Новое восприятие искупления

Больше никаких козлов отпущения

Современные Друзья, по крайней мере либерального толка, не часто задумываются или говорят об искуплении. Для многих это слово имеет архаичный оттенок догм и доктрин предыдущей эпохи, по сути того, что Джордж Фокс высмеивал, называя «причудами». Но терминология искупления не была чужда ранним Друзьям, обычно с характерным акцентированием на внутренний смысл для каждого человека. В тексте «Великая тайна великой блудницы раскрыта» Джордж Фокс писал, что «Никому неведомо искупление Христа, кроме как через внутренний свет». Уильям Пенн свидетельствовал в «Доказанном Духе Истины», что «Я никогда не ощущал настоящего искупления… кроме как обличениями того Света, которым Христос просветил меня».

По происхождению английское atonement – искупление – восходит к at-one-ment: «состояние единения, в единстве». Глубинный опыт квакеров свидетельствует о том, что Внутренний свет Христа, если обратиться к нему, может привести нас к единству с Божественным и друг с другом. Фокс советовал в Послании 46: «Помните о единстве и о том, что удерживает вас в единстве… Этот единый свет выводит вас из тьмы в вечный день». Таким образом, в таком недоктринальном смысле искупление выражает сущностную веру и опыт квакеров.

«Искупление» относится к ряду слов, обозначающих перемены, которые Бог может привнести в нашу жизнь; возможно современным эквивалентом было бы слово «трансформация». В христианском опыте и учении такое изменение тесно связано с жизнью, смертью и воскрешением Иисуса. Но важно отметить, что Новый Завет не предоставляет единой теории искупления. Вместо этого он предлагает радугу метафор: спасение (по происхождению, «исцелить или сделать целостным»); освобождение (отсылает к истории Исхода из египетского рабства); новое рождение (или «рождение свыше»); искупать грехи (восходит к «выкупать свободу для раба»); усыновление («любимого раба в свою семью»); оправдание («признание невиновным на суде»); победа (над грехом и смертью); и примирение («заключенный мир между врагами»).

С учетом такого насыщенного повествования, чем можно объяснить наше нынешнее нежелание говорить об искуплении? Могу назвать две важные причины.

Во-первых, искупление – это восстановление нарушенных отношений с Богом; искупление подразумевает понимание человеческой греховности, которое современные квакеры не обязательно признают. Иногда можно услышать, что «квакеры не верят в грех», но такая точка зрения не может получить подтверждение, даже если поверхностно познакомиться с работами ранних Друзей. Хотя верно то, что квакеры отвергают учение Августина о первородном грехе, ранние Друзья, безусловно, говорили о своем восприятии греха. Например, Фокс в «Посещении иудеев» пишет о людях как «отчужденных от жизни Бога». Если мы думаем о грехе как о чем-то, что отделяет нас от Бога, то ранние Друзья, безусловно, имели опыт переживания греха, а также его преодоления (что отличало их от пуритан). Это и было, одним словом, искупление.

Вторая причина требует углубления в исторические детали христианского учения. На протяжении всей истории у церкви было много метафорических способов говорить о спасительной, искупительной и преобразующей работе Бога и о том, как это связано с жизнью и смертью Иисуса. Но один специфический взгляд на искупление отбросил особенно длинную тень: это «юридическая» теория искупления, впервые сформулированная Ансельмом Кентерберийским (1033–1109). Независимо от того, слышали ли христиане когда-либо об Ансельме, большинство из них пришли к неявному принятию некоторой вариации теории Ансельма – к большому ущербу для христианской духовности.

Писавший во времена Первого крестового похода и работавший в средневековых рамках чести и позора, Ансельм утверждал, что Бог – что-то вроде феодального лорда, честь которого была оскорблена непослушанием его вассалов. Честь Господа может быть восстановлена только в том случае, если отступник заплатит определенную цену – либо денежной выплатой, либо соответствующим наказанием. Точно так же, когда честь Бога оскорбляется человеческим грехом, совершенная справедливость Бога требует, чтобы была заплачена цена за восстановление морального порядка. Но люди не могут заплатить такую цену, поскольку мы уже обязаны Творцу всем, включая саму нашу жизнь – мы не способны дать ничего удовлетворяющего. Только Бог может обеспечить сатисфакцию, восстановив моральный порядок, предложив Сыну Божьему, который без греха, пострадать и умереть вместо нас. Смерть Иисуса на распятии и есть «расплата» за человеческий грех, чего требует Божья честь. Для Ансельма искупление требует наказания.

Ранние протестантские реформаторы развили мысль Ансельма с помощью теории замещения наказания. Она предполагает заслуженное юридическое наказание за нарушение закона Божьего; и «замещение», потому что Иисус замещает нас, принимая страдания и смерть, которые мы заслуживаем в качестве наказания за грех. Это просто вариация теории Ансельма, – теперь смерть Иисуса удовлетворяет Божье требование справедливости, а не оскорбленную честь Бога.

Какую бы ценность «юридическая» теория искупления ни имела в своем первоначальном средневековом контексте, современному искателю ее недостатки сразу бросаются в глаза. В ней Бог изображается садистом, настолько озабоченным собственной честью (или справедливостью), что Его нужно умиротворить смертью невинного Сына, – практически богословский эквивалент жестокого обращения с детьми. Это превращает Христа в пассивную жертву божественного правосудия: его распяли, чтобы выполнить условия какой-то непостижимой сделки. В ней делается единственный акцент – на смерти Иисуса, полностью опуская как его служение, так и его воскрешение, как будто вся цель его жизни заключалась в том, чтобы просто умереть. Превращая спасение в законническую сделку, она отделяет спасение от радикальной этики Божьего Царства. Она игнорирует роль «сильных мира сего», которые, в конце концов, были ответственны за распятие Иисуса, и вместо этого превращает их в Божьих исполнителей. Она сакрализует насилие. Бог использует насилие с благой целью, так почему бы и нам не использовать его? Она поощряет патологическую духовность, которая прославляет страдание. Наконец, она, по-видимому, поощряет пассивность перед лицом несправедливости. Скольким подвергшимся насилию женщинам и угнетенным меньшинствам был дан совет «подражать Христу», подвергаясь несправедливым страданиям?

На мой взгляд, для дискредитации христианства в глазах вдумчивых искателей «юридическая» теория искупления и ее варианты сделали больше, чем любое другое церковное учение. Неудивительно, что квакеры – и многие другие – в значительной степени перестали говорить об искуплении.

К новой модели

Несмотря на доминирование точки зрения Ансельма, всегда существовали другие взгляды размышляющих об искуплении. За сотни лет до Ансельма доминирующей идеей был Христос Победитель, когда Христос после распятия спускался в ад, побеждал сатану или обманывал его, тем самым освобождая пленников. Поколением позже Ансельма Пьер Абеляр (1079–1142) сформулировал теорию морального влияния: смерть Иисуса спасает нас не благодаря умиротворению Бога, а благодаря изменению нашего сознания, вдохновляя нас своим примером жертвенной любви и послушания.

За последние несколько десятилетий появился ряд новых вариантов понимания искупления, многие из которых отражают точку зрения исторически угнетенных или обездоленных групп. Большинство из них начинаются с отказа от теории искупления Ансельма, которая справедливо критикуется как служащая интересам иерархического и репрессивного статус-кво. Эти новые модели стремятся воссоединить наше понимание искупления с радикальной этикой любви, служения и ненасилия, продемонстрированной в служении Иисуса; эта связь полностью утрачена у Ансельма.

Один из таких новых взглядов представляется особенно актуальным для деятельности Друзей во имя мира и справедливости. Его корни лежат не в теологических абстракциях, а в антропологических прозрениях Рене Жирара и его последователей. Согласно Жирару, самым базовым аспектом человечности является наша способность к мимесису (от греческого «подражать»). Малыши изучают язык, подражая своим родителям; дети постарше осваивают навыки выживания, подражая взрослым. В ходе эволюции человека наши предки-гоминиды обменяли инстинкты на более крупный мозг – и значительно возросшую способность к мимесису.

Одним из качеств, которому люди учатся подражать, является желание; мы начинаем желать того, чего, как мы видим, желают другие, или, по выражению Жирара, «мы желаем в соответствии с желанием другого». Если вы сомневаетесь в этом, спросите любого родителя, что происходит, когда два малыша находятся вместе в комнате, полной игрушек. Неизбежно они вступают в конфликт, поскольку оба желают ту игрушку, которую желает другой. Поскольку миметическое желание может быстро привести к миметическому соперничеству, примитивные человеческие группы, более крупные, чем расширенная семья, подвергались риску впасть в состояние анархии или насилия, «всех против всех», что могло серьезно угрожать групповому сотрудничеству и выживанию. Ключевая идея Жирара заключается в том, что наши предки смогли преодолеть это, спонтанно наткнувшись на то, что он называет «механизмом козла отпущения». Когда источник хаоса проецируется на одного человека, хаос («все против всех») может внезапно трансформироваться в козла отпущения («все против одного»). Группа нападает на одного из своих, либо убивая, либо изгоняя жертву. Групповая сплоченность достигается, но за счет невинной жертвы.

Эти психологические моменты имеют значение для происхождения религии. Жертва, ставшая козлом отпущения, запоминается как источник беспорядка и, следовательно, угроза, но также через свою смерть – как источник социальной сплоченности и защиты, поэтому ее почитают. Спроецированные на небеса, эти невинные козлы отпущения превратились в архаичных богов, которые одновременно были источником опасности и защиты. Ритуальное жертвоприношение – почти универсальное явление в архаичных культурах – понимается как попытка воссоздать и использовать этот механизм козла отпущения, способствуя групповой сплоченности, которая делает возможной культуру. Архаичная религия использует «хорошее» насилие (назначение козла отпущения или принесение в жертву отдельного человека), чтобы преодолеть «плохое» насилие (хаос миметического заражения), умиротворяя богов и избегая их гнева, принося в жертву произвольные жертвы (первоначально человеческие, хотя в конечном итоге животных).

Следы архаичной религии, включая божественное насилие и человеческие жертвоприношения, можно найти в еврейских Священных Писаниях. Но постепенно появляется подтекст: еврейский народ демонстрирует особую чувствительность к бедственному положению жертвы. Постепенно они начали переключать свое внимание с вины козла отпущения на невиновность жертвы. Бог всё меньше и меньше рассматривается как проекция человеческого насилия и всё больше и больше как искупитель и освободитель.

Кульминацией этого длительного процесса являются жизнь, служение и распятие Иисуса. Иисус дважды цитирует Осию: «Я желаю милости, а не жертвы» (Мф. 9:13, 12:7). Он говорит о Боге как об Авве, подчеркивая сострадание, прощение и ненасилие. В конце своей жизни Иисус был предан Иудой (Мк. 14:10), а затем оставлен остальными учениками (Мк. 14:50). Петр, возможно, его ближайший ученик, отрекся от него не один раз, а трижды (Мк. 14:66-72). Перед иудейскими властями он был обвинен в самом высоком религиозном преступлении – богохульстве (Мф. 26:65-66). Перед Пилатом он был обвинен в высшем политическом преступлении – подстрекательстве к мятежу (Лк. 23:2-3). Толпа, которая всего несколько дней назад приветствовала его с восхищением, теперь предпочла Иисуса жестокому мятежнику Варавве (Мк. 15:6-15). Римские солдаты издевались над ним, пороли и пытали его (Мк. 15:16-20) и в конечном счете казнили способом, предназначенным для врагов империи.

Жирар комментирует: «Иисус убит не исключительно римлянами, не исключительно иудейскими священниками, не исключительно толпой, но всеми. Это коллективное убийство, если оно когда-либо имело место. Очевидно, что Иисус – козел отпущения». По сути, Иисуса линчевали: на это указывают как Жирар в книге «Чтение Библии с Рене Жираром», так и афроамериканский богослов Джеймс Х. Коун в своей книге «Крест и дерево линчевания».

Страсти имеют структуру бесчисленных мифов до и после, но с одним важным отличием: евангелия ясно и неоднократно провозглашают невиновность Иисуса. Добрый вор (Лк. 23:41), сотник (Лк. 23:47), раскаявшийся Иуда (Мф. 27:3-4) и даже Пилат (Лк. 23:4) – все они свидетельствуют о невиновности Иисуса. Чтобы механизм поиска козла отпущения сработал, он должен быть единодушным. Но по мере того, как разворачивается повествование о страстях, в этом единодушии немедленно появляются трещины, и с воскрешением зарождающаяся христианская община становится несогласным меньшинством в рамках более широкой культуры.

Каиафа говорит от имени «сильных мира сего» на протяжении всего повествования: «Лучше для вас, чтобы один человек умер за народ, чем чтобы весь народ был уничтожен» (Ин. 11:50). Иисус, как и тысячи людей до и после, был казнен государством во имя общественного порядка. Но в распятии механизм козла отпущения решительно разоблачается и раскрывается таким, какой он есть – как неоправданное человеческое насилие над невинной жертвой. По крайней мере, в этом смысле об Иисусе можно сказать, что он «умер за наши грехи». В книге «Спасенный от жертвоприношения» (Saved from Sacrifice) С. Марк Хейм резюмирует эту точку зрения:

Точно так же, как Иисус встал между Вараввой и крестом, смерть Иисуса на кресте стоит между нами и одним конкретным злом, которому мы коллективно подчиняемся, – жертвой козла отпущения. … Смерть Иисуса имела очень конкретный исторический эффект – разоблачение и подрыв традиции жертвоприношения. Христос умер за нас, чтобы спасти нас от того, что убило его. И то, что убило его, было не Божьим правосудием, а нашим искупительным насилием. … Христос умер за нас, чтобы помешать нам заставлять людей умирать за нас. Козлы отпущения умирают за нас, потому что таким образом мы достигаем мира. Христос стал одним из этих козлов отпущения и умер, чтобы мы могли жить без них . … Иисус стал козлом отпущения для нас, но Иисус – не наш козел отпущения.

Эта перспектива представляет собой потенциальное кардинальное изменение в нашем понимании искупления. Исчезла средневековая идея Ансельма об искуплении как законнической сделке, призванной утолить Божью жажду возмездия, чудесным образом устраняя последствия человеческого греха, но не изменяя нас («вменяемая праведность»). Вместо этого мы начинаем рассматривать искупление как непрерывный процесс выявления и разоблачения универсальной человеческой склонности делать козлов отпущения невинными жертвами, пытаясь достичь социальной сплоченности путем демонизации некоторых «Других». Искупление как «состояние единения» – это не наш индивидуальный билет в рай, а постепенное расширение круга человеческой заботы: от семьи к племени, этнической группе, нации, миру и, наконец, ко всей жизни, – всё время сопротивляясь искушению создавать больше жертв.

Поскольку мы размышляем о новом восприятии искупления, было бы неплохо рассмотреть пророческие слова теолога-квакера Руфуса Джонса, написанные более ста лет назад в «Двойном поиске» (The Double Search, 1906):

Что бы это ни значило в прошлом… в будущем искупление должно быть жизненно важным и динамичным. Это должно быть изложено на языке, который захватывает сердце, убеждает разум и несет волю . … Оно перестанет означать способ, которым был умиротворен Бог, а станет выражать, как то было в апостольские дни, отождествление Бога с нами в лице Христа, и отождествление… нас самих с [Богом].

декабрь 2022

Томас Гейтс

Томас Гейтс – член квакерского собрания в Ланкастере (Пенсильвания), семейный врач, собирающийся на пенсию. Он автор пяти брошюр для квакерского учебного центра Пендл-Хилл. В настоящее время работает над книгой, исследующей Библию и опыт ранних Друзей через призму миметической антропологии Рене Жирара.

Источник: журнал Friends Journal