно проживать в сообществах, несмотря на глубоко укорененные в нас эгоистические и насильственные импульсы. Ко второй группе он относит необходимость справляться с ужасающим уровнем душевной боли: от профессиональных неудач, от проблем в отношениях, от смерти любимых, от нашего собственного разложения и смерти. Может быть Бог и мертв, замечает Де Боттон, но насущные вопросы, побудившие его изобрести, все еще требуют ответов. В введении он резюмирует, что можно оставаться убежденным атеистом, но по-прежнему видеть в религии пользу, интерес и утешение, а также интересоваться возможностью перенести некоторые религиозные идеи и практики в секулярную жизнь. С этой перспективы он рассматривает повседневную светскую жизнь как форму сакральной.
Богослов Мартин Перси в своей книге «Формируя Церковь» (Shaping the Church) признает наличие такого вызова, отмечая «ненастную церковную погоду» сегодняшнего времени (по его словам, она вызвана «безудержным капитализмом и свирепствующим индивидуализмом»). Он отмечает рост интереса к экзистенциальным вопросам: поиску смысла, трансцендентности, целостности личности и общественным изменениям. Согласно Перси, это отражает глубинную связь между космической природой и внутренней реальностью. Хотя в светском духовном путешествии отсутствует внешнее руководство (в ином случае называемое Богом), на пути встречаются духовные учителя. Возможно я могу пойти еще дальше и предложить нам рассматривать друг друга в качестве пророков и наставников.
Противоречие между духовностью и целостностью личности, если оно и присутствует, можно сформулировать через два определения духовности, сформулированных богословом Сандрой Шнайдерс:
- опыт осознанного вовлечения в проект целостной жизни через личное преображение посредством личного восприятия высшей ценности;
- дары, жизнь и послушание Духа в жизненном проекте развития ощущения святости через живые отношения между Богом и людьми.
Отметьте разницу между личной верой и организованной религией. То, где мы размещаем себя, определяет и дальнейшие различия – между верой и действием, между убеждением и ответственностью, между укреплением веры и личной целостностью. Еще один вызов исходит из социологии. Некоторые социологи предполагают что сконструированный человеком моральный порядок может восприниматься как универсальная реальность, которая в свою очередь подкрепляет оригинальный рукотворный конструкт.
Сейчас я хочу рассказать о концепции «имплицитной религии». Это попытка преодолеть предрассудки и стереотипы, которые часто являются нашей реакцией на традиционные религиозные ритуалы. Эдвард Бейли, считающийся основателем имплицитной теологии, полагал что теология должна сконцентрироваться на понимании жизни и окружающего мира в том виде, в каком они воспринимаются людьми в беспорядочном жизненном процессе. Имплицитную теологию можно рассматривать как форму пастырского богословия. Таким образом, необходимо перестать определять религию исключительно через церкви, секты и институты. Если мы пойдем дальше этих форм религиозного проявления, мы признаем возможность христианства без проявленной веры в сверхъестественное, христианства без церкви. Она позволяет увидеть иную религиозность, скрытую за завесой сакрального, придавая особое значение переживанию и помещая его в переосмысленный религиозный контекст. Кроме того, имплицитная теология подчеркивает потребность в смыслах в менее заметных слоях общества.
Хотя Бейли не считал свою теологию сущностно христианской, я думаю, что эти построения могут иметь теологическую основу. Мой личный поиск привел меня к трудам католика Карла Ранера. Он писал: «Все люди вступают во взаимоотношения с Богом благодаря человеческому существованию, а не, как описано в богословских учебниках, через иерархию божественных сил, вливающихся в человека через ритуализированные действия». Он назвал свой подход «сверхъестественным экзистенциализмом», предполагая, что мы предрасположены к Богу. Воспользовавшись богатством воображения, мы можем привести доводы в пользу мироустройства, в котором все участники, живые и неживые, взаимодействуют во благо создания целостного мировоззрения. Ранер включал всех, чья жизнь была затронута благодатью Христа, даже если они, казалось бы, находились за пределами христианского сообщества.
Такой подход ведет нас к богословию взаимности – отдачи и получения, где отправитель и получатель вовлечены в процесс творчества, принятия и учтивости. Мы являемся интерпретаторами друг друга – в процессе, требующем доверия и укорененности. Принятие Другого, которому мы открыты, также меняет нас. Так начинается бесконечный процесс взаимодействия и преображения. Это смелый поступок. Мы всегда теряем часть нашей идентичности и приобретаем новые перспективы. Акт творческого принятия позволяет нам выразить то, что Джордж Стайнер назвал «необъяснимым присутствием», поиском «концентрированного здравого смысла».
Стоящая перед нами проблема заключается в том, относится ли все перечисленное к сфере деятельности церкви, или же это лучше описать как более общую «духовность», в которой источники духовного подъема лежат за пределами религиозных организаций. Для меня духовное развитие открытости необъяснимому все чаще лежит за пределами традиционных религиозных убеждений. Друзья могли бы приветствовать это, используя такие переживания в качестве основы для размышлений и общественной деятельности. Квакеры уже признают связь между необъяснимым и повседневной жизнью, а также стремятся выражать это при помощи повседневного языка и его символов. Такие случаи могут быть неполным откровением, но восприимчивость к нему позволяет источнику власти (как бы мы его ни определяли), быть переживаемым и выражаемым.
Если говорить радикально, мы должны относиться к ценностям, которые нам еще предстоит полностью осмыслить, как к сакральным. Это означает жить в условиях, когда смысл существования настолько необъятен, что не поддается краткому изложению. При таком подходе верующие всегда учатся, говорят и замолкают в непрерывном ощущении чуда. Это – постоянное выворачивание ума и чувств наизнанку. Похоже ли это на картину того, что мы ощущаем во время молитвы?
Питер Биван
2023
Перевод Бориса Федюкина
Источник: журнал The Friend
