Свободолюбивые люди имеют склонность впадать в два противоположных заблуждения касательно американского прошлого. Одно из них – это известный тезис о «золотом веке» свободы, гласящий, что в Америке всё было хорошо до момента резкого упадка (часто датируемого 1933 годом). Второе – глубоко пессимистичный взгляд меньшинства, которое не признаёт существования у американских либертарианцев какого-либо славного прошлого и отвергает все их политические образования и практически всех мыслителей кроме анархо-индивидуалистов конца XIX века, таких как Бенджамин Такер и Лисандр Спунер.
Истина, как всегда, лежит где-то посередине: Америка никогда не была процветающей «землей свободы» из консервативно-либертарианских легенд, и тем не менее ей удавалось очень долгое время быть более свободной в отношении институтов и интеллектуального климата, чем любой другой стране.
Собственно, никто и не собирался специально делать колониальную Америку «землей свободы». Напротив, ее история началась с путаницы тираний, особых привилегий и обширных земельных монополий. Ее территории были разделены либо на колонии, непосредственно подчиненные английской короне, либо на огромные захваченные привилегированными компаниями или феодальными собственниками земли.
Помог искоренить эти деспотические и феодальные отношения довольно простой момент: необъятность плодородной и необитаемой земли, ждавшей своего заселения. Не только относительно свободные, но и даже откровенно анархические институты зародились среди деспотически организованных английских колоний.
Албемарл
Вполне вероятно, что в течение нескольких десятилетий в середине XVII века прибрежная зона к северу от пролива Албемарл (на территории нынешнего северо-востока Северной Каролины) находилась в квази-анархическом состоянии. Формально бывший частью колонии Вирджиния, но фактически независимый район Албемарл был убежищем для людей, страдающих от деспотического правления английской короны, англиканской церкви и крупной плантаторской аристократии Вирджинии. Роджер Грин возглавил пресвитерианскую группу, которая покинула Вирджинию и переселилась в Албемарл. Также в этом районе, чья экономика строилась на выращивании табака, поселились многие квакеры.
Этому полулибертарианскому положению пришел конец в 1663 году, когда английская корона передала Албемарл и его гигантские площади земель группе из восьми феодальных собственников. Мало что известно об Албемарле до 1663 года, поскольку историки, к сожалению, не проявляют особого интереса к обществам без чётких государственных институтов.
«Остров Разбойников»
Несомненно, самой свободной колонией в Америке и основным прибежищем анархической мысли и институтов был маленький Род-Айленд, который возник, объединив несколько более-менее анархистских поселений, основанных людьми, бежавших от жестокой политико-религиозной тирании пуритан из Колонии Массачусетского залива (которая объявила эту территорию «Землей разбойников»). Неурегулированный и не затронутый крупными землевладельцами или короной Род-Айленд стал настоящим убежищем, находясь при этом совсем недалеко от поселений Массачусетского залива.
Провиденс, первое тамошнее поселение беженцев, было основано в 1636 году молодым преподобным Роджером Уильямсом. Будучи по своей натуре политиком и при этом весьма религиозным либертарианцем, Уильямс был близок к левеллерам – той великой группе англичан, что придерживались принципа невмешательства и которые составляли «крайнее левое крыло» республиканцев в гражданской войне в Англии. Поначалу поселение Уильямса было практически анархическим. Как описывал он сам, «хозяева семейств обычно собирались раз в две недели и делились наблюдениями, обсуждали их общий мир и благосостояние, … взаимное согласие завершало все вопросы».
Роджер Уильмс
Но эта анархическая идиллия внезапно начала барахтаться в трагически ироничной ловушке, которую Уильямс сам оставил для себя и своих последователей. Уильямс был пионером в идее скрупулезной покупки всей земли у индейцев. Этот процесс происходил добровольно и резко контрастировал с жестокими методами истребления, которые предпочитали пуритане Массачусетского залива. Но у этого гуманного подхода была проблема, которая таилась в том, что у индейцев было ошибочное восприятие понятия частной собственности. Будучи коллективными сообществами (племенами), они заявляли права в том числе на те обширные земли, на которых они лишь охотились. Таким образом, они изначально не имели прав на всю ту землю, что продали европейцам.
Уильямс и его люди, купив эту землю, волей-неволей приобрели и эти не совсем законные права собственности. Думая, что является щедрым и сознательным либертарианцем, Уильямс создал предпосылки для формирования феодальных земельных отношений. Вместо того, чтобы легко и просто приобретать землю в Провиденсе, которой бы они всецело владели, более поздние поселенцы были вынуждены покупать или арендовать землю у Уильямса и его людей. В результате последние оказались в положении олигархических правителей и монополистов Провиденса. И снова, как это часто бывает в истории, земельная монополия и правительство стали идти рука об руку.
Будучи либертарианцем, Уильямс никогда не становился явным анархистом, хотя и основал анархическое сообщество в Провиденсе. Честь же быть первым анархистом в Северной Америке выпала преемнице Уильямса, известной религиозной беженке из Массачусетса, Анне Хатчинсон. Анна и ее последователи, которые стали гораздо более многочисленной группой «еретиков», чем собрал Уильямс, эмигрировали в район Род-Айленда в 1638 году по приглашению самого Уильямса. Там они купили у индейцев остров Акиднек и основали поселение Покассет (ныне Портсмут).
В Покассете Энн вскоре оказалась обеспокоенной тем, что ее последователь и один из сооснователей поселения, богатый купец Уильям Коддингтон, быстро установил свое теократическое господство над молодой колонией. Коддингтон словно «судья» издавал указы и обосновывал их «словом Божьим», произвольно истолкованным им самим.
Коддингтон гораздо более явно и сознательно, чем Уильямс подкреплял свою диктаторскую власть на купле-продаже территорий у индейцев. Поскольку его имя было единственным в договоре купли-продажи, Коддингтон требовал для себя всех «прав» земельного монополиста и феодала, не давая никаких прав поселенцам.
Энн Хатчинсон, еще не являясь анархисткой, в начале 1639 года начала политическую борьбу против Коддингтона, вынудив его приостановить действие всех своих указов для свободных людей. В апреле Коддингтон был вынужден согласиться на губернаторские выборы – т.е. на пост, который, как он ожидал, будет пожизненно за ним словно феодалом. Муж Анны, Уильям Хатчинсон, победил Коддингтона на выборах, и тот с приспешниками покинул Покассет, чтобы основать своё собственное поселение под названием Ньюпорт на южной оконечности острова. Победившие хатчинсонцы приняли новую конституцию, изменив название города на Портсмут и заявив, что все жители мужского пола равны перед законом, что церковь и государство должны были быть отделены друг от друга, и что суд присяжных является обязательным для всех.
Сразу после этого Коддингтон объявил войну Портсмуту, но по прошествии года этой смуты оба лагеря согласились объединить два поселения. Коддингтон был снова избран губернатором, но при гарантированных демократических институтах и религиозной свободе в обществе.
Однако самым важным следствием (в целом и с точки зрения социальной философии) этой борьбы с Коддингтоном было то, что Энн Хатчинсон начала глубоко размышлять над вопросами свободы. Если, как учил Роджер Уильямс, для индивида должна быть абсолютная религиозная свобода, то какое право вообще имеет правительство управлять индивидом? Короче говоря, Энн Хатчинсон пришла к выводу о «незаконности института правительства».
Энн Хатчинсон пред судом
Как сказала биограф Энн Винифред Рагг: «Она была в высшей степени убеждена, что каждый христианин содержит у себя в груди гарантию спасения… Для таких людей судьи были явно излишними. Что касается других, их следовало обращать, а не принуждать».
Энн убедила своего мужа уйти в отставку с поста одного из главных помощников Коддингтона в колонии. В 1642 году, вскоре после своей отставки, Уильям Хатчинсон умер. Овдовевшая и испытывающая отвращение к правительству, Энн покинула Род-Айленд и поселилась в Пелхэм-Бэй, недалеко от Нью-Йорка. Здесь, в конце лета 1643 года, Анна и ее семья были убиты группой индейцев по наводке нью-йоркских голландцев.
Но несмотря на то, что Энн Хатчинсон была мертва, ее идеи продолжали жить. Некоторые из ее последователей, во главе с сестрой Анны, миссис Кэтрин Скотт, возглавили новое баптистское движение в Род-Айленде, которому, как мы увидим позже, предстояло сыграть очень важную роль.
Одной из самых интересных личностей американского колониального периода был Сэмюэл Гортон. Английского суконщика с либертарианскими политико-религиозными взглядами и с неиссякаемым духом индивидуализма преследовали во всех колониях Новой Англии, включая Провиденс и Портсмут. Противник теократии, да и всех формальных религиозных организаций, Гортон выступал против любых нарушений правительством прав, гарантированных английским общим правом. Сбежав из англиканской Британии, Гортон последовательно вынужден был бежать из Массачусетского залива, Плимута, Портсмута и Провиденса. В случае с Провиденсом начал проявлять тоталитарный темперамент сам Роджер Уильямс, и это нетерпение к любым более индивидуалистским взглядам, чем у него самого впоследствии резко развернуло его от свободы к этатизму. Уильямс согласился на изгнание Гортона, заявив, что тот «околдовал и ошеломил бедный Провиденс… своим несправедливым и грязным осуждением всех священников этой страны…»
Гортон и его последователи, обвиненные в том, что они – «анархисты», были осуждены губернатором Массачусетского залива Уинтропом как «люди, непригодные для жизни на земле». В конце 1642 года они были вынуждены основать новое поселение, Шавомет (позже Уорик), на купленной у индейцев территории. Это маленькое поселение постоянно находилось под угрозой агрессии со стороны могущественного соседа из Массачусетса. Хотя Гортон не был явным анархистом, маленький городок Шавомет жил в анархической идиллии, пока оставался отдельным поселением.
По словам Гортона, на протяжении более пяти лет поселенцы «мирно проживали вместе, не желая и не пытаясь причинить зла никому – ни англичанину, ни индейцу, положив конец всем разногласиям путем добрососедского и справедливого арбитража, взаимно принятого всеми». Но в 1648 году Уорик объединился с тремя другими городами Род-Айленда, чтобы сформировать колонию Плантация Провиденс. С этого времени Уорик находился под властью общего правительства, хотя это и было правительство гораздо более демократичное и свободное, чем существовавшее где-либо еще. Как один из уважаемых лидеров новой колонии, которая теперь считалась «годной для жизни», Гортон сумел отменить тюремное заключение за долги, снизить срок службы по контракту и даже первым отменил рабство в Америке, хотя в итоге этот указ остался, по сути, только на бумаге.
После двух десятилетий борьбы против агрессии Массачусетса Роджер Уильямс в середине 1650-х годов наконец смог добиться неприкосновенности Род-Айленда, заручившись защитой победивших республиканских революционеров из Англии. Во время официального получения защиты от Массачусетса Уильямс описал колонию как «давно испившую из чаши великих вольностей, как никакой другой народ на земле, о котором кто-либо слышал». «Сэр, – добавил Уильямс, обращаясь к своему свободолюбивому английскому другу сэру Генри Вейну, – мы не знали, что такое акциз, мы почти забыли, что такое десятина, да, или налоги для церкви или государства».
Тем не менее, почти сразу же после этого триумфа Уильямс грубо избавился от свобод в основанной им колонии. Почему произошёл этот сдвиг? Можно выделить несколько причин: во-первых, неизбежные искажения, которые происходят у государственных деятелей, даже у руководителей с самыми либертарианскими взглядами. А во-вторых, это личное нетерпение Уильямса к тем, кто обладал ещё более либертарианскими взглядами, чем у него. Третья причина связана с политическими переменами в Англии.
В течение двух десятилетий Роджер Уильямс тесно сотрудничал с наиболее либертарианскими и индивидуалистскими группами оппозиционного движения в Англии. Но потом, когда уже казалось, что в Британии возобладала идея политики невмешательства «левых» индивидуалистов, Англия внезапно резко развернулась вправо, в сторону сильной государственности под диктатурой Оливера Кромвеля. Отказ от свобод воплотился и в жестоком подавлении Кромвелем левеллеров – лидеров либертарианских идей. По мере того, как метрополия отдалялась от либерализма и становилась диктатурой, стареющий Уильямс, несомненно, терял большую часть своей прежней твердой либертарианской закалки.
Отступление Уильямса от либерализма впервые проявилось в 1655 году, когда он внезапно ввел воинскую повинность для жителей Род-Айленда. Именно в ответ на это нарушение всех либертарианских традиций Род-Айленда в колонии возникла яростная оппозиция, чьи принципы в конечном итоге перетекли в откровенно ндивидуалистический анархизм.
Этот шаг к анархизму возглавили лидеры баптистов Род-Айленда во главе с преподобным Томасом Олни, бывшим баптистским священником Провиденса, а также с Джоном Филдом, Джоном Трокмортоном, грозным Уильямом Харрисом и собственным братом Уильямса Робертом. Эта группа распространила петицию, в которой заявила, что «смертная казнь — это кровавая вина и нарушение закона Евангелия, действующая против личного и общественного блага». Другими словами, любое наказание нарушителей и/или любое ношение оружия объявлялись ими антихристианским действиями!
В ответ Уильямс осудил петицию как вызывающую «волнения и беспорядки». После этого анархисты подняли восстание против правительства Уильямса, но были подавлены силой оружия. Несмотря на провал восстания, на выборах 1655 года, состоявшихся несколько месяцев спустя, жители колонии избрали Томаса Олни заместителем предсказуемо победившего Уильямса.
Уильямс продолжил еще сильнее исповедовать этатизм. Центральное правительство колонии решило обойти право органов управления отдельных городов собирать налоги и начало делать это централизовано. Также были усилены законы против «безнравственности», предусматривающие телесные наказания за такие преступления, как «распутный образ жизни». Законы против аморальности, вероятно, были частью попытки Уильямса выслужиться перед пуританином Оливером Кромвелем. Но самым печальным было то, что после того, как Кромвель приказал Род-Айленду разобраться с «крысиными беспорядками», колония быстро приняла закон против руководителей оппозиционных групп, которые впоследствии должны были быть отправлены в Англию для суда.
Однако баптистский анархизм в Род-Айленде продолжал усиливаться. Одной из его новых приверженцев была не кто иная, как Кэтрин Скотт, самый авторитетный баптистский проповедник и сестра Анны Хатчинсон. Таким образом, одиночная пионерская деятельность Анны, приверженной идеям философского анархизма, посеяла семена, которые проросли полтора десятилетия спустя. Также анархизм приняли Ребекка Трокмортон, Роберт Уэст и его супруга Энн Уильямс. Как итог, в марте 1657 г. началось подавление свободы слова и инакомыслия. Роджер Уильямс привлек этих четырех противников-анархистов к суду, обвинив их в том, что они «общие противники всякой власти». Однако после этого акта устрашения Уильямс уступил и снял обвинения, достигнув, впрочем, главной своей цели: напуганные лидеры анархистов замолчали.
Замолчали все, кроме грозного Уильяма Харриса, которого нельзя было так легко испугать. Харрис разослал письма во все города Род-Айленда, осуждая как налоги, так и «гражданские правительства». Он призывал людей во всеуслышание заявить: «Нет лордов! Нет господ!». Харрис предсказывал, что государство, которое он называл «Домом Саула», неизбежно будет становиться все слабее и слабее, в то время как «Дом Давида» (а именно Харрис и его последователи) будут становиться все сильнее и сильнее. Харрис также осудил все наказания и тюрьмы, всех должностных лиц и законодательные собрания.
Администрация Уильямса вызвала Уильяма Харриса в суд. Ему было предъявлено обвинение в «открытом неповиновении Уставу, всем законам, … парламенту, лорду-протектору (Кромвелю) и всем правительствам». Вместо того, чтобы успокоиться в условиях репрессивного давления, как это сделали миссис Скотт и другие, Харрис поклялся, что продолжит поддерживать собственные идеи «своей кровью». Упорно отказываясь отречься, Харрис подтвердил свою интерпретацию Писания, а именно, «что его совесть не обязана подчиняться ни одному человеческому закону». Генеральный суд признал Харриса виновным в «высокомерии и подстрекательстве», а доказательства вины Харриса и его сына были отправлены в Англию для подготовки к судебному разбирательству по делу об измене.
Суд об измене так и не состоялся, потому что по счастливой случайности корабль, доставлявший улики в Англию, пропал в океане. Но в конце концов Харрис оказался достаточно запуган, чтобы отказаться от своего анархизма. Вместо этого он обратился к судебному преследованию ненавистного Роджера Уильямса и на протяжении всей оставшейся жизни инициировал бесконечные разбирательства по земельным претензиям.
Пенсильвания: священный эксперимент
Третий масштабный случай анархизма в колониальной Америке произошёл в Пенсильвании. Им стал «священный эксперимент» Уильяма Пенна, который заключался в создании квакерской колонии, призванной стать «примером для других народов». И хотя им гарантировалась религиозная свобода, а институты были относительно либертарианскими, Пенн никогда не предполагал, что новая колония, основанная в 1681 году, станет центром анархизма или чего-то подобного.
Уильям Пенн высаживается в Пенсильвании
Любопытно, что Пенсильвания стала столицей живого и действующего анархизма по счастливой случайности. Соблазненные религиозной свободой и дешевой плодородной землей поселенцы, преимущественно квакеры, в больших количествах хлынули в Пенсильванию. По прошествии восьми лет в новой колонии числилось уже около 12 тысяч человек.
Впервые анархизм проявился в сфере налогов. В то время как в 1683 году Ассамблеей Пенсильвании были введены низкие акцизы и экспортные пошлины, губернатор Пенн личным указом отложил все налоги на год, чтобы стимулировать быстрое становление колонии. В следующем году, когда Пенн хотел ввести налоги для получения дохода, группа лидеров колонии убедила его отказаться от этой идеи в обмен на то, что они соберут добровольные взносы для него. Осенью 1684 года Уильям Пенн вернулся в Англию, абсолютно убежденный, что основал стабильную и прибыльную колонию.
Одним из его главных ожиданий было получение земельного налога с каждого поселенца. Предполагалось, что этот платеж выступал бы в качестве регулярного вознаграждения для Пенна как феодального землевладельца всей колонии, что и заявлялось короной. Но Пенн, как и многие феодалы в других колониях, довольно быстро обнаружил, что на деле собирать эти налоги практически невозможно. Он предоставил населению налоговую отсрочку до 1685 года, но люди и после настаивали на ее пролонгации, а судебные разбирательства по искам от Пенна не увенчались успехом.
Более того, жители Пенсильвании продолжали отказываться голосовать за взимание налогов. Они даже посягнули на монополию производства извести, которую Пенн оставил для себя, и открывали свои собственные карьеры. Уильям Пенн обнаружил, что, лишенный феодального и налогового дохода, от управления Пенсильваней он только теряет деньги. Его состояние таяло на глазах. Идеи о свободном обществе без налогов захватили колонистов. Как жаловался Пенн, «основная проблема заключается в том, что люди, которые собираются осуществлять власть в колонии, так или иначе теряют свой авторитет в глазах жителей, и, соответственно, мало что могут сделать своими силами».
Когда Пенн вернулся в Англию, управление колонией перешло к Совету Пенсильвании. И хотя Пенн назначил Томаса Ллойда, валлийского квакера, президентом Совета, тот не имел никакой фактической власти и не мог единолично принимать какие-либо решения. Сам Совет собирался крайне редко, а официальные лица не имели никаких реальных полномочий что-либо делать. На протяжении длительного отрезка времени в Пенсильвании вообще не было правительства, о чем свидетельствует тот факт, что в колонии не взимались ни налоги, ни плата за землю.
Так почему же Совет собирался столь редко? Во-первых, потому что его члены, не получавшие зарплату из-за отсутствия понятия госслужбы в либертарианском обществе, занимались решением своих частных проблем. Согласно законам колонии члены Совета должны были получать небольшую стипендию, но, что типично для сообщества анархистов, получать от жителей сборы на эти цели оказалось практически невозможным.
Таким образом, за исключением редких заседаний Совета, колониальное правительство практически прекратило свою деятельность. Но что насчет местных органов власти? Существовала ли хоть какая-то местная бюрократия и были ли вообще признаки работы государственного аппарата? Ответ на этот вопрос, увы, отрицательный, поскольку местные суды собирались всего несколько дней в году, а местные чиновники тоже были частными лицами, которые почти не уделяли времени для исполнения своих властных обязанностей. В довершение к ситуации Ассамблея колонии не принимала никаких законов после 1686 г., т.к. ее члены не могли договориться о пределах своих полномочий.
Колония Пенсильвания продолжала оставаться в этом состоянии фактически индивидуалистического анархизма с осени 1684 года до конца 1688 года: четыре славных года, в течение которых счастливые граждане не возмущались «анархией» или «хаосом». Ни один пенсильванец, казалось, не считал себя угнетенным.
Эхо государственного управления долетало до Пенсильвании в 1685 году в лице Уильяма Дайера, который был назначен сборщиком пошлин при королевской таможне. Несмотря на отчаянные призывы от Уильяма Пенна сотрудничать с Дайером, пенсильванцы упорствовали в своем анархизме, беспечно и последовательно обходя британские законы.
Неудивительно, что у Уильяма Пенна сложилось отчетливое впечатление, что его «священный эксперимент» ускользает от него, приняв новый и озадачивающий оборот. Пенн основал колонию, которая, как он думал, будет спокойно следовать его указаниям и приносить ему солидную феодальную прибыль. Предоставляя квакерам процветающее убежище, Пенн ожидал взамен двойной награды – богатства и власти. Вместо этого он оказался без них. Не имея возможности собирать налоги со свободных и независимых жителей Пенсильвании, он наблюдал как колония тихо и изящно скатывалась к откровенному анархизму – в мирную, растущую и процветающую землю без налогов и практически без власти. Вследствие этого Пенн отчаянно пытался заставить Пенсильванию вернуться к привычной форме старого порядка.
В феврале 1687 года Уильям Пенн назначил пятерых жителей Пенсильвании государственными уполномоченными. Они были призваны «действовать от его имени и во исполнение законов, как если бы он сам был там». Цель этого нового назначения заключалась в том, чтобы «иметь более постоянных представителей для поддержания порядка во всем». Пенн назначил пятерых комиссаров из числа ведущих граждан колонии и приказал им обеспечивать соблюдение законов.
Очевидно, колонисты были вполне довольны своим анархизмом и проницательно участвовали в ненасильственном сопротивлении комиссии. Во-первых, новости о деятельности комиссии задерживались на месяцы. Затем Пенн окунулся в поток протестных сообщений по поводу её деятельности. А вскоре Пенн понял, что он и вовсе не получает корреспонденцию от предполагаемого руководящего органа.
Тем не менее, не имея возможности больше откладывать сборы налогов, государственные уполномоченные вступили в должность в феврале 1688 года. Три с половиной года реального анархизма, казалось бы, прошли. Государство вернулось в рай и всё вернулось к старому порядку в мире Уильяма Пенна. Злорадствующий Пенн призывал комиссаров скрывать любые разногласия между собой, чтобы обмануть и запугать публику: «Покажите свои добродетели, но скройте свои немощи. Это сделает вас авторитетными и почитаемыми среди народа». Он также призывал новоиспеченных представителей власти обеспечить выполнение королевских обязанностей и взимать налоги для поддержки правительства.
Комиссары ограничились созывом Ассамблеи весной 1688 года, и на этот раз Ассамблея действительно приняла некоторые законы, впервые за три года. Однако наиболее важные законопроекты, из представленных Ассамблее Советом и комиссарами, касались восстановления налогов, и здесь Собрание в последний момент героически бросило вызов Пенну и правительству и отклонило налоговые законопроекты.
Таким образом, после кратковременного всплеска своей активности в начале 1688 года, государство было признано ненужным, налоги отклонены, а колония быстро вернулась в состояние анархизма. По каким-то причинам члены Совета, очевидно измученные своей не достигнутой миссией, не смогли собираться дальше, и Совет вернулся к привычному графику редких заседаний.
В отчаянии Пенн учредил пост заместителя губернатора для управления Пенсильванией в свое отсутствие. Томас Ллойд, глава Совета, отказался от назначения, и, как мы увидели по активности членов Комиссии, никто в счастливой анархистской Пенсильвании не хотел править другими. Тогда Пенн решил в поисках управленца выйти за пределы колонии и назначил своим заместителем крепкого старого ветерана и пуританина Джона Блэквелла, который не был ни пенсильванцем, ни квакером. Назначая Блэквелла, Пенн ясно дал ему понять, что основной задачей будет сбор налогов для Пенна, а второстепенной – восстановление правительства.
Если Джон Блэквелл подозревал, что квакеры – кроткий народ, то его ждал неприятный сюрприз. Блэквеллу пришлось быстро обнаружить, что преданность миру, свободе и индивидуализму ни в коем случае не подразумевает пассивное смирение с тиранией – как раз наоборот.
Уже первоначальный прием Блэквелла в качестве заместителя губернатора был предвестником грядущих событий. Сообщив заранее о своем приезде, чтобы кто-нибудь встретил его по прибытии в Нью-Йорк, Блэквелл высадился там только для того, чтобы обнаружить пустой пирс. После тщетного ожидания в течение трех дней Блэквелл в одиночку отправился в колонию. Когда он прибыл в Филадельфию 17 декабря 1688 года, он также не встретил ни сопровождения, ни парада, ни хотя бы членов Комиссии. Приказав Совету встретиться с ним по прибытии, Блэквелл не смог найти никаких следов Совета или вообще каких-либо других правительственных чиновников. Вместо этого он «обнаружил, что зал Совета пуст, покрыт пылью и разбросанными бумагами. Шестеренки правительства почти перестали вращаться».
Спустя время появился только один угрюмый клерк, и то отказавшись разговаривать со своим новым руководителем. Когда Блэквелл прибыл в пустой зал Совета, его единственными слушателями была группа соседских мальчишек, которые собрались вокруг, чтобы улюлюкать и издеваться.
Находчивые жители Пенсильвании начали проницательную и решительную кампанию ненасильственного сопротивления попыткам восстановить государство на землях счастливых людей без гражданства. Томас Ллойд, как хранитель Великой печати, настаивал на том, что ни один из приказов или поручений Блэквелла не имеет юридической силы, если на них нет официального штампа. При этом сам Ллойд как-то упорно не хотел эту печать нигде ставить. Более того, Дэвид Ллойд, секретарь суда и дальний родственник Томаса, категорически отказался передать документы по любым делам Блэквеллу, даже при условии наличия судебного приказа. За этот акт неповиновения Блэквелл объявил Дэвида Ллойда непригодным для работы в суде и уволил его. Томас сразу же назначил Давида на должность хранителя Великой печати. Более того, из дюжины мировых судей, выбранных Блэквеллом для рассмотрения дела, четверо наотрез отказались работать.
По мере обострения революционной ситуации в Пенсильвании робкие и недальновидные люди начали всё же предавать либертарианское дело. И спустя какое-то время весь Совет, кроме двух его членов, был теперь на стороне Блэквелла. Лидером группы сторонников Блэквелла был Гриффит Джонс, который позволил тому жить в своем доме в Филадельфии. Джонс предупреждал, что идет «противостояние власти короля», и что «ему кажется, что местные копят силы для восстания». В Совете только Артур Кук и Сэмюэл Ричардсон продолжали сопротивляться Блэквеллу.
Блэквелл, конечно, был потрясен этой ситуацией. Он написал Пенну, что колонисты страдали чрезмерной свободой. Они съели «меда твоих уступок больше, чем их желудки могут вынести». С начала 1689 года Блэквеллу удалось заставить членов Совета собираться каждую неделю, но ему не удалось заставить их согласиться на присутствие постоянных советников от каждого графства Филадельфии. Артур Кук возглавил успешное сопротивление, заявив, что «люди не в состоянии нести ответственность за других постоянно».
Пик борьбы между Блэквеллом и жителями Пенсильвании пришелся на апрель 1689 года, когда губернатор объявил об импичменте Томасу Ллойду, обвинив его в тяжких преступлениях и проступках. В своем обращении Блэквелл сообщил ошеломленным слушателям, что власть Уильяма Пенна над колонией абсолютна. Совет, по его теории, существовал не для того, чтобы представлять людей, а для того, чтобы быть инструментом воли Пенна. Блэквелл завершил свою речь, пригрозив обнажить ножны и использовать свой меч против наглых и непокорных противников.
Учитывая выбор между старым анархизмом и абсолютным правлением Джона Блэквелла, даже приспособленцы и колеблющиеся сплотились вокруг Томаса Ллойда. После того как Блэквелл уволил Ллойда, Ричардсона и других оппозиционеров из Совета, остальные его члены возмутились и потребовали отменить это решение. Теперь, когда весь Совет выступил против него, разочарованный Блэквелл напоследок формально распустил его, а сам отправил Пенну прошение об отставке.
Члены Совета, в свою очередь, яростно протестовали Пенну против попытки его заместителя лишить их свободы. Что касается Блэквелла, он считал квакеров агентами дьявола и, ссылаясь на Новый Завет, объявлял их предсказанными священной книгой созданиями, «которые будут презирать власть и злословить о благородных людях». «Эти квакеры, – как в ярости говорил Блэквелл, – не имеют понимания о том как устроена власть и им невозможно это объяснить…»
Столкнувшись с практически единодушным и решительным противодействием со стороны колонистов, Пенн решил отступить и отослать Блэквелла. До конца года Блэквелл формально продолжал занимать свой пост, но теперь потерял всякий интерес к осуществлению своих функций. Он просто ждал, пока истечет срок его полномочий. Пенн же, по сути, восстановил старую систему, вернув Совету функции и полномочия, позволяющие этому органу действовать от имени губернатора. Заменяя уксус медом, Пенн также извинился за свою ошибку с назначением Блэквелла, заявив: «Я счел нужным… бросить все в ваши руки, чтобы вы все увидели мое доверие к вам».
Пенсильвания вскоре снова погрузилась в анархизм. Совет, снова возглавляемый Томасом Ллойдом, собирался редко. Когда происходила редкая встреча, на ней практически ничего не решалось, а еще меньше о ней сообщалось Уильяму Пенну. Ассамблея тоже собиралось, но редко. И когда секретарь колонии Уильям Маркхэм (двоюродный брат Пенна, который был одним из участников ненавистной группировки Блэквелла) подал прошение о взимании налогов для оказания финансовой помощи бедному Уильяму Пенну, Совет полностью проигнорировал его просьбу. Более того, когда Маркхэм попросил Совет выделить деньги на создание подразделений для обеспечения военной защиты от (несуществующей) французской и индейской угрозы, Совет в подтверждение анархического статуса колонии, вежливо ответил, что любые заинтересованные люди могут обеспечить свою защиту за свой счет. Анархизм триумфально вернулся в Пенсильванию. Решительное ненасильственное сопротивление колонии одержало славную победу.
Пенн, однако, не мог себе позволить, чтобы колония продолжала оставаться в этом анархическом состоянии. В 1691 году он настоял на назначении постоянного заместителя губернатора, хотя и позволил колонии самостоятельно выбирать его. Колония, конечно же, выбрала своего героя сопротивления Томаса Ллойда, который занял новый пост в апреле. После семи лет де-факто анархизма (за исключением нескольких месяцев постоянных заседаний Совета и нескольких месяцев попыток правления Блэквелла) в Пенсильвании снова был общепризнанный и постоянный глава правительства. Единоличная власть вернулась, но ее влияние всё еще было незначительным, поскольку Ассамблея и Совет также продолжали собираться, хоть и редко, а в колонии, как и прежде, не собирались налоги.
Но этот вирус власти, однажды запущенный в организм общества, пусть даже и такой пустяковый, все-таки дуплицирует. Внезапно, как гром среди ясного неба, в апреле 1692 года Совет принял новый закон о восстановлении налогообложения, а уважаемый губернатор Ллойд согласился с этим предательством. Теперь дело было за решением всенародно избранной Ассамблеи, всегда являвшейся политической цитаделью свободы в провинции. Как думаете, она тоже поддалась? Свободные граждане Филадельфии и Честера направили в Ассамблею петиции, решительно протестуя против предлагаемого введения налогов. Они призвали Ассамблею сохранить «свою страну свободной от кабалы и рабства и избегать таких дурных методов, которые могут заключить их самих и их потомков в оковы таких проблем». Принимая во внимание эти протесты, Ассамблея отказалась принять налоговый закон. Де-факто анархизм оставался, хотя и ослабевшим, но живым.
Но он всё равно был уже обречен, и правительственное угнетение, даже без налогов, быстро вернулось в Пенсильванию. Это новое проявление этатизма было стимулировано централизованным противодействием отделению от квакерства группы шотландца Джорджа Кита, школьного учителя в Филадельфии и выдающегося квакерского проповедника, которого хорошо знали в Срединных колониях. В религиозном отношении он был более консервативным, чем основная масса квакеров, склоняясь больше к пресвитерианству, но политически он был более индивидуалистичным. Вдохновленный анархизмом, который он обнаружил в Пенсильвании, Кит быстро пришел к логическому выводу, сделанному благодаря квакерскому вероучению, что любое участие в органах власти противоречит принципам квакеров.
Возвращение Пенсильвании к механизмам государственного управления весной 1691 года особенно спровоцировало Джорджа Кита. Как, спрашивал он, мог такой идейный квакер как Томас Ллойд, исповедующий ненасилие, вообще быть чиновником, если суть правительства заключается в применении насилия? Кит увидел, что квакерское ненасилие логически подразумевает не только отказ носить оружие, но и полный индивидуалистический анархизм.
Наконец, осенью 1692 года Китская фракция «христианских квакеров» была изгнана из состава квакеров. К стыду этой основной части квакеров, после того как они сами подвергались в свое время массовым преследованиям за свои религиозные принципы, они точно так же отреагировала на раскол в своих рядах. Китские брошюры были конфискованы, а типографии арестованы. Самому Киту было приказано прекратить произносить речи и публиковать брошюры, «которые имеют тенденцию к подстрекательству и нарушению спокойствия, а также к подрыву нынешнего правительства». Трем китским лидерам, включая самого Кита, было предъявлено обвинение в написании книги, осуждающей местную власть, а в число присяжных были включены преимущественно друзья местных квакерских чиновников. Несмотря на заявления Кита о том, что квакеры должны урегулировать все свои споры мирным и добровольным путем и никогда не обращаться в суд, он и его люди были осуждены и оштрафованы (хотя штрафы так и не были уплачены). Им было отказано в праве подавать апелляцию. Государство вернулось в Пенсильванию, и его механизм стал набирать обороты.
Очень скоро вернется и налогообложение. У Уильяма Пенна, близкого друга недавно свергнутого короля Англии Якова II, возникли серьезные политические проблемы. Рассерженный на Пенна, раздраженный анархизмом и пацифизмом колонии и стремящийся объединить северные колонии в боевую силу для нападения на французов в Канаде, новый король Вильгельм в конце 1692 года назначил Бенджамина Флетчера губернатором Нью-Йорка и Пенсильвании. Пенсильвания, больше не принадлежавшая Уильяму Пенну, стала теперь королевской колонией.
Губернатор Флетчер принял бразды правления в апреле 1693 года. Как и в других королевских колониях, Совет теперь назначался губернатором. Флетчер созвал Ассамблею в мае и смог провести законопроект о налогах благодаря обширным полномочиям своим и Совета, а также угрозам присоединить колонию к Нью-Йорку. Таким образом, налоги вернулись, равно как и власть. Славные годы анархизма прошли.
Но его эхо оставалось. На сессии 1694 года Ассамблея Пенсильвании решила направить почти половину налоговых поступлений в личное пользование Томаса Ллойда и Уильяма Маркхэма, которых Флетчер назначил своими заместителями. Разъяренный Флетчер распустил Ассамблею. После года сборов, фискальная работа снова остановилась.
Раздосадованный, Флетчер потерял интерес к Пенсильвании, которая после всех этих показательных лет явно считалась худшим местом для сбора налогов. Колония вернулась в свое старое квази-анархическое состояние, без налогов и с Советом, который мало что делал и собирался редко. Тем временем Уильям Пенн энергично боролся за возвращение в свою феодальную вотчину. Он пообещал королю, что в Пенсильвании всё будет хорошо: она будет давать налоги, ополчение и подчиняться королевским приказам. Он пообещал соблюдать законы Флетчера и оставить Маркхэма в руководстве. В результате летом 1694 года король вернул Пенсильванию в собственность Пенна, а к весне следующего года Маркхэм был назначен заместителем губернатора Пенна. Но на весенней сессии 1695 г. избранный Совет снова отказался рассматривать какие-либо налоговые законопроекты.
Ассамблея продолжала отклонять налоговые законопроекты еще полтора года. Таким образом, за исключением одного года при Флетчере, Пенсильвания пребывала в квази-анархическом состоянии отсутствия налогов с момента своего основания в 1681 году до осени 1696 года: четырнадцать славных лет. Маркхэм смог протолкнуть законопроект о налогах в конце 1696 года и то только путем неприкрытой узурпации властных полномочий – издав собственную новую конституцию, включая ручной Совет. Маркхэм смог заручиться поддержкой Ассамблеи, предоставив ей право инициировать законопроекты, а также повысив имущественный ценз для голосования в городах, что позволило квакерам исключить в основном не квакерскую городскую бедноту из числа избирателей.
Филадельфия в 1702 году
В противовес была сформирована либертарианская оппозиция во главе с Артуром Куком (Томас Ллойд умер к этому моменту). В ее состав входила коалиция бывших последователей Кита, например, Роберт Тернер, и старых приспешников Блэквелла, таких как Гриффит Джонс. В марте 1697 года оппозиция организовала массовую петицию, подписанную более чем сотней человек, против навязанной конституции, повышения избирательного ценза в городах и введения налогов. Когда оппозиционных политиков и депутатов, избранных в знак протеста отдельным голосованием согласно старой конституции, безоговорочно отказались признавать, Роберт Тернер осудил эту угрозу «их древним правам и свободам». Особенно он осудил законопроект о налогах 1696 года, потребовав, чтобы налоговые деньги, изъятые у их законных владельцев «в результате неоправданного и незаконного произвола, были немедленно возвращены».
Но все это было напрасно. Пенсильвания вскоре впала в ту же архаичную форму государственного управления, что и все остальные колонии. «Священный эксперимент» закончился.
Мюррей Ротбард
1970 г.
Перевод Антона Грушко
