В 1870-х годах Друзья в Британии всё ещё подвергались внутренней критике за то, что ставили под сомнение евангельские догмы. К примеру, в 1872 году Эдвард Беннет, бывший когда-то уважаемым секретарём одного из месячных собраний, был лишен членства в Обществе за высказывание сомнений в правомерности буквальной интерпретации библейских текстов, божественном происхождении Христа и учении об искуплении. В том же году схожая судьба постигла Дэвида Дункана из Манчестера. Разница была лишь в том, что он был лидером активной группы молодых людей, изучавших эволюционистские взгляды, искавших новые подходы к Писанию и занимавшихся другими рискованными темами.
Ещё в 1879 году послание Годового собрания упорно повторило то, что было его официальной точкой зрения на протяжении предшествующих сорока с лишним лет:
«Мы всегда считали Писание… воплощением Божьей истины, вдохновлённой Им… Для христианина Ветхий Завет является ясным и многократно повторяющимся укреплением образа Бога… Это знание служит истинным средством против спекуляций и неверия, называемых “продвинутой наукой” или “высокой культурой” и ставших в наши дни столь популярными».
В добавок к следованию строгим доктринам евангелистская иерархия всё активнее вовлекалась в движение «домашнего миссионерства». Наёмные проповедники ходили по домам «низших классов». Это движение привлекло множество рабочих, которые стали изучать грамоту, Библию и впоследствии стали регулярно участвовать в программированных богослужениях. Поговаривали даже о введении пасторской системы, в том числе в английском квакерстве.
Тем не менее, за основательностью, представленной звонкими заявлениями в посланиях годовых собраний, в рядах квакеров Британии, особенно среди молодых членов, появлялось всё больше несогласных. К примеру, по словам одного историка, лишение членства Беннета и Дункана было «последним великим актом преследования ереси в Лондонском Годовом собрании». Пятьдесят манчестерских Друзей подписали заявление, осуждающее решение по Дункану и не критикующее его взглядов. Эти молодые Друзья также следили за нападками евангелических лидеров Америки на Джоэла и Ханну Бинов, что укрепило сопротивление этой пары к введению так называемой «системы одного человека».
Такие нарушения спокойствия усиливались вплоть до 1895 года, когда они слились в одну неукротимую волну перемен. Гребнем этой волны явилась Манчестерская конференция, проходившая в одиннадцатый месяц [ноябрь, – прим.ред.] 1895 года.
Ключевой фигурой в этом либеральном движении был очень уважаемый молодой Друг Джон Вильгельм Раунтри. На годовом собрании 1892 года он убедительно рассказывал о том, как в какой-то момент поддался неверию, но затем его вера волшебным образом обновилась. Такие истории всегда были угодны евангелистам, но Раунтри пошёл дальше.
Вера, которую он восстановил, была уже не такой как у евангелистов. Напротив, Раунтри принял совсем иной подход к Библии, науке и окружавшим социальным проблемам. Он не сомневался в том, что этот подход должен был применяться сообразно исконному квакерству и мог способствовать обновлению Общества Друзей. Он заявил, что в трудные времена ему не было никакой пользы от доктринальных проповедей, так часто слышимых от «почтенных старейшин», евангелистских проповедников. По словам Раунтри, мало кто из его сверстников укрепился в вере благодаря этим проповедям, и, следовательно, Общество лишалось массы многообещающих молодых членов.
Вся жёсткость евангелистских правил была выражена в саркастической шутке старшего двоюродного брата Джона Вильгельма, Джошуа, о старейшинах: «Одного друга спросили, является ли он членом собрания по проповедям и наблюдению, добавив при этом: “Стоит заметить, что ты достаточно стар, богат и чёрств, чтобы быть членом этого собрания”».
Влиятельные старейшины были весьма впечатлены напором и энергией молодого Раунтри. Его семейство было оплотом Общества; он проявил себя талантливым бизнесменом. Старейшины знали, что он прав по поводу утечки молодых друзей и недовольства многих оставшихся. Было совершенно ясно, что что-то Нужно Предпринимать.
Был организован комитет по «домашнему миссионерству». На первой встрече его членов в 1894 году либералы были разочарованы, так как большую часть присутствовавших представляли евангелисты, и комитет, казалось, был под полным контролем правящей верхушки.
Но кроме них в числе членов были и двоюродный брат Джона Вильгельма, Джошуа Раунтри, а также Уильям Чарльз Брейтуэйт. Отец Брейтуэйта, Джозеф Бивэн Брейтуэйт, был, пожалуй, наиболее влиятельным евангелистом того времени. И так вышло, что его сын стал одним из самых выдающихся либералов. Джошуа Раунтри также пользовался уважением как среди евангелистов, так и среди либералов, но, как видно из его замечания о старейшинах, симпатизировал он последним. Кроме того, он был успешным политиком, мэром и членом парламента, и вместе с Брейтуэйтом они осуществили великолепный акт квакерской дипломатии или, если хотите, дворцовый переворот.
Прежде всего, появилось предложение для членов конференции, в котором содержался список не слишком чётко сформулированных проблем. Он был принят комитетом по «домашней миссионерству», а затем и годовым собранием 1895 года, хоть и без уточнения конкретной программы реализации. Затем, когда был учреждён комитет для разработки программы, его председателем стал Джошуа Раунтри, а среди членов не было ни одного евангелиста.
Детальная программа конференции была представлена комитету по «домашнему миссионерству» уже в октябре, лишь за месяц до собрания, и в журнале «Британский Друг» уже был опубликован почти исключительно либеральный список выступающих (в который вошли все члены подкомитета по подготовке). Очевидно, на встрече комитета было высказано много неприятных вещей, но либералы в итоге взяли своё, и евангелистам не оставалось ничего, кроме как принять свершившийся факт.
В критический момент оказалось, что от срыва Манчестерской конференции комитетом по «домашней миссионерству» удерживает лишь сильнейший резонанс, который она возымела. Идея была озвучена в нужное время и нужном месте, и процесс начался. На конференцию прибыло почти 1300 Друзей и постоянных посетителей – огромная толпа по меркам квакеров, как тогда, так и сейчас. Также прибыли корреспонденты неквакерских газет, и их репортажи появились во многих изданиях по всей Англии.
Участники были не только возбуждены, но и настроены весьма решительно. В течение четырёх дней они выслушали 41 выступление. Времени на обсуждение было очень мало, да ещё и при условии строгих квакерских правил, запрещавших как аплодисменты, так и выражение недовольства. Кстати, тогда же участникам представили инновацию – электрическое освещение.
Однако хоть евангелисты в Манчестере и не заправляли балом, им не помешали участвовать и высказывать своё мнение. Там присутствовали некоторые из их лидеров, включая почтенного Джозефа Бивэна Брейтуэйта. Старейшина Брейтуэйт старался изо всех сил, настаивая на том, что:
«…мы здесь не для того, чтобы ратовать за какие-то перемены в позиции, которую Религиозное Общество всегда занимало в отношении всего, что наш Небесный Отец явил нам о Себе через Евангелие Своего Возлюбленного Сына…»
Кроме того, он пытался упрочить евангельский взгляд на Библию. Его лекция содержала 15 ссылок на Писание (обычное послание евангелического годового собрания в те дни включало около 40) и приводила цитаты профессора Драйвера: «Общие заключения того, что часто называют Критицизмом Высших Сил…, подтверждают: … эти выводы не затрагивают ни авторитета, ни вдохновения Ветхозаветных Писаний».
Люк Вудард, американский квакерский проповедник-ревайвелист, встал на ту же ослабевающую сторону:
«Те, кто проповедует великие истины – Христа распятого как Спасителя человека, полное освящение через крещение, а также пребывание Духа Святого в нашем сердце – будут наиболее успешны в приведении людей к истинному знанию».
Это не было чем-то новым, но в Манчестере это стало очевидно взглядом меньшинства. Такому обстоятельству многие были рады. Дж. Рендел Харрис, молодой и перспективный библеист, взял слово вскоре после старейшины Брейтуэйта и кратко изложил суть нового взгляда:
«На этих собраниях нам говорили, что Писание – истина в последней инстанции. Если это анти-квакерское заявление верно, то критика Писания – большая дерзость. Однако всех противоречий внутри Писания, а также в его трактовках, должно быть достаточно, чтобы у нас не осталось ни капли веры в непогрешимость догм!»
Кроме того, настаивали сторонники нового взгляда, они не путают квакерство с модернистскими веяниями. Напротив – они выступают за возврат к истокам, чтобы встретить новые времена настоящими, более подготовленными Друзьями. Они, а не евангелисты, были наиболее верны духу и вере ранних квакеров, особенно в вопросах отношения к Библии. Томас Ходжкин сказал следующее:
«Два века назад, задолго до того, как в Писании обнаружили первую научную нестыковку, ранние проповедники квакерства выступали против того ложного взгляда на Библию, который и породил все проблемы. Джордж Фокс изучил Библию от корки до корки…»
«[Фокс] был исполнен глубокого уважения к самой сути Священного Писания и был готов провести годы в сырых темницах, но не отступиться от того, что Библия дала ему как повеление Христа. Однако он с готовностью отказался – как и его последовательные сторонники сегодня – называть эту бесценную книгу Словом Божьим. Я убеждён, что ему открылось божественное знание об опасных последствиях для веры, которые неизбежно последуют из этого неверного отношения к Библии».
Возможно, наиболее запоминающимся выражением этих взглядов стало выступление Джона Уильяма Грэхэма, который слыл одним из самых убеждённых либералов нового поколения. Он сравнил Писание с древним священным зданием, и сделал это настолько художественно ярко, что я считаю нужным привести здесь полную цитату:
«Отношение к Библии можно сравнить с процессом реставрации древней церкви. Её заново отделывают, покрывают безупречной белой краской, подкреплённой преданностью поколений, но при этом нарушается самая суть строения, скрывается всё то, что представляет архитектурный интерес, вся история здания и помыслы его строителей. Главными плодами такой реставрации являются уродство и осквернение здания и горы пыли. В такой церкви просто невозможно больше проводить богослужения.
Но это время закончилось. Здание очищено от пыли, уродованию и осквернению конец. Мы видим, что ничто не утрачено. Старое здание со всеми его стёртыми временем и недоброжелателями чертами, с выбоинами и следами прежних ремонтных работ теперь перед нами, в разных архитектурных стилях. Вражеские снаряды то и дело попадают в его облицовочный камень, а горгульи – духи минувшего террора – взирают из-под крыши. Мы ценим всю торжественность этого здания и восхищаемся его богатством. Лишь теперь мы впервые знакомимся с ним. Это знание стало частью бесценного фонда всего человечества и никогда не будет утрачено или извращено. Духовенство знает это, и скоро поймёт и вся паства.
Всё это охотно приняли бы Джордж Фокс и Роберт Баркли. Утверждение о непогрешимости Писания основано на менее веских доводах, чем любое другое великое утверждение, известное мне. Ему больше не на чем основываться, кроме беспочвенных взглядов епископов прежних времён, против авторитета которых восстают Друзья. Когда мы перестанем бояться сравнивать другие книги с Библией, мы поймём, насколько она превосходит их всех».
Было ещё много спикеров, разделявших эти взгляды. Организация собрания была продуманной – официальные бумаги раздавались в течение краткого времени, отведенного для дискуссий. Как организаторы должно быть и ожидали, некоторые из присутствовавших евангелистов были ошеломлены услышанным и покинули помещение при первой возможности.
Один из Друзей предложил перенести собрание, поскольку ничего нельзя было добавить к тому, что изложено в «прекрасных материалах», которые они только что прочли. Но один из евангелистов немедленно ответил: «Я убеждён, что многие из нас не согласны с тем, что здесь изложено».
Другой возбуждённый Друг добавил: «Я думаю, последнему пункту должно быть уделено особое внимание, иначе многие из нас покинут это здание в смятении. Если всё изложенное станет общедоступным и будет представлено как официальный взгляд Общества Друзей, ситуация станет весьма серьёзной. Со многим сказанным я полностью согласен, но было и то, что глубоко задело многих присутствующих».
В стенограмме собрания отмечено, что «многие Друзья кратко согласились». Затем «один из Друзей» сказал: «Считаю необходимым выразить свой протест против высказанных здесь сегодня взглядов. Мне кажется, что эта конференция, представляющая здесь Лондонское Годовое собрание, не сможет полностью отразить все настроения, если не будет сделана запись протеста».
Однако другой Друг, имя которого до нас дошло, Сэмуэль Дж. Каппер, напротив, заявил, что: «Многие из нас никогда в жизни не ощущали такой как сегодня гордости за то, что мы квакеры».
Время заседания подходило к концу, но высказался ещё один протестующий: «Если мы не успеем высказаться сегодня по поводу прочитанных материалов, то возможность сделать это должна быть предоставлена всем желающим завтра с утра. Думаю, будет ошибкой не дать её». Председатель собрания попросил оргкомитет выделить ещё немного времени, после чего заседание было завершено.
На следующее утро, тем не менее, комитет отказался вносить изменения в плотный график, и конференция продолжилась по изначальному плану. Протестов было уже меньше. Возможно, старейшины поняли, что их скорее не разбили, а просто смели в сторону. Да и что им оставалось делать, когда многие из самых ярых либералов были их собственными детьми?
Таким образом, штурм устоев – а именно так оно и было – продолжался и приумножался, хотя и с использованием витиеватой фразеологии викторианской эпохи под лозунгами «Более эффективное представление духовной истины» и «Придание жизни нашим молитвенным собраниям».
Либералы утверждали, что стиль и содержание учения с доминированием евангелизма – нудного, антинаучного и деспотичного – вели британское квакерство к гибели. Джон Вильгельм Раунтри в начале заседания эмоционально сокрушался:
«К несчастью, правда в том, что гордыня, ложные ценности и чрезмерная роль благосостояния и социального положения проникли в нашу церковь. И везде, где это проявляется, мы наблюдаем печальную картину обескровленного христианства, которое в своём ленивом самодовольстве даже не замечает собственной слабости».
«Одна дама как-то сказала мне: “Я подумывала о том, чтобы вступить в ряды Друзей, но на поверку это потребовало настолько высокой цены, что у меня не хватило духовной гордости, чтобы присоединиться к вам”».
Затем к этому натиску присоединилась Энн Уорнер Марш, и в её словах явственно слышится весь гнев поколения:
«Я считаю – и убеждена, что Бог этого хочет – что нашему служению необходима интеллектуальная сила так же, как и духовная, если мы хотим продуктивно говорить с культурным и образованным населением. Скоро придут мужчины и женщины, которые станут этой силой, исполненные смелости и смирения сродни первым проповедникам квакерской церкви».
После этого она раскритиковала увлечение британских евангелистов программированными богослужениями и тягой к пасторской системе:
«В этот период истории нашей огромной ошибкой было бы забыть свои истоки или даже начать подражать другим, кто, как может показаться, делает своё дело лучше. Особенно важно, на мой взгляд, активно выражать протест против ритуалов и высокомерия священства. Угроза для христианской церкви уже слишком явна и, возможно, в скором времени мы должны будем вместе, всем миром, выступить в праведный крестовый поход против этой коварной и смертельной ловушки во имя христианской свободы».
Сильванус Томпсон, учёный-математик, был настроен столь же решительно.
«Обретя Царство Небесное подобно малому дитя, [Друг] может бесстрашно задавать вопросы даже о самом святом. Возможно, он сделает неожиданные открытия. Возможно, он обнаружит, что не всё, что веками считалось истиной, является ею. И его учение не пройдёт зря, если он сумеет сохранить незапятнанное детское сердце».
«Этот дух двигал Фоксом и Пенном, Баркли и Вулманом – людьми, которых при жизни заклеймили еретиками и ниспровергателями истины, людьми, исполненными духа Христова, которые придерживались своих убеждений, участвовали в событиях своего времени, сражаясь против догматических традиций, мёртвых ортодоксальных ритуалов и поглощённости мирскими заботами. Эти люди по благодати Божьей освещали мир. Они стояли до последнего ради своего Бога, не держа ответа ни перед каким другим судом».
«… Я хочу сказать, что современная мысль очистит божественную истину от облепивших её человеческих заблуждений, от многих из которых Друзья уже отказались. Божественную же истину новая мысль оставит нетронутой, либо же затронет только чтобы подтвердить. Царство Божие не явится и не покинет вас из-за соблюдения религиозных обычаев; Царство Божие – внутри вас».
Всех этих выступающих активно цитировали и обсуждали, поскольку казалось, что пришло время дать ход потоку напористой энергии, выплеснувшейся через Манчестерский дом собраний в дни тех потрясающих заседаний. Более 400 страниц протокола конференции содержат великое множество примеров таких пылких речей.
Несмотря на всё это, Манчестерская конференция, по сути, так ничего и не «сделала». На ней не было принято решений, не было утверждено планов, и итогом стали лишь поверхностные записи о событии, которые были отправлены Годовому собранию.
Тем не менее, конференция потрясла британское квакерство до основания. Большинство историков сходятся с Ричендой Скотт во мнении, что «Манчестерская конференция стала одним из поворотных событий в истории Общества». Тридцатью годами позднее Джон Уильям Грэхэм писал, что в тот момент «либеральные Друзья осознали, что они не одиноки в своих взглядах, а являются силой, способной изменить будущее».
Другой участник, Уильям Литтлбой, позже ставший очень уважаемым клерком Лондонского Годового собрания, вспоминает, что напряжение было заметно еще в 1913 году: «Это было критическое событие, которое вполне могло привести к расколу». Или охоте на еретиков, если бы собрание в Манчестере произошло в 1872 году, а не в 1895.
Но было бы преувеличением сказать, как это сделал более поздний автор Роджер Уилсон, что на Конференции «…главенство евангелистских взглядов в Годовом собрании исчезло внезапно, но мирно». Евангелистское влияние пошатнулось, но уж точно не было устранено. Ему удалось оттянуть либеральные изменения в лондонской “Вере и практике” почти на 30 лет.
По этим причинам несколькими годами позже, когда началась англо-бурская война, долгосрочный конфликт перешёл в область мирных свидетельств. На себе ощущая все ужасы и притеснения военного времени, агрессивный шовинизм и кровавые бесчинства (ведь именно в эту войну британцы «изобрели» концентрационные лагеря), либеральные Друзья, включая большинство молодых лидеров, заявивших о себе на Манчестерской конференции, стали участниками всевозможных форм мирного свидетельствования, порой весьма рискованного. При этом многие евангелисты поддержали империю и войну, в результате чего противостояние с либералами усилилось и стало ещё жёстче.
Конференция в Манчестере явилась для евангелистских лидеров признаком надвигающегося краха. Но справедливости ради нужно сказать, что господство нового поколения, пусть и очевидно актуальное для того времени, не оказалось чистым благословением. Гордясь своими отличительными квакерскими чертами, либералы на самом деле далеко не везде проявляли их выдающимся образом.
Возьмите, к примеру, речь о равенстве полов. В завершение встречи Энн Уэйкфилд Ричардсон высокопарно заявила, что:
«… Духовный взгляд на человеческую жизнь и ее обязанности, которого придерживался Джордж Фокс, настолько сильно стирает различия между мужчинами и женщинами или даже сплавляет их в одно общее, живое единство, что сами традиции нашего Общества породили атмосферу в среде Друзей, какую, мне кажется, нельзя встретить больше нигде. Причём, распространяется она даже на тех членов, которые не вполне осознают духовную правду, являющуюся основой методов нашего учения».
«Отсюда возникает некая сложность для женщины квакера говорить на эту тему с любой другой аудиторией, поскольку мы привыкли никак не различать себя или быть разделёнными, когда находимся в нашей родной атмосфере. Мы встречаемся ради Бога как единое».
Действительно, Друзьям был присущ такой уникальный взгляд на женщин. Но вот были ли все различия среди них на самом деле «стёрты» или «сплавлены» – вопрос открытый. Вполне ясно, что взгляды евангелистов больше выражали интересы мужчин. Но и молодые либералы недалеко ушли: весь оргкомитет конференции был мужским, председателями собраний также были только мужчины, авторство трёх четвертей письменных материалов принадлежало мужчинам, и почти все, кому была представлена возможность высказаться об этих материалах, – тоже были мужчинами.
Такие двойные стандарты не остались незамеченными. В конце первого послеобеденного заседания Эллен Робинсон сказала:
«Мы были бы очень благодарны председателю, если бы он немного утихомирил мужчин».
Кто-то из Друзей поддержал её: «Разве не будет лучше с точки зрения порядка собрания, если мужчины и женщины будут высказываться поочерёдно?». Кто-то из мужчин присоединился к этому предложению.
Но председатель (мужчина) просто проигнорировал его. Вопрос больше не обсуждался, и продолжали говорить в основном мужчины.
Ещё одна не вполне однозначная ситуация возникла в вопросе поиска новых квакеров. Все либералы проголосовали за увеличение числа членов и были уверены, что их взгляды и действия будут привлекать людей. Отдельное заседание было посвящено анализу обучения грамотности через «домашние миссии» и классам по изучению Библии, организуемым по всей стране под влиянием евангелистов. Несмотря на то, что эти классы привлекали десятки тысяч представителей рабочего класса, относительно немногие из них становились членами Общества.
Либералы же были по большей части образованными интеллектуалами, профессионалами и бизнесменами. Среди них было немало состоятельных людей. И они действительно хотели популяризировать свои собрания среди представителей … э-э … «низших классов»?
Никто прямо не говорил, что это не так, но такое отношение порой проявлялось. На конференции, состоявшейся ранее, в 1869 году, обсуждалось, что делать с членством для представителей рабочего класса, привлечённых на собрания. Некий Роберт Баркли из Рейгейта явно и активно выступал против этой идеи:
«Христианское сообщество полностью отделено от мирского. Царство Христа – это не мирское царство. И смешивая воедино социальные связи, качества, обладающие материальной ценностью, а также привилегии, искушающие людей мирских, мы уничтожаем чистоту религиозного сообщества Церкви Христа. Вы хотите пригласить трубочистов, уличных торговцев или даже кузнецов на обед в Первый День [воскресение – прим.ред.]?»
В Манчестере никто так не говорил, но вопрос всё ещё витал в воздухе и был открытым. Одна из женщин, к примеру, подробно рассказала о том, как приглашала представителей рабочего класса к себе домой на определённые, чётко спланированные мероприятия. Она заверила слушателей, что вечера проходили прекрасно, и гости были очень учтивы и благодарны.
Покровительственная классовость со временем пропала со страниц протоколов собраний, но прежде чем Друзья наших дней станут судить своих предшественников 1895 года, пусть они посмотрят на свои собрания и оценят их состав.
Примерно так же обстоит дело с призывами бесстрашно искать новые истины в Библии и всём, что связано с религией. Нетрудно усмотреть в них желание отбросить закостеневший, авторитарный евангелизм. И на этом дело не заканчивается; у представители «манчестерского поколения» было много плодотворных мыслей, но еще больше исполненных верой свидетельств проявилось перед лицом войны и других внешних испытаний.
Результаты всего этого сказывались где-то до времён после Первой мировой войны. Многое из того наследия переросло в то, что теперь, с одной стороны, является немногим больше, чем этический гуманизм с безмолвными собраниями, с другой же – явной идентификацией квакеров с политиками-активистами более или менее левого толка, а с третьей – приравниванием Внутреннего Света к психологическому учению Юнга или каким-то «штучкам» движения Нью Эйдж.
И всё же мы указываем на эти не слишком впечатляющие достижения манчестерских либералов не для того, чтобы умалить их деятельность или, уж тем более, обвинить в чём-то, а лишь для того, чтобы подчеркнуть, что они тоже были людьми, которые точно так же ошибались, как и все остальные. Имеем ли мы основания обвинять их в том, что они не решили проблемы нашего времени? Да у них было полно своих проблем! Многие из них видели своё призвание в том, чтобы сохранить и обновить Общество Друзей на пороге нового века, и на Манчестерской конференции был сделан огромный шаг в этом направлении.
А что же мы, через сто лет после них? Здесь полезно вспомнить слова Исаака Пенингтона, как их процитировали в Манчестере:
«То, через что все люди спасены, есть произволение правды века. Мера света, которую дает Господь каждому веку – средство и верный путь спасения для века того. И что бы люди не получали или исповедовали как знание истины, объявленной в прошлые века, стараясь же использовать это как препятствие произволению истины своего века, они не могут посредством этого быть спасены, но могут посредством этого укрепиться против того, что спасло бы их».
К чему Френсис Томпсоп, процитировавший это, добавил, что Друзьям «как и всем людям стоит с радостью приветствовать ту мысль, что любого рода знание прогрессивно, что Божественное откровение человеку не закончено, но вечно продолжается, что манна Божьей истины дана для каждого века, и что нашей бесценной привилегией и нашим долгом является принимать свет, который может быть только достигает нас как от до сих пор невидимой, тем не менее неизменной Небесной звезды. Более того, мы будем повинны, если закроем свои глаза перед ним и предпочтём жить с помощью света, ниспосланного прежним векам».
Они сделали своё дело. Сделаем ли мы своё?
Чак Фейгер, 1995 год
Источник: www.quakertheology.org
Источник изображений: stumblingstepping.blogspot.com