Квакеры и универсальный мистический опыт

Что о квакерах можно сказать с уверенностью – у них нет символа веры, четкого перечня убеждений, который необходимо принять каждому. Квакеры отвергают доктрины и догматизм. Несмотря на такое отрицание, существует несколько широко распространенных убеждений, которые среди квакеров считаются нормой. Хотя квакеры избегают формализации, среди них существует неформальная ортодоксия. Одним из таких убеждений является вера в то, что все мировые религиозные традиции имеют единую мистическую сердцевину. Если отринуть поверхностные различия, то мировые религии обладают общей духовной основой. Квакерство, с его отрицанием внешнего религиозного символизма и практикой неподвижности и молчания, видится как сущностно мистическая религия, которая пытается быть как можно ближе к этому духовному фундаменту.

Квакерство часто видится в родстве с другими традициями, которые называют мистическими, такими как веданта, суфизм, каббала и буддистская медитация. Квакерская сосредоточенность на мистическом опыте позволяет представить квакерское молитвенное собрание в качестве пространства, открытого для других богословских традиций, позволяющего верующим не обращать внимание на разницу в поверхностных суждениях и почувствовать мистическое единство. В своем посте я изучу историю возникновения этой идеи, а также продемонстрирую, что она была выстроена на сомнительных предпосылках.

История универсального мистического опыта

То, как современные квакеры понимают мистицизм, возникло только в конце восемнадцатого века. До этого под термином «мистическое богословие» понимался конкретный подход к молитве и способы интерпретации Библии внутри христианской традиции. Первые люди, которых описали как «мистиков», были квиетисты семнадцатого столетия, созерцательное христианское движение, действующее в Испании, Франции и Италии. Таких «мистиков» считали членами фанатической секты внутри Церкви, а само слово «мистик» было скорее оскорблением. К середине девятнадцатого века всё существенно изменилось. В 1858 году вышла восьмая редакция Британской Энциклопедии, в которой «мистики» были заменены на «мистицизм». Слово больше не описывало конкретную христианскую секту, а означало разновидность религиозного опыта, встречающегося внутри разных религиозных традиций, при этом сохраняя узнаваемое, неизменное единство «вне зависимости от того, обнаружен ли он в индуистской Бхагават-Гите или в работах Эммануила Сведенборга». Важнейшим фактором такого изменения стало «открытие» европейцами индуизма и буддизма и появление в конце восемнадцатого века переводов священных индийских текстов. Встреча с другими религиозными традициями за пределами ислама и иудаизма бросила вызов представлениям о превосходстве христианства, и концепция мистицизма стала применяться для объяснения религиозных различий. Весь девятнадцатый век труды трансценденталистов и унитариев Новой Англии, таких как Ральф Уолдо Эмерсон, продвигали идею мистицизма как универсальной духовности, преодолевающей любую конкретную традицию.

Ранние либеральные квакеры и мистицизм

В Англии конца девятнадцатого века наблюдалось возрождение интереса к христианскому мистицизму. В квакерстве последствия возрождения можно впервые наблюдать в популярной книге «Квакерские Твердыни» (1891), написанной Кэролайн Стивен. Стивен описывала ранних квакеров как мистиков, наравне с квиетистами и теми, кого позже включили в сообщество мистиков, например Фому Кемпийского и Терезу Авильскую. Квакерство, согласно Стивен, было ключом к мистической жизни, мистицизму, который «можно обнаружить во всех религиях». Ее работы стали основой для Руфуса Джонса (1863–1948), архитектора либерального квакерства по обе стороны Атлантики, с его неутомимым энтузиазмом по отношению к мистицизму. Когда Джонс был студентом колледжа Хаверфорд, он открыл для себя труды Ральфа Уолдо Эмерсона, которые оказали значительное влияние на его образ мыслей. Посетив библиотеку Эмерсона, Джонс открыл для себя, что Эмерсон разделял с ним любовь к немецкому лютеранину Якобу Бёме (1575– 1624), и через личное погружение в эссе и поэзию Эмерсона Джонс пришел к собственному пониманию мистицизма. При поддержке Эмерсона, Джонс открыл для себя мистическую традицию, частью которой было квакерство. Он видел в Бёме предшественника квакерской веры, а квакерство – как коллективный плод извечной мистической традиции, чьим пророком был Джордж Фокс.

Уильям Джеймс «Многообразие религиозного опыта» (1902)

Помимо Эмерсона, значительное влияние на Руфуса Джонса и его понимание мистицизма оказал американский психолог и философ Уильям Джеймс (1842–1910), особенно посредством своей книги «Многообразие религиозного опыта» (1902). Согласно Джеймсу, мистицизм является корнем индивидуального религиозного опыта и присутствует во множестве религиозных традиций. Он перечисляет четыре характеристики мистицизма, –   мистический опыт: 1) не может быть выражен словами; 2) основан на глубоком знании, больше чувственном, чем рациональном; 3) кратковременен; 4) пассивно переживается. Руфус Джонс считал Джеймса своим другом, и его фотография висела в офисе Джонса в Хаверфорде. «Многообразие…» Джеймса повлияло не только на Джонса, но и на либеральных квакеров в целом. Частично это можно объяснить яркими обращениями Джеймса к квакерству, которое «по справедливости заслуживает величайшего внимания и удивления… Современные христианские секты, поскольку они в своем развитии стремятся к осуществлению свободы, в сущности лишь возвращаются к тому положению, которое в свое время занял Фокс и первые квакеры».

Работы Руфуса Джонса о мистицизме были частью возрождения интереса к христианскому мистицизму в Англии, включая работы Уильяма Ральфа Инджа (1860–1954) и Эвелин Андерхилл (1875–1941), чья книга «Мистицизм» (1911) была крайне популярна. Индж и Джонс встречались и переписывались друг с другом. Индж описывал квакеров как «выдающуюся мистическую секту», и говорил, что квакерство «теперь становится самой чистой формой христианства». Джонс и другие члены мистического возрождения продвигали активный «принимающий мистицизм», который был дружелюбным к миру, коллективным и практичным. Экстатическое видение единства было не окончанием мистического пути, но началом активных действий в мире.

Культура и религия

Современное понимание мистицизма основано на прямом разделении между сущностным мистическим опытом, доступным всем людям, и религиозной культурой, через которую этот опыт выражается и осмысляется. Грейс Янцен считает, что подобное разделение между универсальным опытом и его конкретным выражением можно проследить до немецкого идеализма и философии романтизма, выраженных в трудах немецкого теолога Фридриха Шлеермахера (1768–1834). Шлеермахер считал, что внешние религиозные различия вступают в противоречие с лежащим в их основе опытом. Подобное разделение хорошо видно в трудах Руфуса Джонса о мистицизме. Хотя он и был убежден в первостепенности мистического опыта, он также хотел представить Иисуса в качестве наиболее развитой духовной личности, и, следовательно, христианство – как наиболее подлинную религию. И чем дальше либеральные квакеры на протяжении двадцатого столетия уходили в сторону универсализма, тем яснее проявлялось это разделение. Джеральд Кенвей Гибберт в своей свортморской лекции 1924 года написал следующее: «Каждая религиозная система имеет своих ‘квакеров’ – тех, кто отворачивается от внешнего, узаконенного и утвердившегося, и концентрирует всё свое внимание на Божественном, находящемся внутри». Говард Бринтон в 1957 году напишет, что «молчаливая молитва обладает могущественным объединяющим влиянием на глубинные подсознательные участки души… Ощущение того, что единство существует где-то в глубине, в то время как на поверхности заметны лишь различия, является универсальным опытом, переживаемым мистиками всех религий». Джон Линтон в своей лекции 1977 года, которая положила начало группе квакеров-универсалистов, цитирует Катарину Уилсон: «Будет ли правдой сказать, что квакерство – не какая-то конкретная ветвь христианства, не какая-то специфическая религия, а основа, находящаяся в центре любой религии?… И что Друзья не открыли ничего нового, а лишь показали то, что лежит в сердце любой религии, очищенной от культурной шелухи». Из моего опыта либерального квакерства последних двадцати лет, такое понимание универсального мистического опыта, которое преодолевает любые культурные преграды, является столь распространенным, что его можно считать основой богословия либерального квакерства.

Проблемы с универсальным мистическим опытом

Каким бы распространенным ни был такой взгляд среди либеральных квакеров, подобное понимание мистицизма содержит существенные проблемы, с которыми, я надеюсь, Друзья смогут справиться.

Во-первых, невозможно провести грань между культурой и опытом. Уже долгое время существует подход к осмыслению культуры как чему-то наносному, культуры как чему-то самодостаточному и с четкими границами, культуры, которая может существовать в отрыве от своих носителей. Однако, такой подход к культуре был тщательно разобран и признан неадекватным. Пока я существую внутри своей телесной оболочки, расположенной во времени и пространстве, я не могу отделить себя от культуры. Культура напоминает море, в котором мы плаваем, а не что-то, от чего мы в силах отстраниться. Культура определяет наш опыт в той же мере, как опыт формирует нашу культуру. Это означает, что не существует фундаментального мистического опыта, преодолевающего культуру. Вместо того, чтобы быть за пределами культуры, идея универсального мистического опыта сама по себе является культурным конструктом, возникшим в конкретном времени и пространстве. Теория универсального мистического опыта зародилась в немецком идеализме и американском унитаризме, когда Европа столкнулась с религиями Индии. И в этом нет ничего универсального.

Во-вторых, идея универсального мистического опыта нарушает наше понимание о тех, кого мы называем «мистиками». Лишь немногие мистики соответствовали критериям Уильяма Джеймса. Идея о том, что мистический опыт невозможно выразить словами, не соответствует опыту средневековых мистиков, таких как Юлиана Норвичская, которая активно писала о своих переживаниях. Идея о том, что мистический опыт родственен больше чувствам, чем интеллекту, показалась бы абсурдной Григорию Нисскому и другим мистикам святоотеческого периода. Когда Уильям Джеймс создавал свою теорию мистицизма, он не всегда обращался к оригинальным источникам, вместо этого опираясь на коллекцию цитат, составленную его бывшим учеником. Его понимание мистического не позволило ему воспринимать «мистиков» на их собственном языке. Точно так же Руфус Джонс включал только те отрывки из работ Бёме, которые подходили под сформулированное Джеймсом понятие мистицизма, и не включал неподходящие отрывки, вроде эзотеризма Бёме. Джонс, как выразился Майкл Биркел, «квакеризировал» Бёме…либерализовал его… и «джонсифицировал» его, точно также как он «бёмефицировал» Джорджа Фокса. Я вижу те же процессы в работах Яна Арриенса: «Да, Джордж Фокс и другие много говорили о Христе как Спасителе, о его жертве, об искуплении греха и спасении, но, я думаю, мы должны смотреть на это с учетом контекста эпохи, когда подобные измышления были глубоко укоренены». Идея универсального мистического опыта выступает в качестве бритвы, срезающей что-либо конкретное, вроде специфического понимания христианства Фоксом.

В-третьих, вера в универсальный мистический опыт вводит нас в заблуждение, мешая построить по-настоящему открытое сообщество. Оно может помочь нам почувствовать себя открытыми, однако я переживаю, что оно подпитывает в нас ощущение квакерского духовного превосходства. Если квакеры обнаружили, как выразилась Катарина Уилсон, «то, что лежит в сердце любой религии, очищенной от культурной шелухи», то не приведет ли это нас к восприятию культурных различий в лучшем случае как неважных, а в худшем – в восприятии других культур как низших по отношению к нашей. Руфус Джонс пренебрежительно описывал другие церкви как «промежуточную помощь», в то время как квакеры шагнули за ее пределы. Во время своего визита в Индию в 1926 году Джонс написал в своем дневнике, что в Индии «религия все еще на стадии игры в куклы». Гарольд Доуэлл описывал не-универсалистов, опирающихся на Библию и другие религиозные атрибуты, как людей, «неохотно расстающихся со своими костылями». Каким образом мы собираемся смиренно вступать в межрелигиозный диалог, если считаем себя уже добравшимися до сердцевины веры другого? Я могу еще долго высказываться по этому вопросу, особенно на тему того, как идея универсального мистического опыта связана с колониализмом и бременем белого человека, возникшей в период европейского колониального столкновения с «мистическим Востоком», который таким образом и конструировался. Я буду говорить о подобных связях в своих будущих публикациях.

Мистицизм является по-настоящему важной частью современного либерального квакерства и не должен быть оставлен. Квакерский мистицизм является самостоятельным явлением, конкретным видом мистицизма, проистекающим из конкретного контекста, и он обладает огромной ценностью. «Принимающий мистицизм» Руфуса Джонса был важным и жизненно необходимым этапом развития квакерской духовности, и его заслуги следует прославлять. Но вера либеральных квакеров в универсальный мистический опыт не послужила нам хорошую службу. Это убеждение покоится на ненадежном основании, предполагая наличие универсального знания, которым мы не можем обладать. Другой путь лежит через признание богословских и религиозных различий, через путь, требующий смиренного обнаружения различий, а не предположения сходств.

Автор: Марк Расс

2023

Перевод Бориса Федюкина

Источник: блог jollyquaker.com