Кажущиеся противоречия. Атеист признается, что ему нужна религия

Я атеист и квакер. Имеет ли значение такая особенность моей веры, когда я признаю, что религия – это то, что мне нужно?

Когда я был ребенком, я много читал, читал запоем. Когда мне было 13 лет, наша семья путешествовала по Америке, но я почти не замечал окружающие пейзажи, – мои глаза были прикованы к толстенному тому c классическими научно-фантастическими рассказами. Насколько я помню, это раздражало моих родителей.

Волшебные истории трогали меня до слез. Я отчетливо помню, что в возрасте восьми лет был удивлен тому, как меня сильно впечатлила вторая глава книги Астрид Линдгрен «Братья Львиное Сердце» (1973 г.). Рассказчик умирает и отправляется в мир саг. Когда он туда попадает, то обнаруживает, что все, о чем он мечтал – быть сильным, здоровым и красивым, как его старший брат – уже произошло, и что его любимый брат тоже там. Это только начало моей истории. Помню, как я подошел к концу «Летних птиц» Пенелопы Фармер (1962 г.) и горько заплакал, когда дети, летавшие летом над Англией, под воздействием силы притяжения возвращаются в школу, в то время как их одинокий одноклассник вместе с удивительным мальчиком-птицей улетают парить над океаном.

Эта статья задумывалась не для рассказа о тех произведениях, которые я читал в детстве. Она задумывалась, как история о том, каким образом из меня получился атеист несмотря на мое религиозное окружение, и почему мне не нравится термин «атеизм». Но по мере того, как я писал ее, слова на странице умирали. Вся эта история сводится к следующему – я не верю в Бога, но мне скучен атеизм.

Но те истории, то волшебство и их присутствие в моем сердце, – мне не скучно с ними, они живые. Хотя я знаю, что они плод воображения, я верю им.

Сегодня главная для меня религиозная активность – посещение молитвенных собраний Религиозного общества Друзей; я – квакер. Новичку молитвенное собрание может показаться чем-то вроде пустой страницы. В традиции Друзей оно – что угодно, но только не пустота; это религиозная служба – продолжительное ожидание присутствия Бога. Так что это не медитация и не «свободное время». Но именно так я воспринимал его сначала в квакерской школе, где я учился.

В 1997 году спустя почти 15 лет отсутствия я вернулся в квакерство. На трудном этапе моей жизни один друг сказал, что мне нужно что-то с собой сделать. Поэтому по утрам в воскресенье я стал ходить в дом собраний. То, что я заново открыл, было простым фактом какого-то промежутка. Это был пробел, интервал, вставленный в сложную, извилистую жизнь. Даже если в нем не было ничего, кроме дыхания, это было облегчением, и в этих облегчающих, спокойных представлениях выявлялось то, что было втоптано в землю повседневной жизни.

Я атеист, но меня долгое время беспокоила та расплывчатость, которую я обнаружил в либеральных духовных сообществах, и которая допускает присутствие в них таких неверующих, как я. Я потратил значительную часть из двух десятков лет, пытаясь ухватить источник этого беспокойства. Но это не вопрос, решаемый интеллектом, это нужно пережить.

Несколько лет назад Маршалл Мэсси, Друг и мой приятель, указал мне на то, что «истина», в том смысле, в котором это понятие использовалось Друзьями XVII века, имела меньше отношения к подтверждающему свидетельству и больше к смыслу «быть настоящим другом», стрелой, летящей в правильном направлении. Речь шла о том, чтобы оставаться на пути, а не о том, чтобы соглашаться с какими-то фактами мира сего. Это ведет к глубокой истине – мы, люди, созданы для другого вида каких-то строгостей, но не для того, что исходит из очевидных фактов. Здесь, по крайней мере, можно упомянуть последовательность, дисциплинированность и преданность, а не только те постоянно звучащие истины, которые научный мир преподносит нам как фундаментальные.

Большей частью именно из-за этого меня притянуло именно к Друзьям, а не к унитариям или каким-то другим группам исследователей. Привязка себя к определенным моделям поведения, традициям и языку, по-видимому, оказывает эффект обладания стержнем, и похоже, у квакеров этот стержень оказался надежнее, чем у других групп, к которым меня влекло. Для меня в этом было частичное решение той проблемы с ощущением расплывчатости, но это, конечно, не решило всех проблем.

Если вы действительно собираетесь быть частью сообщества, не достаточно лишь просто приходить на его званные обеды. Вам нужно помогать готовить блюда и заниматься уборкой. Так происходит и со мной в случае с квакерами – я не равнодушен к тому, как работает мое сообщество, и поэтому я служу в разных комитетах (квакерство – оно вообще все в комитетах). Необходимо выполнять пастырскую заботу, заниматься зданием, вести школу Первого Дня (квакерскую воскресную школу). И есть еще вопрос о том, как наша религиозная община несет свое свидетельство в мир. Возможно, эта лексика странно звучит от нетеиста, но надеюсь, я смог донести, что я нетеист не в первую очередь. Я принимал участие в посещении тюрем и был поражен разнообразием религиозных оттенков среди наших волонтеров. Для некоторых из них такие посещения – прежде всего религиозное служение, для других – это просто социальная активность ради справедливости (эта программа выросла из посещения отказников совести времен войны во Вьетнаме). Так что суть такова – когда есть работа, теологические различия не обязательно являются проблемой.

Но в комитетах, где я состою, есть также и какое-то чувство тревоги, чувство того, что чего-то не хватает. В трех из моих комитетов особо затрагивался вопрос о том, чтобы обратить внимание на признаки чувства недомогания и разобщения в общине. Откровенность либеральной религии откликается в моей душе. Все это значит, что у меня точно есть место в общине, и мне нет нужды скрывать свои взгляды и лицемерить. Но мне интересно, является ли мое присутствие и присутствие атеистов и скептиков типа меня частью проблемы.

Людям нужна концентрация на чем-то. Есть причина, по которой американский исследователь мифологии Джозеф Кэмпбелл выбрал путешествие героя основным мифом. – Мы не начинаем верить в какую-либо идею и не храним ей преданность так легко, как мы начинаем верить ее главному персонажу, личности. Вот поэтому внутри себя большинство людей, как я думаю, желает Бога, который мыслится не в виде смутного понятия или духа, а как живое присутствие, с голосом и лицом, волей и принуждением. В некотором смысле это то, что нам нужно.

И я не верю, что такой Бог существует в нашей вселенной.

На заседаниях комитетов Друзей я получаю особое ощущение: мы часто не знаем, как искать волю Бога; мы не уверены, действительно ли Бог обладает волей. И все же я подозреваю, что выход из наших извилистых дебатов находится в том, чтобы прекратить спорить и подчиниться. Подчинение – ибо так оно и есть, в том же смысле, как и «ислам» означает «подчинение» – это то, что выводит нас из своего «я» и направляет нас на нужные деяния вместо того, чтобы спорить, чья идея лучше.

В XVII веке квакерский теолог Роберт Баркли утверждал, что бесплотный Святой Дух является единственным способом достичь Христа, а затем Бога. В наше время мы можем найти утешение только в духе или Свете, как квакеры называют обнаруживаемое внутри себя чувство божественного. Но подчинение чему-то столь неопределенному – трудное дело. Мы можем любить, ценить и «держать наших любимых друзей в Свете», но это не смирение своего «я», не отступление от своего эго. И это, по моему мнению, именно то, чего нам недостает.

Что мы можем поделать с этим? Что могу я поделать с этим? Подчиняться чему-то, что, как я уверен, не существует? Как я могу преклониться перед фантазией? В детстве я делал это все время. Я раскрываю книгу, и я уже в ее мире. Если мне повезет, и книга достаточно хороша, что-то из ее мира приходит со мной в наш мир атомов и погоды, налогов и смерти. В книге выдуманная история, но иногда выдуманные истории сильнее материальных вещей.

Возможно, частью подобного фокуса является понимание того, что это не должен быть исключительно моим маленьким мыльным пузырем фантазии. Я могу читать роман или могу вечером пойти поиграть с друзьями. Я могу смотреть балет на затемненной сцене, а могу орать вместе с моей любимой группой на рок-концерте. Я всем сердцем ненавидел школьные танцы, но я уже 23 года танцую народные танцы. Мне просто нужно было найти подходящую для себя форму танца. Я не молюсь ни вслух, ни предписанными формулировками. Но я могу задать «Чему-то-что-там-есть» вопрос, или же попросить Вселенную о помощи, или сказать ей спасибо. И теперь, когда я нахожусь в более подходящем месте, я иногда получаю ответы на свои вопросы. Вот как у меня, закоренелого скептика, происходит молитва на религиозном собрании.

Полтора года назад наша семья начала участвовать в молитвенных собраниях в небольшой группе консервативных Друзей. Консервативные Друзья социально и теологически либеральны, но более строги в соблюдении старых квакерских практик. Для своих детей эта группа использует учебную программу «Праведная игра», основанную на методике Монтессори. В ней все построено на историях. Каждое занятие начинается с успокоения и фокусировки. Ведущий рассказывает историю из Библии или из книги квакерских рассказов. Затем задаются «побуждающие» вопросы, которые мотивируют детей поразмышлять о том, что происходит в повествовании, и что сделали бы они в подобной ситуации.

Жаль, что у меня в детстве не было такой замечательной программы. Учитель – хороший рассказчик, который явно любит детей, а им нравятся эти рассказы и нравится проводить время со своими друзьями. По-моему, это значительное улучшение по сравнению с обычными школьными уроками. Можно сказать, что это другой вид получения знаний и обучения. Это преподнесение не фактов и теорий, которые вы должны выучить, а рассказов, которые нам хотелось бы сделать частью жизни.

Я люблю факты и теории, это то, из чего состоит мир. Большую часть своей жизни я провожу в состязания и плясках со всеми этими удивительными вещами. Как говорит австралийский комик Тим Минчин в своем стихотворении «Шторм» (2008 г.): «Разве вам этого достаточно? Всего лишь этот мир? Всего лишь этот красивый, сложный, удивительно непостижимый мир?» Да, этого достаточно. Нам не нужно лгать о реальном мире для того, чтобы сделать его волшебным. Но мы все-таки нуждаемся в неисполнимом волшебстве для нашего собственного иррационального «я». Я, во всяком случае, нуждаюсь.

Потому что я не чувствую логичных материалистических объяснений, сидящих у меня глубоко под кожей. В таких объяснениях не место чудесным историям о летающих детях или о братья, возрождающихся в земле саг. Язык в рамках «существует лишь вещественное» говорит мне, что я могу – даже должен – быть рациональным и разумным, но это не заставляет меня желать этого. «Атеизм» говорит мне, кем я не являюсь, но я жажду знать, кем я являюсь. Тот, кто я есть, имеет внутренний стержень; это то, по отношению к чему я должен быть правдив, потому что иначе этот стержень растворится в воздухе, грязи и воде этого сурового мира.

Может быть мне, нам, нужно начинать с малого – перестраивать богов, с которыми мы говорим, и которые говорят в ответ. Или просто выстраивать того, кого мы можем правдоподобно представить, нашего невидимого друга. Возможно, частью нашей проблемы является то, что мы на самом-то деле не хотим общаться с голосом Всеобщего, потому что Всеобщее стало таким непостижимо огромным. Джорджу Фоксу, основателю квакерства, не нужно было думать о световых годах, не говоря уже о миллиардах световых лет. В наше время звезды слишком далеки, чтобы быть нашими друзьями или говорить с нами, когда нам бывает нужно. Возможно, мы могли бы поговорить с богом, которого мы можем представить в нашем доме. Возможно, мы могли бы спросить, что требуется, и услышать, в чем есть нужда. Возможно, этот бог сказал бы нам, чтобы мы не топтались по всей земле своими армиями, выставляя себя чем-то большим, чем мы есть на самом деле, и думая о преждевременной смерти, как о чем-то нормальном, потому что смерть и так случается – тогда, когда наша жизнь подходит к концу. Возможно, в нежелательных местах и обстоятельствах мы просили бы о помощи и утешении, и довольно часто получали бы это и благодарили бы в ответ.

Может быть, нам нужно назвать этого маленького бога как-то иначе, а не Богом, потому что, возможно, у нашего Бога есть руководитель, чей руководитель в свою очередь руководит Вселенной. Мы можем назвать этого бога, скажем, Этель, или Ларри, или каким-нибудь Мургатройд. Может быть, нет бога, а есть Бог … или, может быть, Бога просто нет. А может быть, это не имеет значения. Может быть, мы просто рассказываем истории, которые звучат правдоподобно для нас, а за спиной говорим, что мы знаем, что они – выдумки. Мы можем сделать так, чтобы людям очень нравились эти истории, или чтобы они их ненавидели. Может быть, выдумывание невозможного – например, человеческий полет, землю саг, Бога – это то, что нужно. Может быть, нам не нужно, чтобы боги были реальностью. Может быть, все, что нам нужно, – лишь только больше доверять вспышкам своего воображения.

Нэт Кейс, Миннеаполис (США)

атеист в религиозной группе

Фото автора. Источник: facebook.com/nat.case.5

Источник