«Ты знаешь, – обратилась ко мне Джудит, глядя на раскинувшиеся впереди озеро Вашингтон и Каскадные горы, – я думаю, что скорбь может быть духовной практикой». Она заправила прядь волос за ухо, откинулась на спинку парковой скамейки и повернулась ко мн. Ее взгляд скользнул по мне: «А ты как считаешь?». Я затаила дыхание. Идея была новой для меня. Ничего из того, что я прочитала во множестве книг о скорби, скопившихся рядом с моей кроватью, и ничего из того, о чем мне говорили друзья и родные за эти шесть недель с тех пор, как умерла моя дочь, не навевало меня на мысль о том, что столь чудовищная боль может стать духовной практикой. До того, как Келси погибла в свои 28 лет в велосипедной аварии, мы с Джудит часто говорили – во внутреннем дворике ее ярко окрашенного дома в Сан-Мигель-де-Альенде или во время прогулок по району Капитол-Хилл в Сиэтле, где у нее была небольшая квартира – о преобразующей силе ее духовной практики. «Ты, возможно, права», – сказала я, и почувствовала, как внутри меня начала зарождаться надежда, впервые за эти шесть недель.
За год до смерти Келси я пережила глубокий духовный опыт. Когда я летела домой из Филадельфии, где провела трехдневный тренинг по работе с эмоциональной травмой, а затем посетила семинар на тему квакерской простоты (хотя тогда я и не была квакером, меня привлекала простота квакерства), то погрузилась в книгу, которую взяла на семинаре – «Свидетельство преданности» Томаса Келли. Келли, квакерский учитель из первой половины XX века, говорил о проживании жизни на двух уровнях. На первом уровне мы выполняем задачи повседневной жизни – работаем, едим, встречаемся с друзья. Но на другом, более глубинном уровне, мы непрестанно молимся. Со временем молитва становится бессловесной, а мы открываемся Духу и духовному водительству.
И все время этого долгого перелета я читала книгу, и молилась, но так, как советовал Келли – едва заметно во время еды, которую мне подал спешащий стюард, поправляя кресло, застегивая ремень безопасности, глядя в окно. На следующее утро уже дома, находясь в полудреме, я увидела что-то вроде сна, в котором разверзлись небеса и мне открылась священная истина. Я воскликнула, обращаясь к мужу: «Все это не важно». Он кивнул (мне понравилось, что он как-то понял, что я имею ввиду, несмотря на мое немногословие). Хотя у меня не было подходящих слов, чтобы описать явленное, как и четких воспоминаний об этом, я осознала, что та деятельность, которая преобладала в моей жизни – проведение семинаров по травме, работа школьным консультантом, планирование отпуска, завершение перестройки кухни – всё это было второстепенным по отношению к чему-то действительно важному. Осознание того, что я пропускаю нечто жизненно важное, подвело меня к желанию сделать свою жизнь более духовной.
Предположение Джудит о том, что скорбь может быть духовной практикой, добавило ясности к тому прошлогоднему видению, а также – что было еще более привлекательным – показало мне способ облегчить мучительную скорбь или, по крайней мере, придать ей значение. Я решила начать с медитаций.
Я встаю с кровати чуть засветло, чищу зубы – удивительно, насколько постоянны повседневные жизненные привычки, даже когда все вокруг рухнуло – спускаюсь по лестнице, завариваю кофе и накрываю чайник теплым полотенцем. Хотя я и не знаю, чем именно буду заниматься (я медитировала лишь пару раз в своей жизни), обещанное по окончании кофе мотивирует меня. Я располагаюсь на краю дивана в гостиной, скрещиваю ноги так, чтобы ступни оказались под коленями, и вглядываюсь через створчатые застекленные двери. Я ищу свой особый лист. За последние несколько недель каждое утро одинокий кленовый лист машет мне с подножия холма, напоминая о беззаботных приветствиях Келси, вроде «Привет, мамочка», так она начинала наши телефонные разговоры.
Я закрываю глаза и настраиваюсь быть открытой для Келси, где бы она сейчас ни находилась. Медленно вдыхаю и выдыхаю, внимательно наблюдаю за своим дыханием, всё глубже и глубже уходя во внутреннее пространство. Через некоторое время передо мной начинают всплывать образы: звонок из полиции, когда мне сообщили об аварии; день и вечер, когда я пыталась воспринять известие. Всё, что окружало ее смерть, было словно в тумане, но сейчас, когда я сконцентрирована, становится отчетливым. Я позволяла этим образам оставаться со мной и часто плакала по нескольку часов. Не могу сказать, почему мне было важным вновь пережить эти моменты, но я чувствовала себя лучше.
На следующее утро я застелила кровать и вновь оказалась на том же месте, на диване. На этот раз образы касались жизни Келси: ее рождение, младенчество, детство, отправка в колледж, начало карьеры, решение получить ученую степень. Я как будто смотрела кино о наших взаимоотношениях. И вновь я плакала, и вновь сеанс завершился практически за два часа.
После первых двух дней я стала медитировать от сорока пяти минут до часа. Я никогда не ставлю таймер, сижу столько, сколько считаю необходимым. Моя голова пуста, в ней отсутствуют связные мысли, а бездна снаружи заполняется моим дыханием. Последующие дни и недели медитация стала неотъемлемой частью моего расписания. Обычно мне нужно проделать путь до того, что я называю «бархатным» местом, гостеприимной тьмой, в которой я чувствую себя окутанной, оберегаемой, связанной с чем-то помимо меня, а также, будто бы сквозь туман, рядом с Келси.
Я стала включать в свой распорядок дня и другие духовные практики, вроде прогулок по пляжу и осознанных попыток жить в настоящем моменте. Я беру с собой камеру, чтобы быть внимательной к окружающим меня деталям: я сделала серию из пятидесяти фотографий, фиксируя переезд краба-отшельника из одной раковины в другую.
Поскольку чтение всегда помогало мне во время каждого жизненного кризиса, особенно после смерти Келси, я прошлась по богословским книгам мужа (у него обширная библиотека, которой я редко пользовалась), и обнаружила книгу «Процесс и реальность» Альфреда Норта Уайтхеда. Мой муж перефразировал Уайтхеда, математика и философа XX столетия, в те жуткие часы после известия о смерти Келси: «Ничто по-настоящему не утрачено, но собрано под бесконечной заботой Бога и возвращено нам в качестве возможности». Я держусь за эти слова подобно уцепившейся за камень ракушке.
Я пробежалась по «Процессу и реальности», останавливаясь на определенных фразах, которые говорили мне о Боге и о Келси. Согласно Уайтхеду, Бог «побуждает» возможности возникнуть из бесконечного потенциала, присоединяясь к нам в происходящем процессе созидания. Бог не ответственен за смерть Келси, и, если обратиться к антропоморфной метафоре, ходил и горевал вместе со мной, непрерывно предлагая новые возможности. Бог и Келси – кажется, они не были разделены – присутствовали в предположении Джудит о том, что скорбь может быть духовной практикой, присутствовали во время моих утренних медитаций, присутствовали в листе, что махал мне каждое утро. Бог и Келси постоянно предлагали мне новые возможности: во время медитации, во время чтения, в моем желании находиться в настоящем и, особенно, в моем возрастающем принятии того, что же Бог и Келси хотят мне предложить.
Барбара Беннет
2022
Барбара Беннет завершила свою длительную карьеру в системе образования (учитель, школьный психолог, консультант). Сейчас они с мужем живут на небольшом островке неподалеку от полуострова Олимпик в штате Вашингтон (США). Большую часть времени она гуляет с собакой, занимается садоводством, пишет, встречается с друзьями, участвует в делах своего квакерского собрания.
Перевод Бориса Федюкина
Источник: журнал Friends Journal
