Джордж Лейки – квакерский активист и эксперт по ненасильственным действиям. Джордж является приглашенным профессором и научным сотрудником в Свортморском колледже (Swarthmore College) и активно участвует в деятельности «Квакерской инициативной команды по защите Земли» (EQAT). За время своей деятельности Лейки провел 1500 семинаров на пяти континентах. При проведении семинаров по стратегии лидерства для активистов ему удалось поработать вместе с Сезаром Чавесом; он преподавал теорию ненасильственной борьбы в партизанских лагерях в джунглях Бирмы для студентов, разделяющих демократические ценности; во время выборов 1994 года в Южной Африке он совместно с представителями Африканского Национального Конгресса проводил миротворческие семинары по обучению навыкам ненасильственной участия. В первый раз он был арестован в 1963 году за проведение сидячей забастовки в защиту гражданских прав. В 1989 году в Шри-Ланке он оказывал помощь как невооруженный телохранитель юристам-правозащитникам, над которыми висела угроза покушения. Лейки был основателем и со-основателем нескольких организаций, включая «Квакерскую инициативную группу», «Подготовка перемен», «Движение за новое общество» и вместе с «Кампанией за мир» – «Филадельфийскую организацию содействия труду». Как дополнение к своей деятельности активиста он написал восемь книг и целый ряд статей. 30 апреля 2012 года он начинает свой 200-мильный «Зеленый поход в поддержку сохранения рабочих мест и установления справедливости» из Филадельфии в Питтсбург, чтобы заставить PNC Банк прекратить финансирование программы по добыче угля открытым способом.
Джордж является членом Центрального Филадельфийского месячного собрания Друзей. Он убежденный пацифист и активный общественный деятель, безоглядно верящий в действенность ненасильственных мер и социальную справедливость.
Сайлас Ванджала (интервьюер): Расскажите немного о себе и причинах возникновения у вас интереса к миротворческой деятельности.
Джордж Лейки: Мое становление как активиста-миротворца началось, когда мне было двенадцать лет. Я был воспитан в церкви, в которой считали, что дети иногда призываются Богом в качестве проповедников. Священники моей церкви думали, что я, возможно, являюсь как раз таким мальчиком. Мне было 12 лет. Так что они сказали: «Пусть попробует».
Как-то утром мне предоставили кафедру, чтобы я проповедовал. У меня была пара недель для подготовки, так что я молился день за днем, чтобы мне открылось то, о чем я должен был говорить. Наконец, день настал, и я вел проповедь о том «Почему Господь хочет, чтобы мы придерживались идеи равенства между черными и белыми». Это было в 1949 году; церковь еще не была готова к таким речам, и поэтому меня больше никогда не просили проповедовать. Тогда и пришел конец моей карьере проповедника, которая состояла всего из одного дня проповедования.
СВ: Где находилась ваша церковь, и где вы выросли?
ДЛ: В одном небольшом городке в Пенсильвании. Я вырос в церкви, которая была в чем-то похожа на методистскую. Я много размышлял над тем, что же это могло значить, когда они подумали, что я готов стать лидером, я попробовал, а они сказали: «Нет, спасибо».
Я стал анализировать жизнь Иисуса и понял, что были времена, когда он был героем, и были времена, когда не был. В Назарете его недолюбливал его же народ, а также его недолюбливали в самом конце жизни. Я понял, что возможность служения, дарованная Господом, – не вопрос популярности. Это к вопросу о том, что можно сказать правду так, как вы ее представляете, и так, как вы думаете, как Бог хотел бы, чтобы вы сказали. Иногда вы можете быть популярным, иногда нет.
СВ: Почему вы захотели говорить о социальном равенстве?
ДЛ: Так сказал мне Господь.
СВ: Какое влияние оказал на вас этот опыт?
ДЛ: Из этого опыта и обнаружения сходства с Иисусом, я осознал, что важно уделять внимание тем, кто считается угнетенными. Так, я поднял проблему «высшей меры наказания» перед старейшинами церкви.
Это была церковь, где священники верили, что Библия является истиной в каждом слове. Мне нравилась Нагорная проповедь. Я размышлял, как могли бы вы верить в Нагорную проповедь и при этом иметь государство, убивающее людей, убивающее преступников? Нет, это не имеет никакого смысла. Я начал высказывать эту точку зрения, а священники не хотели этого слышать.
Я понял, что вынужден оставить церковь, поскольку в ней не хотели задумываться, о чем на самом деле говорится в Нагорной проповеди, об этих важных проблемах. Церковь заботилась только о семье и личностном уровне, но не об уровне покрупнее.
Потом я поступил в колледж и открыл для себя квакеров, и почувствовал большое облегчение, потому что затем я встретил нескольких людей, которые верили, что идеи Иисуса пронизывают все уровни, не только личностный или семейный, а все общество в целом. Для меня это являлось значительной разницей. Пацифизм квакеров явился для меня проблемой, потому что меня воспитывали в семье, которая очень уважала военных. И даже не смотря на то, что я мог видеть проблему смертной казни, проблемы существования войн я не осознавал. Но очень многие квакеры, которых я встречал, видели в существовании войн большую проблему.
Я снова прочитал Нагорную проповедь в поисках мудрого объяснения, и по всему выходило, что война в ней не одобряется. Это спровоцировало возникновение у моей совести некоторого диссонанса, и в течение одного года я решал возникшие внутренние противоречия; мне тогда было девятнадцать.
СВ: Вы учились в квакерском колледже?
ДЛ: Нет, это не был квакерский колледж. Я посещал занятия в государственном колледже, но в том городе проходили собрания квакеров. Я пришел на одно из их собраний из любопытства. Мне хотелось узнать, кто такие эти квакеры и во что они верят. Мне понравился процесс молитвы и их вера в то, что слово Иисуса обращено ко всему обществу, а не только к семье или отдельной личности. Но мне не понравились их пацифизм и антивоенная позиция. Это спровоцировало внутри меня сильные противоречия. Я решал их целый год. Я читал все, что было направлено против идей пацифизма. Если бы имелась книга, осуждающая пацифизм, я бы прочитал ее с надеждой что, ох ладно, может быть мне не надо быть пацифистом. Я не хотел быть пацифистом.
СВ: Почему вы не хотели быть пацифистом?
ДЛ: Потому что это шло вразрез с убеждениями моей семьи.
СВ: Должно быть пацифизм как-то в итоге повлиял на шедшую внутри вас борьбу?
ДЛ: Да. И к концу года я понял, что пацифизм – это верный путь.
СВ: Давайте поговорим о некоторых ваших работах и книгах, которые вы написали. Вы пишете, что понятия «пацифизм» и «отказ от насилия» различаются между собой. Можете вы поделиться своим мнением насчет того, что пацифизм и ненасилие – это не одно и то же?
ДЛ: Я рассматриваю пацифизм как идеологию, которая имеет в себе много от веры; это вид этической позиции. А поведение без насилия я рассматриваю как стратегию. Поэтому для меня основной особенностью пацифизма является то, что он дает моральную установку при вопросе «Что делать?», когда ты не знаешь, что делать. А действия без применения насилия – это то, на что вы смотрите с практической точки зрения.
Поэтому я могу работать с людьми, которые не являются пацифистами, потому что меня устраивает практичный взгляд на жизнь. Но я также счастлив работать и с пацифистами, потому что я разделяю их понимание природы человека и Божьей воли для нас пацифистов. Однако я рассматриваю эти два понятия как два разных подхода.
Вот к примеру, кто-то, отказываясь от насилия из соображений практичности, может действовать так снова и снова, а затем столкнуться с проблемой, которую не получается решить этим же методом. Они могут сказать: «Ну хорошо, мы не можем решить эту проблему без применения насилия, и поэтому мы будем использовать оружие, или мы будем совершать убийства ради достижения цели, например, для спасения сирийского народа, как сейчас происходит». А пацифист может сказать: «Что ж, мы не видим приемлемых путей решения, но мы продолжим искать эти пути. Мы будем придерживаться моральных ценностей, согласно которым мы никогда не откажемся искать приемлемый, мирный способ спасения сирийцев».
СВ: Что это за приемлемые пути, о которых вы говорите?
ДЛ: Когда мне было 19 лет, для меня существовал один большой вопрос: «Что делать с диктаторами?» Вы хотите свергнуть диктатора, но очевидно, что целесообразным путем сделать это является насилие, вооруженная борьба. В качестве примера скажу, что так поступили американские колонии, свергнув короля Георга III. Получается, что это один из практичных путей избавления от диктатора.
Мой же пацифизм мне говорил: «Есть вариант получше. Что же это за вариант?» Когда мне было девятнадцать, ответ был весьма большой загадкой, но сейчас ответ вполне очевиден, потому что мы имеем в базе данных много-много случаев, когда диктаторы были смещены ненасильственным путем (Глобальная база ненасилия, разработанная Свортморским колледжем). За время моей жизни произошли большие перемены, например, в восприятии такой проблемы как диктатура при все большее пристальном изучении способов решения проблем ненасильственными методами. Это касается и формирования моего отношения к геноциду или к тому, что происходит в Сирии. Мы можем не разобраться до конца в тех или иных проблемах, которые могут возникнуть в определенное историческое время, но, если у нас есть пацифистские убеждения, у нас будет оставаться мотивация в поиске ненасильственных путей решения.
СВ: Смешиваем ли мы пацифизм с ненасилием?
ДЛ: Пацифизм во мне заставляет искать и придумывать новые формы насильственных действий. Но я также с пониманием отношусь к позиции, когда некоторые люди, не являющиеся пацифистами и не имеющие мотивации выбирать принципы, подобные моим, долгое время соглашаются работать со мной без применения насилия, пока им ясно как действовать подобным образом, а когда ясность ненасильственных подходов для них исчезает, они будут использовать насилие. Но я не буду.
СВ: Вы пишите о «силе народа». Можете сказать пару слов об этом?
ДЛ: С моей точки зрения она должна проявляться одновременно с моей деятельностью как активиста. Как активист я всегда хочу искать такой способ, чтобы быть действенной силой в какой-либо ситуации.
Каждый раз, когда что-то происходит, говорят, что на самом деле все решают СМИ. Это отнимает у нас силу. Или вот говорят, что Индия имела успешный ненасильственный опыт борьбы против Британии, потому что это британцы были такие хорошие (славные джентльмены). Такое утверждение отнимает силу у индийцев и отдает ее британцам. Существует множество способов того, как отнять силу у нас и приписать ее СМИ или нашим оппонентам.
Мне доводилось видеть одно объяснение победы индийцев в борьбе за независимость; оно гласило, что это случилось как результат Второй мировой войны. Война была очень тяжелой для Британии, Германии и т.д. Так что в конце Второй мировой войны британцы были слабы и именно из-за этого ушли из Индии. Но это неправда. В 1950-х годах Британия все еще оставалась в Кении и многих других странах; она не ушла из этих мест в 1946 году. Она оставалась в течение длительного времени и в Малайзии.
Так что когда рассматриваешь ненасильственную борьбу, возникает склонность думать, что существуют еще какие-то скрытые причины: «О, это влияние Второй мировой войны, или влияние британцев, являющихся прекрасными людьми, или это сила СМИ». Я верю, что решающую роль играет именно воля людей, готовых серьезно рискнуть и постоять за себя.
СВ: Какова роль школ в обучении вопросам войны и мира?
ДЛ: Школы также являются жертвами этого старого-старого убеждения, будто насилие более мощно, чем ненасилие. Этому старому убеждению верят, возможно, в течение тысяч и тысяч лет. Но я не думаю, что это так. И меня учили этому в школе. И в СМИ также много говорится об этом. Но я не верю в это. Я считаю, что ненасилие более эффективно нежели насилие. Именно так, совершенно наоборот.
Я смотрю на это так же, как на другое старое убеждение, будто Земля является плоской. Так думали все, и все они были неправы. Я считаю, что то же самое и с вопросом насилия.
Применение насилия – это недостаток воображения. Вот когда мне было девятнадцать лет, все знали, что способом избавиться от диктатора является одно лишь насилие; сейчас мы знаем, что это не так. База данных ненасилия может рассказать нам, что это было заблуждением. Здесь проявляется конфликт между старым убеждением и новой реальностью. Когда люди используют свое воображение и оказываются способными мыслить стратегически, они могут делать вещи, которые раньше были, по общему мнению, невозможными.
Школы продолжают преподносить старый миф, что насилие более эффективно, и СМИ тоже продолжают озвучивать это старое убеждение. Поэтому тех, кто верит в новый порядок вещей, в то, что что государства, действующие ненасильственными методами, более сильны, пока меньшинство. Но это растущее меньшинство состоит из тех, кто знает о существовании этой новой реальности, и вот почему все больше и больше диктаторов смещаются ненасильственно. Вот почему просыпаются арабы, тунисцы, египтяне и почему большинство людей в Сирии до сих пор стараются отказываться от насилия. Постепенно приходит новое понимание.
СВ: Как активисты могут распространять идеи о ненасильственных методах и силе народа?
ДЛ: Самый простой путь – это зайти в Глобальную базу ненасилия Свортморского колледжа. Там описано почти шестьсот случаев, демонстрирующих силу народа и силу ненасильственных действий. Если активисты действуют в области прав человека, они могут набрать в поиске «права человека», и будет показано много случаев. Если они являются активистами, специализирующимися на защите окружающей среды или интересуются демократией, они могут просто набрать это и получить то, что нужно. Этот простой способ существует благодаря разработавшим его студентам, которые собрали все эти случаи. Сейчас это помогает людям получить вдохновение и знания в интересующих их областях.
СВ: Расскажите чуть подробнее о Глобальной базе ненасилия.
ДЛ: Она открывает перед нами много возможностей. База данных показывает 199 ненасильственных методов. Это не означает, что мы должны повторять все варианты каждый раз. Это как книга рецептов, расширяющая наш выбор. Мы можем изучать ошибки других. Там есть проигрышные случаи, и мы должны знать о них, если не хотим повторить те же самые ошибки. Также там есть очень много случаев успеха, которые вдохновляют нас, и мы можем учиться на успешных действиях других людей.
СВ: Какие существуют примеры проявления силы народа?
ДЛ: Один из способов, которым мы показываем свою силу, проявляется через способность сказать «нет». Это отказ от сотрудничества с системой зла. Доктор Мартин Лютер Кинг много говорил об этом. Если система требует от нас делать что-то, самым эффективным действием для нас будет сказать «нет».
Многие пути отказа от насилия осуществимы через способность сказать «нет». Для меня очевидно, что власть исходит от людей; они могут как дать принадлежащую им по праву власть – отдельным лицам, определенным службам или организациям, так и забрать ее у них. С одной стороны, они могут выбрать оставаться в подчинении, но с другой стороны, если захотят, они могут забрать власть обратно. Люди обладают неявной полнотой власти, чтобы сделать это. Некоторыми способами, которыми народ может осуществить свою власть, являются:
1. Сказать «нет» существующей власти.
2. Отказ от взаимодействия с помощью таких средств как забастовка и бойкот.
3. Представлять себе что-то лучшее. Иногда люди отдают власть, оставляя ее профессионалам. Какой путь мы себе представляем? Отдельной проблемой, которую я обнаружил как житель Соединенных Штатов, является большое нежелание представлять себе общество лучше существующего. Американцы не работают вместе, чтобы взращивать идеи, они не пишут друг другу об этом.
4. Мы можем черпать вдохновение из истории наших предков. В США существует проблема уважения своих предков. Мы не оглядываемся на историю и предшествующий опыт.
СВ: Как вдохновение, полученное при изучении истории предков, может быть использовано при решении сегодняшних проблем?
ДЛ: Я слышу, что люди, вовлеченные в Движение Occupy жалуются на жестокость полиции. Да это ничто по сравнению с жестокостью полиции во времена Движения за гражданские права.
Я не одобряю полицейское насилие. Однако если мы посмотрим на то, через что прошло Движение за гражданские права, нам возможно будет немного стыдно. На самом деле, насилие сегодня очень легкое по сравнению с тем, что было раньше. Наши предки проходили через более значительное насилие, и я уверен, что они не жаловались, а были заняты организацией своей деятельности.
Когда я слышу, что люди в Движении Occupy только и делают, что жалуются, я говорю про себя: «Если бы они только знали, если бы они могли представить то, что могли бы посоветовать им предки, они бы тогда не тратили свое время впустую, жалуясь на полицию. Они бы привлекали к себе больше людей. Они должны привлечь 99 процентов».
СВ: Почему вы думаете, что участники Движения Occupy не получают вдохновения от истории своих предшественников?
ДЛ: Потому что, когда я говорю с ними, они не знают о движениях в защиту гражданских прав. Они не читают об этом, они не смотрят документальные фильмы об этом и т.д. Когда мы разговариваем о Движении за гражданские права, они говорят вещи весьма далекие от истины, а я знаком с этим не понаслышке. Мой первый арест, связанный с Движением за гражданские права был в 1963 году.
СВ: Какие из ненасильственных действий могут быть использованы Движением Occupy?
ДЛ: Я уверен, что единственный действенный способ построения стратегии для целей достижения преобразований лежит через общественные кампании. Кампания – это сосредоточенная мобилизация энергии вокруг конкретной задачи. Кампания не должна длиться пять, десять, пятнадцать лет. Это должно быть то, что вы можете представить себе выполненным через несколько лет, максимум через три-четыре года.
Ненасильственная кампания использует прямые ненасильственные методы для достижения целей. Одной из причин действенности этого метода является то, что в этом случае мы можем учиться достигать изменений намного быстрее. Как можно совершить ненасильственную революцию в Соединенных Штатах – большая тайна. Мы не сделали ее, и никто точно не знает как ее сделать. Так что нам нужно учиться как можно быстрее тому, как вести преобразования в нашей стране.
Кампания – это огромная возможность изучения, потому что, если у вас есть, скажем, двухлетняя кампания, вы выиграете или проиграете, или вы победите частично. После этого вы посмотрите на сделанное и скажите: «Эти вещи мы делали хорошо, а вот эти – нет». Так вы сможете оценить кампанию, и ваша следующая кампания может пройти успешнее, потому что у вас есть опыт прошлой.
СВ: Вы считаете, что у Движения Occupy должна быть какая-то общественная кампания?
ДЛ: Да. Они могут вести несколько кампаний, например, против лишения права выкупа заложенного имущества и за прекращение выселения людей из своих домов, кампанию за принуждение корпораций-неплательщиков платить налоги, кампанию по уменьшению стоимости проезда в муниципальном общественном транспорте, кампанию за рост финансирования образования и т.д.
Так что существует много вариантов использования определенных кампаний, которые включают различные действия. Некоторые будут выигранными, а некоторые проигранными, но мы можем учиться и становиться все сильнее в нашем деле.
Частью секрета успеха Ганди было то, что он вел множество различных кампаний. Некоторые выиграл, а некоторые проиграл, но его люди учились и готовились к тому, как одержать верх над Британской Империей. Раньше такие кампании помогали людям обретать уверенность и оттачивать свои навыки.
Кампании помогут Движению Occupy – этим 99% – быстро научиться тому, как побороть 1%, потому что с этим 1% не так-то просто справиться. Мы не можем одержать верх над ними мгновенно. Один процент, имеющий ясные, четкие и направленные цели и энергию, – очень большой, слишком большой противник. А девяносто девять процентов не знают, что делать.
СВ: Девяносто девяти процентам непросто одержать верх над одним процентом, почему?
ДЛ: 99 % еще не знают как. Им нужно научиться это сделать. Когда 99 % научатся, как это сделать, будет победа. Но большинству из 99 % не хватает мастерства, не хватает умений. В нашей стране у нас нет достаточного опыта классовой борьбы с использованием всей мощи ненасильственного прямого действия. Десяткам тысяч людей надо вести кампаний, чтобы научиться как победить 1%. Они должны практиковаться и оттачивать свои навыки.
СВ: Вы думаете, кто-то из участников Движения Occupy практикуется и оттачивает свои навыки с помощью кампаний?
ДЛ: Да, в некоторых местах они это делают.
СВ: Мне попалась одна из ваших книг, и я хотел бы упомянуть ее здесь – «Пособие по прямому действию: руководство для организаций в эпоху перемен». Вы пишете: «Эта книга для тех, кто готов сделать что-то значительное». О каких значительных вещах вы пишете?
ДЛ: Самая важная часть книги – пятиступенчатая система. Согласно ей, вы можете преодолевать ступень, за ней идет следующая, а потом еще. Для меня это процесс совершенствования.
Я подробно рассказываю об этой системе. Я получаю много позитивных отзывов об этой книге от людей, участвующих в Движении Occupy. У них не было общего представления о том, как можно развивать это движение. И вместе с тем, в них содержится много вопросов. Они борются с той или иной проблемой, но у них нет целостной картины, позволяющей оценить достигнутое. Так вот эта пятиступенчатая система предлагает конкретные шаги, направленные на то, чтобы общественные движения могли расти и становиться все более и более мощными, и тогда они смогут победить. Это важнейшая часть книги. Эти шаги очень непростые, поэтому я называю их результаты значительными.
Первая ступень требует, чтобы мы внимательнее посмотрели сами на себя. Я называю это культурной подготовкой или развитием самоосознания. Здесь мы разрабатываем не только свое видение, но и видение всего общества, как множества действительно влиятельных людей, являющихся детьми Господа, как сказали бы квакеры XVII века «воинов на войне Агнца».
Вторая ступень – это изучение новых способов самоорганизации. Это построение организации или создание начальных структур общества. Движение Occupy делает что-то подобное.
Третья ступень – это пропаганда делом или конфронтация.
Четвертая ступень представляет собой массовый экономический или политический отказ от сотрудничества или использование настойчивого убеждения.
И пятая ступень – это параллельные институты или стабилизация новых структур для выполнения их основных функций. Каждая ступень это все более важный и сложный шаг.
СВ: Как бы вы хотели, чтобы квакеры были связаны с Движением Occupy, другими общественными инициативами?
ДЛ: Североамериканские квакеры должны четко представлять себе свою роль в социуме. Они должны понимать, что квакеры среднего класса являют в нашем обществе прослойку менеджеров, действующих на благо имущего класса (1%). Многие квакеры и не ставят под сомнение, что они продолжают быть управляющими в пользу этого 1% и делают его работу.
Я верю, что, если большинство квакеров осознают это, они скажут: «Мы должны быть на стороне рабочего класса вместо того, чтобы быть на стороне 1%». Я буду проводить семинар в Центральном Филадельфийском месячном собрании о социальном классе, и я получаю все больше и больше просьб со всей страны, чтобы сделать то же самое среди квакеров в других местах. Так что квакеры просыпаются для классовой борьбы. Об этом также говорю в своей лекции имени Уильяма Пенна.
Кроме этого квакеры еще больше взаимодействовать с Occupy, чем прежде. От квакеров со всей страны я слышу слова большой поддержки Движения Occupy, и я думаю, что это очень хорошо, потому что это перенесет доверие к квакерам на доверие к Движению, которое нуждается и в доверии и в более серьезном отношении к себе. Это также покажет квакерам, как работают социальные движения, и то, как происходят такие конфликты. Я думаю, что это будет полезно и квакерам, потому что это беспроигрышный вариант. Это поможет общественному делу и поможет самим квакерам. Американский комитет Друзей на службе обществу всегда был на переднем фланге такой активности.
Апрель 2012 года
Источник: www.afsc.org