Введение от Люси Дункан, директора по квакерским связям Американского комитета Друзей на службе обществу (АКДСО):
Мы с раввином Брантом Розеном, директором северо-западного региона АКДСО, в августе 2015 года вместе участвовали в первой встрече Межконфессиональной сети по вопросам правосудия в Палестине. При этом было много разговоров о смещении точки внимания с белого населения и деколонизации веры, как направлении к освобождению. Деколонизация ломает и критикует идею того, что европейские способы мышления и способы бытия являются «лучшими» или «единственными», и активно способствует открытию пространства для мультикультурных практик, самовосприятия, способов мышления и бытия (особенно свойственных коренным народам). Мы с Брантом продолжаем этот разговор, обсуждая в частности то, как деколонизация соответствует квакерской и иудейской верам. Текст ниже включает выдержки из нашей недавней беседы.
Люси Дункан (ЛД): Действительным освобождением от иллюзий и частью того, что привлекает меня в отходе от колониальных представлений, является осознание и понимание, что и белые люди при создании «белого мира» потеряли свои самобытные культуры. Помню, когда я становилась более настойчивой в своих антирасистских желаниях, я была почти в состоянии ненависти к белым людям. Я думала, что в генах белых людей действительно есть что-то неправильное, из-за чего они могли обрушивать столько насилия на целые народы. Я хотела дистанцироваться от других белых людей и поворачивала это чувство внутрь себя. Я рассказала что-то об этом своей подруге Нийону, и та ответила: «Но Люси, белые люди тоже потеряли свои самобытные культуры при создании белого мира». Несмотря на привилегии, которыми обладают белые, мы все пострадали от системы белого господства, и помнить это действительно важно.
Это не означает, что люди европейского происхождения из-за системы превосходства белой расы пострадали так же сильно, как все те, кто был ее мишенью с самого начала, но понимание этого освободило меня от иллюзий и заставило меня лучше осознавать все те потери, понесенные в процессе колонизации: мудрость, культурные практики и способы бытия, которые были в более глубокой гармонии с нашей планетой. Хотя белые люди извлекают из белого превосходства материальную выгоду, создание «белоцентризма» лишает нас всех нашей человечности.
Брант Розен (БР): Я думаю, что для евреев это еще сложнее, потому что евреи всегда были людьми, жившими по всему миру. В диаспоре есть белые европейские евреи, ближневосточные евреи, африканские евреи, евреи Юго-Восточной Азии… И хотя в наше время большинство евреев Северной Америки белые, число «цветных» евреев увеличивается. Думаю, можно с уверенностью сказать, что хотя еврейские иммигранты из Европы подвергались серьезной дискриминации, как и многие группы иммигрантов, сегодня белые евреи Америки пользуются властью и привилегиями, будучи частью белого большинства в этой стране. А если учесть, что Государство Израиль является этническим национальным государством, созданным белыми евреями Европы, это делает еще более сложным понимание расположения еврейства в проблематике отхода от колониальных представлений.
ЛД: Это как с белыми женщинами. Виды угнетения сравнивать не стоит, но я думаю, есть такого рода взаимосвязанная идентичность, когда кто-то социально приниженный и угнетенный в то же самое время обладает привилегированным положением и властью. Как у бисексуальной, белой женщины, у меня есть эти множественные идентичности, и мне намного проще выделить и назвать те методы, которыми меня социально принижают, чем методы, которые позволяют мне обладать властью и привилегиями.
БР: А если пойти еще дальше, я думаю, когда мы – белые евреи – заявляем о своем статусе жертвы или статусе угнетенного, и в то же время наслаждаемся всей властью и привилегиями, исходящими из того, что мы белые, мы можем ставить на обе стороны монеты, так сказать. Но внутри еврейской общины происходит все возрастающая дискуссия о роли «цветных» евреев в этом уравнении. Недавно я услышал термин «ашкеназская нормальность», который обозначает заявку на то, что ашкеназский иудаизм является доминирующей формой иудаизма. Но на самом деле, иудаизм всегда был мозаикой. Он всегда был такой многогранной цивилизацией, которая менялась, развивалась и росла в самых различных исторических и культурных обстоятельствах и средах.
Однако сегодня, когда в нашей стране люди думают о еврейских пищевых продуктах, они, вероятно, вспоминают копченую лососину, бублики и все традиционные ашкеназские товары. На самом деле эти продукты не исключительно еврейские – и, конечно, у еврея из Марокко или Йемена будут совсем другие кулинарные ассоциации. И поэтому, когда ашкеназские евреи выступают с такими заявлениями, неосознанно игнорируются наши «цветные» еврейские братья и сестры. Их исторический и культурный опыт совсем-совсем другой. Вероятно, одним из самых выразительных аспектов этого является роль Холокоста, который затронул европейских евреев, и как результат опыт и идентичность ашкеназских евреев принимают преувеличенные размеры по сравнению с сефардскими или арабскими евреями. И, тем не менее, мы считаем, что все евреи имеют одинаковое отношение к Холокосту. Это пример, связанный с той «ашкеназской нормальностью», которой еврейская община только начинает противостоять.
ЛД: Среди квакеров, появившихся в Англии, широко распространены европейские и белые предубеждения, которые пронизывают нашу веру. Квакеры колонизировали Пенсильванию для того, чтобы сбежать от религиозных преследований в Англии. Многие из тех, кто были первыми поселенцами, в Англии побывали в тюрьмах за свидетельство против государственной религии, против уплаты десятины.
Король Карл II «предоставил» Пенну землю, заселенную племенем Ленни Ленапе, в качестве оплаты долга перед отцом Пенна. Она стала штатом Пенсильвания. Ранние квакеры установили там религиозную свободу, потому что испытывали преследования на родине, но эта свобода не распространялась на Ленни Ленапе. В хартии Карла II говорилось, что Пенн намерен «обратить диких туземцев спокойными и справедливыми способами к Любви гражданского общества и христианской религии». Пенн имеет репутацию человека, мирно обращавшегося с Ленапе; и хотя колонизация Пенсильвании была не столь неприкрыто насильственной по сравнению с «Пешей покупкой» (осуществленной сыновьями Пенна) и резней, учиненной «пэкстонскими парнями», его намерения были частью проекта по колонизации, который включал в себя установление культурного, территориального и государственного господства. В результате того первого колониального закона потомки тех ранних квакеров до сих пор обладают богатством и властью, и наши организации также пользуются этим. Что будет означать для нас настоящее признание этой истории, готовность возместить ущерб, нанесенный этим первым колониальным законом, который привел квакеров в Пенсильванию?
Я нахожу очень интересным, как легко мы, квакеры, объявляем Уильяма Пенна, который был рабовладельцем и колонизатором, героем веры. Я думаю, что это пример того, как наша вера удерживается в рамках евроцентричной идентичности. Грег Эллиот говорит: «Когда мы будем готовы денонсировать договор Пенна, именно тогда мы сможем по-настоящему вернуться к истинным корням, опираясь на которые стараемся жить – активизму, социальному свидетельству и исходному пониманию квакерства».
БР: Обсуждается ли в квакерских кругах мнение об осуждении Пенна?
ЛД: В некоторых – да. А Пола Палмер, квакер из Колорадо, делает небольшое исследование о соучастии квакеров в деятельности индейских школ-интернатов [с целью культурной ассимиляции индейцев, – прим.пер.].
Я только что побывала на Всемирной квакерской встрече в Перу. Было интересно увидеть, что там были представлены квакеры из 37 стран и 77 годовых собраний. Квакеры есть по всему миру, потому что среди квакеров были были миссионеры, и они пытались распространить благую весть о квакерской вере в традиционном колониальном, миссионерском формате. У меня есть друг, кенийский квакер, который хочет сбросить американский и европейский контроль над верой. И совершенно ясно, что это не только своего рода культурная борьба. Совершенно понятно, что это также и борьба за власть.
Некоторые кенийские квакеры претендуют на полноту квакерской веры, выраженной их собственными словами, и готовы бросить вызов европейским концепциям веры. Когда я упомянула о разработке тренингов по деколонизации, мой друг сказал: «Ну, вези. Кенийские квакеры хотят этого. Мы тоже этого хотим». Квакеры, которые отбрасывают европейские схемы, в частности, эти кенийские квакеры, также склонны быть более открытыми к другим принижаемым идентичностям, например, к гомосексуальности. Я думаю, что когда вы начинаете двигаться по анти-репрессивному пути, он открывает все проходы к тем, кого вы могли бы приветствовать, с кем вы чувствуете связь.
БР: Я всегда восхищаюсь, когда узнаю еще больше о коренных народностях, которые разделяют христианские взгляды и преобразуют христианство разными замечательными способами. Латиноамериканская теология освобождения, вероятно, лучший пример такого феномена. Это особенно интересно, потому что при своем возникновении христианство в Древней Палестине было местной духовной системой, так сказать, но после Константина она стала религией империи, власти и, в конечном счете, колониализма. Поэтому многим коренным народам христианство навязано на протяжении истории. То, как некоторые коренные народы, глубоко ощущающие себя христианами, все еще ищут способы деколонизации – это очень интересно для меня.
Я думаю, что в иудаизме до последнего времени не было подобных острых дискуссий. Я думаю, что сионизм изменил игровое поле для еврейской общины. Я считаю, что сионизм – это действительно своего рода «константинианский иудаизм», как его назвал бы еврейский богослов Марк Эллис. Он представляет собой сделку с империей, такую же сцепку религии и государственной власти, что была у христианской церкви на протяжении многих веков. Мне кажется трагичным, что сионизм привел к созданию этнического еврейского государства на земле, которая исторически была главным, важным местом для многих различных религий и культур. И во многом я смотрю на собственную историю выхода из сионизма как на способ деколонизации иудаизма и признания того, что сионизм по своей сути является поселенческой колониальной системой.
Но все сказанное – это не только о политическом значении деколонизации Израиля. Это о предстоящем осознании того, что мы интегрировали силу в наше мышление, в наше видение мира и отношений к другим. Я думаю, что раввины, которые создали иудаизм (как мы его знаем) после разрушения Храма в Иерусалиме, были очень осторожны насчет добавления в нашу веру физической, военной силы. Они знали, что восстание евреев против Римской империи в конечном счете оказалось разрушительным для еврейского народа.
Я думаю, что это вдохновило раввинов на создание новой системы, а именно на создание раввинского иудаизма, который дал евреям возможность развиваться и обрести это глобальное, многонациональное, мультикультурное, духовное чувство связи друг с другом. Иудаизм учит, что Бог может быть найден в любом месте мира, где евреи создали общину. Конечно, часто евреи проживали на территориях империй – в первую очередь христианских империй – которые были очень жестоки к ним. Но тем не менее, концепция и содержание еврейской диаспоры – это действительно то, что позволило иудаизму не стать неприметным местом в человеческой истории.
Сионизм был абсолютно сознательным переворачиванием этого понятия; отказом от диаспоры. В классической сионистской идеологии есть ивритский термин shililat ha’galut, который означает «отрицание диаспоры». Сионисты считали, что диаспора – по своей сути негостеприимное место для евреев, и единственным способом для евреев когда-либо стать образованной нацией – получить свое собственное национальное государство. Как я считаю, это был тот момент, когда мы предали то, что делало иудаизм и еврейский народ настолько уникальным и особенным на протяжении веков.
ЛД: Первоначальным намерением квакерской веры было возрождение первохристианства, а оно в сути своей было против уравнивания религии и государства. Религиозная свобода в Соединенных Штатах происходит от квакерского поселения Пенсильвании, но в рамках колонизации и распространения христианской доктрины.
Мне интересно было узнать о моменте, когда квакерство перестало понимать оппозицию властям как изначальный аспект веры. Мне интересно было узнать о роли Пенсильвании, квакерской колонизации Пенсильвания, об обладании большой властью в штате, участии в его законодательном органе в период до Войны за независимость, в которой большинство квакеров отказались участвовать из-за мирного свидетельства, потеряв таким образом власть (но сохранив богатство и другие виды влияния).
Есть такое явление, когда мифы о себе удерживают нас от полного погружения в более радикальную веру. Есть наши предки-квакеры, на которых мы ссылаемся, такие как Лукреция Мотт, Джон Вулман и все люди, которые шли наперекор обществу и наперекор собственной религии, занимая невероятно смелые позиции. Квакеры скажут: «О, мы религия таких людей», и они хвалят этих героев, или этих святых, но не всегда живут так, как жили они, по образцам, заданным этими духовными предками. Квакеры не всегда скажут: «О, и они вдохновляют меня делать что-то, чтобы жить согласно моей вере». Многие знакомые квакеры, которые находятся в первых рядах борцов за социальную справедливость, ссылаются на этот первоначальный импульс квакерской веры; свидетельства действительно побуждают их прожить свою жизнь так, чтобы «устранить причины войн». Когда ты веришь, действительно веришь, что есть что-то от Бога в каждом, это революционная идея, если ты принимаешь ее всем сердцем. Она по сути своей деколониальная и нарушающая статус-кво с точки зрения власти.
БР: Да, это те ценности квакеров, которые всегда привлекали меня; ценности, которые позволили мне найти абсолютно естественное место в АКДСО. Лишь сравнительно недавно я узнал о квакерском разнообразии, о различные видах квакеров, о существовании целого спектра, как в каждой вере. Но я нашел и общее основание с этими квакерскими ценностями, потому что они очень хорошо соотносятся с теми иудейскими ценностями, которые наиболее священны для меня. И слушая, как ты говоришь об Уильяме Пенне и том, как квакеры получили власть, когда они прибыли в Америку или зарождающиеся Соединенные Штаты, это тоже не звучит как что-то необычное для евреев. Есть мифическое повествование, когда мы говорим об американских евреях, что мы всегда были в авангарде движения за социальную справедливость, мы были вовлечены в рабочее движение и движение за гражданские права. И это все правда, до определенной степени, но это не полная история.
Иуда Бенджамин, известный еврей XIX века с Юга, был очень высокопоставленным чиновником в Конфедерации. Так что правда всегда, как ты говоришь, намного сложнее. Та история, которую мы рассказываем вокруг пасхального стола, является нашим основным священным повествованием, и тем, с чем мы больше всего идентифицируем себя: когда-то мы были рабами, и поэтому мы должны участвовать в освобождении рабов и угнетенных. Но что получается, когда мы становимся вровень с государственной властью? Я уверен, что так же было и с квакерами, о которых ты упомянула. Я думаю, когда у вас есть возможность или доступ к власти, это опьяняет, и возможно этому очень трудно сопротивляться. И как только ты входишь в долю, то становишься частью этой системы, и становишься в некотором смысле частью проблемы. Ты становишься фараоном, так сказать.
ЛД: И есть ложь, которую вы можете говорить себе, что, вероятно, касается первых поколений квакеров в Пенсильвании, что-то типа: «Ну, мы собираемся вести это государственное правление лучше». В каком-то смысле это может быть и правда, но как же те, кого ты лишаешь избирательных прав? Какое может быть равенство, когда вы выстроили свое присутствие на колонизации и истреблении другого народа? Какая ответственность лежит на квакерах сейчас за то, чтобы не отворачиваться от этой истории, обозначить ее, говорить о ней правду, восполнить тот ущерб, который был нанесен в процессе нашей колонизации Пенсильвании? Я считаю, что это составной вопрос веры и честности, важный для настоящей жизни в соответствии с нашим квакерским светом.
2016