Когда я учился в четвертом классе, одним из моих лучших друзей был мальчик по имени Джо Брайант, чья семья снимала фермерский дом к юго-западу от Дэнвилла на Маки-роуд. Он переехал в наш город в начале учебного года, и мы подружились в первую же неделю занятий. Его семья прожила в Дэнвилле всего год, потом его отец нашел новую работу за пределами штата, и они уехали. По крайней мере, так я это помню. То было очень давно.
А вот что я точно помню, так это то, как я впервые узнал Джо. В первый день занятий в четвертом классе миссис Конли попросила нас встать и произнести «Клятву Верности», но Джо не встал, что показалось мне странным. Миссис Конли ничего не сказала, она просто улыбнулась Джо, в то время как все остальные поклялись в верности. Я любил миссис Конли. На перемене некоторые мальчишки стали задирать Джо, называя его коммунистом за то, что он не произносит клятву верности. Похоже, его это не беспокоило. Я слышал о коммунистах, но никогда не встречал их лично, поэтому был очарован Джо. Я слышал, как мой отец говорил, что коммунисты родом из России, поэтому я спросил Джо, где он жил до переезда в Дэнвилл, и он ответил, что в Гринастле, что привело меня в замешательство. Я спросил его, почему он не произнес «Клятву Верности», и он сказал, что его родители не разрешают ему, что они Свидетели Иеговы. С этой группой я был знаком, потому что они приходили к нам домой, чтобы спросить, хотим ли мы жить вечно с Иисусом в раю, чего я хотел, хотя моим родителям, похоже, это было неинтересно.
Клятва верности перед флагом США в школе. 1899 г.
Мы с Джо подружились, и он рассказал мне всё о Свидетелях Иеговы, а я рассказал ему всё, что знал о католицизме, а это было не так уж много, в основном о том, что ты можешь делать всё, что хочешь, если только ходишь на исповедь каждую субботу вечером, что, по моему мнению, было самым выгодным вариантом для религии. Оглядываясь назад, я думаю, что именно тогда, в разговоре с Джо, я впервые заинтересовался теологией. До этого момента я думал о том, чтобы стать хирургом или ученым-ракетостроителем, но вместо этого увлекся теологией, которая в итоге привела меня к карьере в прибыльной сфере квакерского служения.
В конце концов я поступил в колледж, выучился на теолога и написал диссертацию о Джерри Фолуэлле и подъеме организации «Моральное большинство». Будучи оптимистом, я предсказывал, что американцы слишком мудры, чтобы поддаться на уловки религиозных мошенников, и что те никогда не приобретут достаточно политической власти, чтобы контролировать правительство. Я помню, как использовал фразы «буря в стакане воды» и «чудо на один раз», когда писал о Фолуэлле. Оглядываясь назад, я понимаю, что преуменьшал потенциал Фолуэлла, потому что не хотел, чтобы тот добился успеха. Слишком часто мы отвергаем вероятность наступления тех событий, которых не желаем. «О, этого никогда не случится», – говорим мы себе. Когда я встречался с Джоан, я подслушал, как мать Джоан сказала сестре Джоан: «Не волнуйся. Она никогда не выйдет за него замуж». Вот я ей и продемонстрировал.
Впрочем, я отвлекся.
Мы уже говорили о том, в чем ранние Друзья были правы. Я хочу закончить эту серию разговором о том, что ранние Друзья отказывались привязывать свою религию к определенной нации. Мы, квакеры, были больше похожи на Джо Брайанта, чем на Джерри Фолуэлла. В то время, когда было принято привязывать религиозные движения к конкретным нациям – лютеранство к Германии, римский католицизм к Италии, англиканскую церковь к Англии, кальвинизм к Швейцарии, различные православные церкви к различным странам – квакеры были осторожны и никогда не связывали свое движение с какой-либо одной нацией, королем или правительством. Нашим домом был весь мир, а не какая-то его часть. Мы присягали на верность Богу, а не правительству.
В этом были свои преимущества и недостатки. Не имея поддержки и защиты со стороны государственных органов, мы подвергались преследованиям почти в каждой стране, где обитали. С другой стороны, поскольку мы не чувствовали обязательств перед королем или партией, мы были вольны следовать велениям своей совести. В своей книге «Убить пересмешника» Харпер Ли написала: «Единственное, на что не распространяется правило большинства, – это совесть человека».
До тех пор, пока религия сочетается с национализмом, мы вечно будем поднимать увлажненный палец к воздуху, чтобы понять, в какую сторону дует ветер. Наша вера будет жить или умирать по прихоти короля, президента или партии, оставаясь в их благоволении лишь до тех пор, пока мы преклоняем колено и отдаем честь.
Притязания властелина на нас одновременно и постепенны, и коварны. Вначале он требует нашей приверженности благородному идеалу, чему-то, на что мы можем с готовностью дать свое согласие, какому-то добродетельному принципу, который мы можем легко и естественно подтвердить. Возможно, это наша клятва верности нации и земле, которую мы любим. Что в этом может быть плохого? Но замечали ли вы, как часто это подтверждение верности неумолимо ведет к призывам к исключительности и насилию, к тому, чтобы любить свою нацию больше, чем другие нации, свой народ больше, чем другие народы, иметь свои свободы за счет свобод других, как это неумолимо, неизбежно ведет к разделению на «они и мы». Вскоре, опьяненные привилегиями, мы совершаем зло, которое так порицаем.
Вот евангельская истина, настолько истинная, насколько она может быть истинной: когда выдающиеся элементы какой-либо культуры объединяются и скрепляются в единое целое, они образуют центр власти, предполагающий божественный авторитет, которому нужно подчиняться, который можно подвергать сомнению только под угрозой наказания. Таким образом, когда патриотизм соединяется с религией, образуя политическое движение, это движение берет на себя чрезмерную и неправомерную роль в обществе. Оно будет призывать к войне, защищать привилегии сильных мира сего, охранять статус-кво, подтачивая нашу совесть, пока наше «нет» не превратится в слабый шепот. Так, ранний Друг Эдвард Барроу писал: «Мы не за имена, не за людей, не за властные титулы, не за одну партию и не против другой, но мы за Справедливость и Милосердие, Истину и Мир, и истинную Свободу, дабы они были возвеличены в нашем народе». [См. Квакерская вера и практика 23:11, – прим.перев.]
За отказ снять шляпу Барроу был заключен в лондонскую тюрьму Ньюгейт, где и умер в возрасте 29 лет. Мой друг Джо, десяти лет от роду, подвергался насмешкам и издевательствам, но никогда не сдавался. Каждое утро он сидел за партой и терпел насмешки. Говорю вам, даже сегодня, в возрасте 63 лет, бывают моменты, когда я всё еще являюсь рабом хорошего мнения людей, которыми даже не восхищаюсь. Иду на поводу у них, чтобы выжить. Вот чего в конечном итоге требует от нас христианский национализм – беспрекословного послушания, закрывания глаз на зло, которое мы осуждаем.
В нашем городе есть человек, который громко заявляет, что он христианин, хотя и не принадлежит ни к какой церкви. На днях он подошел ко мне и спросил, за кого я голосую, а я мило улыбнулся и сказал, что это не его дело, что Верховный суд еще не поставил вне закона нашу свободу совести. Но этот человек так и сделал и обвинил меня в убийстве младенцев. Вы знаете, что я люблю детей, и вы также знаете, что я никогда не запрещу женщине принимать решения о своем здоровье, какими бы трудными эти решения ни были. Но этот человек, в манере хулиганов, которые встречаются повсюду, посмел сказать мне, что он говорит не только от имени Непостижимого Бога Бесконечной Вселенной, но и от имени настоящих американцев. Но, Друзья, единственное, на что не распространяется правило большинства, – это совесть человека. Начало нашей нравственной жизни начинается с того, что мы говорим «Нет!» тому, что заслуживает нашего «нет», и «Да!» тому, что заслуживает нашего полного и искреннего «да».
Я никогда не думал, что так много американцев не только откажутся от своих собственных свобод, но и будут отказывать в них другим, хотя поток угнетения глубоко проник в нашу историю. Однако я отвергал такую возможность, потому что не хотел верить, что это может повториться. Мне хотелось верить, что мы переросли такие подлые и узкие порывы. Но вот мы здесь. И мы здесь, потому что многие американцы забыли, что «мы не за имена, не за людей, не за властные титулы, не за одну партию и не против другой, но мы за Справедливость и Милосердие, Истину и Мир, и истинную Свободу, дабы они были возвеличены в нашем народе».
Когда я учился в четвертом классе, моей учительницей была миссис Конли. Но теперь я знаю, что она была не единственным моим учителем. Меня также учил мужеству Джо Брайант, который сидел, когда другие стояли, который даже в том нежном возрасте знал, что единственная вещь, которая не подчиняется большинству, – это совесть человека.
Филип Галли
2024
Источник: блог автора Plain Speach with Philip Gulley
