Квакерские представления о надежде

Спросите у квакеров, что для них значит надежда, и вы получите самые разные ответы. Попросите тех же Друзей описать общую для квакеров надежду, и на ответ может уйти немало времени. Вы не найдете раздела на тему «Надежда» в книге «Квакерская вера и практика». Насколько мне известно, последнее коллективное заявление квакеров в Великобритании касательно надежды было сделано в 2009 году в контексте изменения климата: «Наша вера в общее человечество дает надежду; любовь, а не страх, всё еще может вести нас через этот кризис». Что значит «вера в общее человечество»? Разве не из-за общего человечества мы попали в эту передрягу? Надежда – это то, о чем квакеры сегодня не очень стараются говорить, даже когда такие ситуации, как климатический кризис, заставляют нас формулировать значение этого слова. Могу назвать четыре причины, по которым либеральным квакерам сегодня трудно быть сообществом надежды: отсутствие общей истории, наша высокая оценка неопределенности, наша репутация благодетелей и идея, что квакерство – это идеальная форма духовности для современного мира.

Препятствия, мешающие быть сообществом надежды

Квакеры ценят свое теологическое разнообразие. Мы считаем, что это сильная сторона, и она делает квакерство более инклюзивным. Следствием такого разнообразия является то, что у квакеров больше нет общей теологической истории. Мы можем считать себя частью квакерской истории, но ее смысл может быть сложным для понимания, если мы не разделяем христианскую историю наших квакерских предков.

Истории помогают нам придать смысл своей жизни. Мы используем повествование, чтобы связать весь свой опыт в непрерывную, осмысленную нить. Для этого можно использовать одну или несколько историй, а часто наша жизнь формируется под влиянием историй без нашего ведома или выбора. Важная часть историй – то, как они заканчиваются. Концовки придают историям форму. Они придают смысл всему, что было до того. В конце классической детективной истории сыщик собирает подозреваемых и объясняет детали преступления. Все повороты сюжета, которые привели к этому моменту, получают свое полное и правильное значение. Я думаю, что надеяться – значит жаждать содержательного финала. Говорить о надежде – значит спрашивать: «Как всё обернется?». Надеяться вопреки надежде – значит надеяться даже перед лицом событий, которые говорят о том, что всё в конечном итоге окажется бесполезным. Хотя у каждого из нас могут быть свои индивидуальные истории и свои индивидуальные надежды, поскольку у квакеров нет общей теологической истории, очень трудно сказать, что значит для квакеров быть сообществом надежды.

Еще одна проблема, мешающая нам быть сообществом надежды, заключается в том, что мы ценим неопределенность. Мы очень настороженно относимся к людям, которые уверенно выражают свои убеждения. Мы любим цитировать наши «Советы и вопросы», в которых говорится: «Помните о том, что вы можете ошибаться» [17]. Квакерский социолог Бен Пинк Данделаен назвал это квакерской верой в «абсолютное может быть». Единственное, в чем мы уверены, так это в том, что ни в чем нельзя быть уверенным. Бен говорит, что квакеры достигли того состояния, когда то, как мы верим в вещи, важнее, чем сами убеждения, которых мы придерживаемся. Мы можем верить во что угодно, если не считаем, что обладаем окончательной истиной. В Библии надежда описывается как надежный и непоколебимый якорь для души, убеждение в том, чего не видно (Евреям 6.19, 11.1). Такая надежда, похоже, недоступна нам, квакерам, ценящим неопределенность. Нам трудно, а может быть и невозможно, с уверенностью сказать о надежде что-то коллективное.

Другая проблема заключается в том, что мы унаследовали весомую репутацию людей, творящих добрые дела и помогающих другим. Всякий раз, когда я упоминаю в разговоре, что я квакер, в ответ мне, скорее всего, скажут: «Квакеры – хорошие люди». Сегодня квакеры часто думают, что наше естественное место – на переднем крае нравственного прогресса, что квакеры должны быть в первых рядах всех достойных социальных кампаний. К сожалению, обычно это не так. Наше коллективное квакерское самовосприятие не всегда соответствует реальности. Нам трудно поддерживать эту репутацию, когда наши численность и сила уменьшаются. Квакерство в основном управляется добровольцами, а у людей нет того времени и ресурсов, которые были раньше. Наша репутация и реальность представляют собой рецепт истощения и отчаяния.

С этим связано и то, как мы понимаем квакерское послание. На протяжении многих лет я бывал на различных конференциях, посвященных распространению квакерского послания и росту квакерского сообщества, и слышал, как о квакерстве говорили как о духовности будущего. Мы думаем, что квакерство – это естественная духовность для современных людей в современном мире, для людей, которые устали от религии, но также устали от материализма и потребительства. Но опять же, эта надежда не соответствует реальности. Сколько я себя помню, квакеры говорят, что мы – идеальная форма духовности для современного мира, но мы всё еще пребываем в упадке. То, что мы предлагаем, не так привлекательно, как нам кажется.

Надежды наших предков-квакеров

Если сегодня нам трудно быть сообществом надежды, возможно, мы сможем найти какие-то полезные теологические инструменты в нашем квакерском прошлом. На что надеялись наши предки-квакеры? Полезный, хотя и упрощенный способ представить историю квакеров в Великобритании – разделить ее на четыре периода, по одному на столетие: революционный (XVII век), квиетистский (XVIII век), евангелистский (XIX век) и либеральный (XX век). На что надеялись квакеры в каждый из этих периодов?

Квакеры революционного периода жили апокалиптической надеждой. Квакерство зародилось в бурный период Гражданской войны в Англии. Этот период был конфронтационным и опасным, и квакеры часто оказывались в конфликте с более широкой пуританской культурой. Начиная с 1660 года, когда на троне оказался Карл II, это также был период серьезных преследований, когда многие квакеры попадали в тюрьмы и подвергались жестокому обращению. Первые квакеры проводили резкое различие между падшим миром, который должен был прийти к концу, и Царством Божьим, которое должно было наступить. Конец света был близок. Многие люди, не только квакеры, считали, что в те дни уже наступили последние времена, а дата 1666 года стала особым объектом апокалиптических надежд людей. Первые квакеры верили, что Второе пришествие Иисуса происходит среди них, что воскресший Христос духовно прибывает в тело квакерского сообщества, в отдельные дрожащие тела Друзей. Квакеры ожидали конца света как благо, потому что мир сей был местом зла и насилия. Они представляли себе, что Бог выводит их из этого мира. Внутренний Христос учил их жить в новой реальности. То, что испытывали они, скоро испытают все. Они были уверены, что Второе пришествие в полной мере произойдет при их жизни, ускоренное квакерской проповедью и духовным преображением людей. Именно это побуждало квакерских проповедников к далеким путешествиям. Они надеялись, что все обратятся ко Свету Христа, и через это преображение наступит Царство Божье.

После ожесточенных преследований 1660–1680-х годов квакеры по понятным причинам хотели, чтобы их оставили в покое. В 1685 году был принят Акт о веротерпимости, сделавший квакерство легальным, и квакеры вступили в период респектабельности. Они нашли духовное вдохновение в мистическом движении, происходившим из Франции и Испании, под названием «квиетизм», от которого этот период и получил свое название. Это была духовность тишины, уединения и сдерживания себя, дабы позволить Святому Духу действовать в душе. Для этих квакеров Второе пришествие не произошло вопреки ожиданиям их предшественников. Друзья не теряли надежды на Второе пришествие, но считали, что нужно преданно ждать, пока оно наступит. Второе пришествие в конце концов произойдет, но не так, как думали первые квакеры. Они рассматривали квакерскую общину как святой форпост Царства Божьего в мире. Их внимание было сосредоточено на нравственной чистоте квакерской общины, а не на распространении квакерского послания. Они по-прежнему проводили различие между миром и Царством Божьим. Мир сей по-прежнему был местом зла и насилия. Чтобы сохранить чистоту квакерской общины, они построили то, что называют квакерской «оградой», чтобы отделить себя от мира. Эта «ограда» состояла из различных моделей поведения, которые выделяли квакеров в отдельную группу. Например, они одевались и говорили по-особому, вступали в брак в пределах общины и т. д.

В XIX веке многие квакеры попали под влияние методизма и евангелических движений возрождения. Строгость квакерской ограды привела к тому, что число квакеров стало сокращаться. Слишком много квакеров «лишались признания» за нарушение правил, которые должны были сохранить святость общины. Поэтому квакеры ослабили ограду, смягчив правила. Квакеры перестали считать себя единственной истинной церковью и начали сотрудничать с другими христианами-протестантами. Вместо того чтобы быть святой, обособленной общиной, квакеры стали участвовать в преобразовании структур мира, чтобы те больше соответствовали ценностям Царства Божьего. Они занимались политической деятельностью, социальными реформами и филантропией. В то же время квакеры по-прежнему считали себя духовной элитой, которая помогает тем, кто не входит в квакерскую общину.

В XX веке квакеры испытали влияние либерального англиканства и библейских исследований и открылись для изучения науки, включая эволюцию и психологию. Появился новый интерес к религиозному образованию и истории квакерства. Для этих квакеров исчезло различие между Богом и человечеством. Они стали воспринимать Бога как часть человеческого существа. Это сопровождалось оптимистической верой в человечество и его нравственный прогресс. Либеральные квакеры продолжали делать акцент на реформировании структур мира. Идея «У Бога нет рук, кроме наших» (часто приписываемая Терезе Авильской) может считаться квинтэссенцией либерального квакерства. Царство Божье – это то, что должно быть со временем реализовано на земле благодаря человеческим усилиям. Либеральные Друзья продолжали уделять внимание евангелической квакерской помощи тем, кто находится за пределами квакерского сообщества.

Во все четыре периода Царство Божье было квакерской надеждой, но квакеры придерживались разных взглядов на то, где мы находимся по отношению к этому видению. Наступает ли Царство Божье сейчас? Находится ли оно далеко в будущем? Увидим ли мы его только после смерти? Насколько велика роль Бога в реализации этого будущего?

Адаптация квакерских надежд к сегодняшнему дню

Я думаю, что те надежды, которые были присущи нашим предкам-квакерам, могут кое-что подсказать нам и сегодня, но не считаю, что мы можем перенять их полностью. Их нужно адаптировать таким образом, чтобы они подходили нам как квакерам XXI века.

Я полагаю, что апокалиптическая надежда очень привлекательна. Хотя у меня нет никакой уверенности в том, что Божье правление с миром и справедливостью осуществится при моей жизни, как считали первые квакеры, я всё же думаю, что мы могли бы заново открыть для себя их сильное различение мира и Царства Божьего. Под миром я не имею в виду «мир природы»: растения, горы, бабочек и т. д. Я имею в виду все социальные, политические и экономические системы, которые составляют нашу жизнь. Кроме того, я считаю, что фраза «Царство Божье» слишком патриархальна. Я предпочитаю говорить о Родстве Божьем, и это относится к видению целостности, справедливости и мира для всех существ. Наши евангелические и либеральные предки думали, что мир может быть реформирован в Родство. Но я не верю, что это когда-нибудь произойдет. Наш мир построен на таких глубоких несправедливостях, как расизм, колониализм и патриархат, что единственный способ избавиться от этих несправедливостей – это покончить с миром, каким мы его знаем. В среде чернокожих мыслителей такое движение называется афропессимизмом. Эта философия гласит, что современный мир построен на расизме и зависит от него, так почему же мы ожидаем, что он когда-нибудь изменится к лучшему? Работать над тем, чтобы покончить с расизмом, в конечном итоге бесполезно, поэтому чернокожие должны сосредоточить свои силы на том, чтобы жить приятной, полноценной жизнью, насколько это возможно в рамках расистской системы. Следовательно, мы должны надеяться на конец света, на отмену всех наших несправедливых систем.

Проблема в том, что конец света, по крайней мере для меня, немыслим. Но что мы можем сделать, так это отказаться от надежды на то, что эти системы можно реформировать. Мы не можем переделать Мир в Родство.

Еще одна причина, по которой я нахожу апокалиптическую надежду привлекательной, заключается в том, что существует вполне реальная возможность того, что в условиях продолжающегося климатического кризиса конец света, каким мы его знаем, не за горами. Апокалиптическая надежда предполагает отказ от многих вещей, на которые мы в противном случае могли бы возлагать свою надежду и упование, а также изучение того, как выглядит надежда в мире, который подходит к своему завершению.

Наши предки-квиетисты уделяли особое внимание святости квакерской общины. Это привело к появлению множества строгих правил поведения, и квакеров изгоняли из собраний за то, что они носили неправильную одежду, влезали в долги или женились не на тех людях. Я думаю, что мы можем вернуть внимание к святости общины, но без высоких стандартов «ограды». Под святостью я не имею в виду святое, недостижимое совершенство. Я имею в виду преданное следование водительству Духа и умение слушать его. В прошлом квакеры чувствовали большую ответственность за веру друг друга. Сегодня мы уже не чувствуем такой ответственности. Наш индивидуальный духовный рост стал личным делом, и мы не любим интересоваться состоянием духовной зрелости друг друга. Но, возможно, мы смогли бы стать общиной надежды, если бы сделали поддержку духовной зрелости друг друга частью нашей общинной жизни. Мы могли бы найти надежду в тихом голосе, который поможет нам двигаться в мире, который движется к своей гибели. Как бы выглядело, если бы мы рассматривали нашу индивидуальную преданность Святому Духу как личное дело друг друга?

Наряду с надеждой на конец света и воспитанием преданности Святому Духу в каждом из нас, чтобы он вел нас по этому трудному пути, что же нам делать? Нельзя обойтись совершенно пассивной надеждой, когда мы просто ждем, что произойдет. Многие Друзья увлеклись книгой Джоанны Мейси и Криса Джонстоуна «Активная надежда» (Active Hope). Для квакеров сегодня надежда сопровождается действием. Я думаю, мы вправе восхвалять социальную и политическую активность евангелистов и либералов, даже если в их самоощущении спасителей мира есть что-то очень проблематичное. Можем ли мы сохранить их акцент на действии, на активной надежде, но уменьшить это внимание? Вместо того чтобы считать себя надеждой мира, как мы, возможно, делали в прошлом, мы могли бы сделать так, чтобы в центре нашей надежды были малые дела? Вместо того чтобы надеяться спасти мир, мы могли бы делать небольшие вещи, которые разрушают и ослабляют власть несправедливых систем, небольшие вещи, которые соответствуют нашей энергии. К таким малым делам относится то, как мы относимся друг к другу и поддерживаем друг друга в квакерской общине. Наше внимание должно быть сосредоточено не только на помощи тем, кто находится за пределами квакерской общины. Мы – сообщество людей, нуждающихся в помощи во многих отношениях. Как мы можем облегчить боль друг друга или помочь друг другу перенести боль, которую нельзя облегчить? Вместо того чтобы быть надеждой для мира, что было бы, если бы мы были надеждой друг для друга?

2024

Марк Расс

Источник: блог автора