Повествование о жестоких страданиях Катарины Эванс и Сары Чеверс

Скрытые в явном. Труды квакерских женщин 1650–1700 годов

Предисловие редактора

«И инквизиторы послали за нами…»

… и прежде, чем все закончилось, квакерские апостолы Катарина Эванс и Сара Чеверс провели в плену у инквизиции на Мальте более трех лет (1659–1662 гг.).

Сильный и проникновенный отчет, написанный ими об этом заточении, а также их письма родным включены в собрание «Скрытые в явном. Труды квакерских женщин 1650–1700 годов», под редакцией Мэри Гарман, Джудит Эпплгейт, Маргарет Бенефил и Дорты Мередит, опубликованное издательством Пендл Хилл в 1996 году.

* * *

В настоящий момент я нахожусь посередине поразительного духовного путешествия с этими двумя Друзьями. После того, как их отчет был переведен на русский язык, меня попросили сравнить оригинальный текст с русским переводом для проверки точности последнего. Оказалось, что не существует иного пути выполнить эту задачу, кроме как читая, перечитывая и вникая в каждое предложение медленно и осознанно.

Вероятно, вам уже и так понятно, почему требуется настолько тщательная работа – даже превосходный переводчик с английского на русский язык сталкивается, по меньшей мере, с тремя видами проблем: понимание английского текста, включая порой особенности написания середины семнадцатого столетия; понимание того, как духовность Друзей могла повлиять на изложенное этими женщинами; и, наконец, поиск подходящих слов на русском языке для как можно более достоверного воссоздания исторических особенностей речи и атмосферы оригинала. Кроме того необходимо, чтобы при этом текст оставался понятным для современного читателя.

Проделав только лишь одну треть своей работы, я уже сделал множество пометок относительно некоторых слов… В каждом случае, когда я не уверен в переводе или своих собственных знаниях, мне приходится заглядывать в словарь, а иногда в два или три словаря. Но работа также обильно вознаграждает меня! Вот, лишь некоторые из моих сильных впечатлений от текста.

Эванс и Чеверс понимают, что находятся под прямым водительством Бога. Они упускают возможности ссылаться на Джорджа Фокса (или спрятаться за него). Каким бы ни был процесс подтверждения их миссии перед поездкой (и обеспечения их семей, пока они отсутствуют), явно чувствуется, что их послали, наделив властью и полномочиями.

Они всецело скромны в своем полном подчинении Божьей воле и назывании себя слугами Бога, которые согласны, если потребуется, умереть в служении. Но в том, как они описывают свою миссию, нет ни тени страха или раболепия…

И, подобным же образом, их ответы следователям ясны и прямолинейны. Современной экуменической/межконфессиональной духовности чужды их настойчивость и прямота, и эти женщины не сдавались.

Они сказали, что Папа – наместник Христа, и мы находимся в Его Церкви, и то, что он делает, есть во благо душ наших. Мы отвечали, что Господь не поручал заботу о наших душах ни Папе, ни им; потому что он взял их в своё владение. Слава Имени Его вовеки. Они сказали, что мы должны быть покорны. Мы отвечали, что (покорны) правлению Духа Христова.

Другой поразивший меня момент состоит в том, что Эванс и Чеверс – служители Бога, а не проповедники-сектанты. Они выступают за то, что считают правильным проявлением христианства, не за драгоценный свиток деталей частного характера. Их вызов преследователям подкреплен Писанием, а не ссылками на квакерские книжки или перечень свидетельств. Они упоминают, что есть еще тысячи других людей там, откуда они пришли, кто верит в то же самое и практикует это, но на Мальте эти женщины призывают к покаянию, обращению и христианской праведности, а не к вступлению в какую-либо организацию. С горьким юмором обложка буклета показывает контраст между плохим обращением с ними и опытом Павла среди «варваров», с которыми Павел столкнулся, попав в кораблекрушение у Мальты. И, наконец, совершенно ясно, почему для них богослужение Друзей основано на молчании, и это вовсе не от того, что молчание способствует личностному росту в нашем шумном мире. Нет, им просто приходится придерживать языки, пока Бог не даст им свободу говорить. Но когда Бог разрешит, держитесь! …

… Мы отвечали, что на наши собрания приходят тысячи людей, но ни один (из нас) не смеет произнести ни слова, если только их не побуждает Господь. И мы творим чудеса: слепые прозревают, глухие слышат, немые говорят, нищие обретают благую весть, хромые ходят, и мертвые воскресают.

Не возникают ли из этого свидетельства Катарины Эванс и Сары Чеверс новые вопросы и для нас?

Йохан Маурер, 30 января 2014 г.

 

О Катарине Эванс и Саре Чеверс

Предисловие Джудит Эпплгейт

Первый и самый ранний из текстов, содержащихся в разделе «Повествование о жестоких страданиях» – это рассказ о путешествии, написанный Катариной Эванс и Сарой Чеверс, которые вместе странствовали в духовном служении. Эванс и Чеверс были среди ранних миссионеров-квакеров в Шотландии (1653 г.) и пережили много гонений. В 1655 году Эванс была выслана с острова Уайт, после того как она «пережила там много оскорблений от грубых людей». В том же году за посещение заключенных Друзей ее поместили в тюрьму, как бродягу, вместе с восемью другими Друзьями женского пола и тринадцатью мужского (включая Джеймса Нейлера). Во время этого заключения (в Корнуолле) женщины «были помещены среди преступников и лежали на одной лишь соломе в такой грязи, что Джейн Ингрэм умерла». В 1656 году Катарину подняли ночью с постели и выслали с острова Мэн. Эванс также пережила заключение в г. Эксетер в 1656 году, и обе подверглись унижению в г. Солсбери в 1657 году, где их раздели и высекли. К сожалению, Эванс и Чеверс не оставили полного описания о своем обращении, жизни и служении.

Вместо полного биографического рассказа они оставили документ, содержащийся здесь, который повествует об одном особенном тюремном заключении на острове Мальта, длившемся три года. Этот рассказ описывает страдания, которые они пережили вместе, находясь в руках испанской инквизиции, тем самым раскрывая ужасное обращение с теми, кто исповедовал христианство. Рассказ также содержит яркие описания призвания, мужества, самоотверженности и силы духа этих двух квакерских служителей. Он включает в себя не только картины их повседневных страданий, но и длительные дебаты о Писаниях, которые они вели со своими тюремщиками. Эти дебаты демонстрируют, как преданно эти женщины защищали веру Друзей.

В 1658 году Эванс и Чеверс совершили морское путешествие из Англии в Александрию. Когда капитан корабля пришвартовался в Мальте, они пошли сначала в женский монастырь, а затем на улицы, чтобы проповедовать и раздавать прохожим книги квакеров на испанском языке. Не удивительно, что эти квакерские миссионеры были арестованы и переданы инквизиторам; удивительно то, что их не казнили как еретиков. Вместо этого, длительный срок заключения на Мальте позволил им исполнить призвание, которое они предназначали для Александрии. Они считали своим призванием несение имени Господа Бога; свидетельствование о Божьей истине; сражение в битве Господа духовным оружием с сильными людьми мира сего на земле; и разрушение крепостей, высокомерных надменных взглядов, напрасных фантазий и духовной злобы на высоких местах. Это призвание увело Эванс и Чеверс прочь от их семей и друзей в Англии и заключило в тюрьму в незнакомой стране.

Катарина присоединилась к Саре, как «любимый сотоварищ в работе Господа», оставив мужа Джона (также служителя) и своих дочерей. Видимо для неё это, тем не менее, не означало разрыва брака и семейных отношений.

Напротив, в письме Эванс мужу и детям из тюрьмы в 1661 году она называет его «самым дорогим и верным мужем, другом и братом». В письме говорится, что у неё «единство и братство» с ним «день и ночь». Вышеупомянутое письмо повествует, что она молилась за своих «драгоценных» дочерей, которых она называет «мудрыми девами», чтобы они «смогли оставаться чистыми и незамужними в глазах Бога нашего». Это письмо, полное эмоций, убедило её семью в её любви и её уверенности в том, что они находятся под защитой и руководством Бога и других Друзей. Катарина лишь молилась, чтобы они продолжали очищаться и укрепляться. Немногие из её страданий были упомянуты в письме, да и то лишь в контексте свидетельства Божьей любви. Хоть Катарина и описала, как ожидала «что каждый вздох будет последним», её и Чеверс освободили в 1662 году.

Условия освобождения Эванс и Чеверс были таковы, что они вернутся в Англию. Воссоединение с семьёй Эванс, должно быть, принесло большую радость в конце этого длительного тюремного заключения. Но это не означало окончания служения ни для неё, ни для ее мужа или для их свидетельства веры. Её муж, Джон, умер в тюрьме 20 ноября 1662 года; Катарина была с ним. Двоих взяли вместе из их дома наряду с другой парой, чтобы заключить в тюрьму за отказ от присяги на верность. Катарина и другие некоторое время оставались в тюрьме.

«Сотоварищ» Катарины в тюрьме Мальты, Сара Чеверс, ранее также оставила семью, чтобы следовать своему призыву в Александрию. Однако письмо Сары 1661 года её мужу, Генри, и детям из заключения на Мальте позволяет предположить, что её семья, в отличие от Катерины, не была обращена. В начале письма Чеверс, в то время как она называет своего мужа «любовь моя», объясняет ему, что «моя жизнь отдана служению Богу живому». Далее она дважды сообщает семье, что «воздыхает» к Богу «день и ночь», чтобы они были «присоединены к Свету Господа». Она молится, чтобы её семья могла «найти своего Спасителя, чтобы отмыть и очистить вас от ваших грехов, и примирить вас с его Отцом». Она молится не только ради их душ, но также, чтобы она смогла «наслаждаться единством с вами в Духе» и «в Боге». Письмо создает ощущение пафоса, так как Сара делится с семьей только намёком на собственные страдания в тюрьме. Она, как и Катарина, полагает, что «всю свою оставшуюся жизнь проведёт» в тюрьме.

В действительности, однако, Сара умерла два года спустя, в 1663 году, вскоре после возвращения из другой миссионерской поездки с Катериной в Ирландию. Обе женщины выражали глубокую любовь и уважение к своим супругам и детям. Тем не менее, любовь не удержала их остаться дома и заняться воспитанием своих любимых. Обе они подчинились своему призванию путешествовать в служении.

После смертей мужа Эванс и Сары, её любимого попутчика, Катарина продолжала путешествовать в служении и пострадала за это. В 1666 году она была заключена в тюрьму в г. Уэлшпул, граф. Монтгомеришир и в 1681 году в Ньюгетскую тюрьму в г. Бристоль. Позже она посетила заключенных в тюрьме в Ивелчестере (1683 г.). По словам Джона Уайтинга «Она дожила до глубокой старости, несмотря на все свои великие путешествия и страдания, и, наконец, упокоилась с миром четвёртого месяца 1692 года».

Повествование о жестоких страданиях (ради Истины) Катарины Эванс и Сары Чеверс в инквизиции на острове Мальта

(…) Истинное подтверждение любви Господа к нам на протяжении всего нашего путешествия. Много недель мы провели в море между Лондоном и Плимутом, и однажды нам пришлось подвергнуться испытаниям. Между Плимутом и Легорном мы провели тридцать один день и пережили много испытаний и бурь внутри и снаружи, но Господь нас от всех них избавил. И прибыв в Легорн вместе с остальными друзьями, мы подкрепились и вошли в город. Много дней мы пробыли там, и каждый день несли служение; ибо всякого рода люди приходили к нам, но никто не собирался причинять нам вред. Ещё мы дали им книги и смогли попасть на голландский корабль, на котором поплыли к Кипру, намереваясь добраться в Александрию. Но Господь кое-что уготовил [так в оригинале] для нас на пути, и он явил это нам. Как я говорила, капитану корабля незачем было плыть туда, но, следуя вместе с другим кораблем, который должен был отплыть в город Мальта (на острове Мальта, где Павел потерпел кораблекрушение) и оказавшись в гавани в первый день недели, мы, движимые Господом, вошли в город, и английский консул встретил нас на берегу и спросил о цели нашего прибытия. Мы честно ему отвечали и дали несколько книг и документ. И он сказал нам, что здесь действует инквизиция, и любезно пригласил нас к себе домой и сказал, что, пока мы здесь, все, что у него есть, к нашим услугам. И в страхе и трепете перед Господом мы вошли, и очень многие пришли к нам, и мы призывали их покаяться, и многие из них были чутки, но весь город предавался идолопоклонству. И мы поднялись на борт корабля в ту ночь, и на следующий день у нас было побуждение снова войти в город, и, не смея уклониться от этого креста, мы пошли в послушании, желая исполнить волю Божию. И когда мы пришли к губернатору, он сказал нам, что сестра в женском монастыре желает с нами увидеться, если мы не заняты. И в страхе Божием мы пошли и говорили с ними, и дали им книгу; один из их священников был с нами (в женском монастыре), и он привел нас на место их богослужения, а некоторые хотели заставить нас склониться перед алтарем, который мы отвергали. И, неся великое бремя, мы (стр. 4) снова пошли к консулу и стали ждать указания от Господа, что нам делать, чтобы мы могли бы это узнать.

И инквизиторы призвали нас. И когда мы предстали перед ними, они спросили наши имена и имена наших мужей, и имена наших отцов и матерей, и сколько у нас детей. И они спросили нас, для чего мы прибыли в эту страну? И мы сказали им, что мы – слуги живого Бога и были движимы прийти и призвать их к покаянию. И было много других вопросов. И они ушли, но распорядились, чтобы нас оставили там. И на следующий день они пришли снова и вызвали нас, и мы пришли, но они собрались допрашивать нас порознь. И позвали Сару, и спросили её, истинная ли она католичка? Она отвечала, что она – истинная христианка, которая поклоняется Богу в духе и истине. И они предложили ей распятие и попросили её поклясться, что она будет говорить правду. И она сказала, что будет говорить правду, но клясться не станет, ибо Христос повелел ей не божиться, сказав: «Не клянись вовсе». И английский консул убеждал её, умоляя поклясться, говоря, что никто не причинит ей вреда. Но она отказалась. И взяв у нее несколько книг, они просили её поклясться на них, но она не стала. И они спросили, зачем она принесла книги? И она отвечала: «Потому что мы не говорим на их языке, и чтобы они могли узнать, зачем мы пришли». И её спросили: «Кто такой Джордж Фокс?» И она сказала, что он – служитель. И они спросили, зачем она прибыла туда? Она отвечала, что пришла исполнить волю Божию, так как движима Господом. И они спросили, как Господь явился ей? И она отвечала: «В своем Духе». И они спросили, где она была, когда Господь явился ей? И она отвечала: «В пути». И спросили, действительно ли она видела его присутствие и слышала его голос? И она отвечала, что слышала его голос и видела его присутствие. И они спросили, что он сказал ей? И она отвечала: Господь сказал ей, что она должна идти за моря исполнять волю Его. И потом они спросили, как она узнала, что это был Господь? И она отвечала, что он просил её идти, и сказал, что его живое присутствие пойдет с нею. И он был верен обещанному, потому что она чувствовала его живое присутствие. И так инквизиторы ушли.

Через два дня они пришли снова и позвали меня, и предложили мне распятие, и сказали, что судья приказал мне (стр. 5) поклясться, что я буду говорить правду. И я ответила им, что буду говорить правду, потому что я – свидетель Бога, но я не буду клясться, ибо тот, кто выше, чем судья, говорит: «Не клянись вовсе; но да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого». Но они сказали: «Ты должна подчиняться правосудию, а оно приказывает тебя поклясться». Я сказала, что должна подчиняться правосудию, но если я поклянусь, то согрешу, ибо (судья праведный) Христос сказал: «Не клянись вовсе». Они спросили меня, того ли я Христа исповедую, что умер в Иерусалиме? Я отвечала: «Мы исповедуем того же Христа и никакого другого, он тот же вчера, сегодня и всегда».

И они спросили меня, чем я буду заниматься в Иерусалиме? Я отвечала, что не знаю, поеду ли туда, но я поеду в Александрию. И они спросили: «По какому делу?» И я отвечала: «Исполнить волю Божию. И если Господь заставил меня говорить, то я должна призвать их к покаянию и объявить им день Господень, и направить их умы от тьмы к свету». Тогда они спросили меня, дрожала ли я, когда проповедовала? И я отвечала, что дрожу, когда сила Господня на мне. И спросили, видела ли я Господа своими глазами? Я отвечала: «Бог есть Дух, и он видим духовно».

В тот день, когда мы пришли от английского консула в инквизицию, жена консула принесла нам еду, и когда она проходила мимо меня, я была поражена стрелой в сердце. И я услышала голос, говорящий: «Свершилось. Она добилась своей цели». Я не вкусила её пищи, но отошла в сторону и горько заплакала. Консул накануне утверждал, что не было никакого намерения (чтобы заманить нас); но это было в нас, подобно огню, и души наши скорбели смертельно; ибо много дней тому назад нам было видение, что мы окажемся там (в тюрьме), и мы сказали, что Пилат будет угождать Иудеям и омывать руки в знак невинности. Он требовал у меня знак того, что мы – посланники Бога. И Господь дал мне знак для него, остававшийся с ним, пока он жил на земле. И в тот же день он позвал меня и сказал, что инквизиция послала за нами, и у них есть документы из Рима, и что он надеется, что нас освободят. Но это была ложь, ибо он знал, что для нас уже подготовлена камера. И пришли человек с черным жезлом, канцлер и консул, и мы предстали перед господином инквизитором. И он спросил нас, не передумали ли мы еще? Мы (стр. 6) отвечали: «Нет, мы не отступим от истины». Он спросил, о каком новом Свете мы вещаем? Мы отвечали: «Не новый Свет, но тот же самый, о котором свидетельствовали пророки и апостолы». Тогда он спросил, как так сталось, что этот Свет был потерян с начальных времен? Мы отвечали, что он не был потерян, он есть у людей (в них самих), но они не знают об этом из-за ночи Отступничества, которая пришла и укрыла народы. Затем он сказал, что если мы изменим свое мнение и сделаем, как хотят они, то мы должны сказать об этом, а иначе они поступят с нами, как им заблагорассудится. Мы ответили: «Да исполнится воля Божья». И он поднялся и вышел вместе с консулом, оставив нас там. И человек с черным жезлом и надзиратель забрали нас и поместили во внутреннюю тюремную камеру, в которой было только два маленьких отверстия для воздуха и света. Но Слава Господа сияла вокруг нас.

Позже прибыл консул со слезами на глазах и сказал, что ему жаль нас, как свою плоть и кровь; но что надежда остается. И так он ушел, но, пока жил, так и не обрел покоя. Он снова продал бы нас за тридцать сребреников, но он их не получил; свидетельство росло в нем, но рабский страх овладел им. На шестой день недели наши животы были лишены всей пищи.

В следующий понедельник в инквизицию пришли судья, два монаха, человек с черным жезлом, писец и надзиратель, чтобы судить нас и порознь допрашивать нас о нашей вере во Христа. Судья предложил нам поклясться, и мы отвечали: «Нет, Христос сказал: «Не клянись вовсе», и так же сказал апостол Иаков». Он спросил, будем ли мы говорить правду? Мы отвечали: «Да». Он спросил, верим ли мы в Символ веры? Мы отвечали, что верим в Бога и в Иисуса Христа, который был рожден Девой Марией и принял мученическую смерть в Иерусалиме при Пилате, и воскрес из мертвых на третий день, и вознесся к Отцу, и придет на суд, чтобы судить живых и мертвых. Он спросил о том, как мы понимаем Воскресение? Мы отвечали: «Мы верим, что согласно Писанию праведные и грешники встанут». Он спросил: «Верите ли вы в святых и молитесь ли им?» Мы отвечали, что верим в общность Святых, но мы молимся не им, а только Богу, во имя Иисуса Христа. Он спросил, верим ли мы в католическую церковь? Мы отвечали, что верим (стр. 7) в истинную Церковь Христову, но не встречали в Писании слово католический. Он спросил, верим ли мы в чистилище? Мы отвечали: «Нет, только в рай и ад». Монах сказал: «Нам было велено молиться за умерших, ибо те, кто на небесах, в молитве не нуждаются, а кто в аду, для тех нет искупления; поэтому должно быть чистилище». Он спросил, верим ли мы в их Святое причастие? Мы отвечали, что никогда не встречали (слово) «причастие» в Писании. Монах сказал, что там, где мы читали о благословении пищи в наших Библиях, в их Библии упоминается причастие. Он сказал, что их Святое причастие – это хлеб и вино, которое они благодатью Христа превратили в Тело Его. Мы отвечали, что тогда они творят чудеса, ибо это тоже благодать Христа, как его превращение воды в вино на свадьбе в Кане. Он сказал, если мы не вкусили плоть и кровь Сына Божия, в нас нет жизни. Мы отвечали, что плоть и кровь Христа духовны, и мы питаемся ими каждый день; ибо рожденный от Бога в нас не может жить без духовной пищи, как наши бренные тела без мирской пищи. Он сказал, что мы никогда не посещали обедню. Мы сказали, что слышали голос Христа, и лишь ему принадлежат слова вечной жизни, и что этого достаточно для нас. Он сказал, что мы – еретики и язычники. Мы отвечали, что еретики живут в грехе и пороке, а язычники не знают Бога. Он спросил о наших собраниях в Англии. И мы честно отвечали к их изумлению. И они спросили, кто глава нашей Церкви? Мы отвечали: Христос. И они спросили: «А кто тогда Джордж Фокс?» И мы отвечали, что он – служитель Христа. Они спросили: «Это он послал вас?» Мы ответили: «Нет, Господь побудил нас прийти». Монах сказал, что мы заблуждаемся, и в нас нет веры, но есть все добродетели. Мы отвечали, что вера есть основа, из которой происходят добродетели. Они сказали, что если мы примем их Святое причастие, то выйдем на свободу; а иначе Папа не выпустит нас ни за какие деньги, мы также лишимся наших душ и тел. Мы отвечали, что Господь позаботится о наших душах, и наши тела были добровольно отданы служению Господу. Они спросили нас, считаем ли мы брак таинством? Мы отвечали, что это – божий ритуал. Они спросили нас, считаем ли мы, что люди могут прощать грехи? Мы отвечали: «Никто, кроме Бога, не может прощать грехи». Они процитировали Писание: «Кому простите грехи на Земле, тот будет прощен на Небесах». Мы отвечали, что Бог всесилен и может (стр. 8) даровать это, кому пожелает (кто был рожден от Святого Духа и руководствуется им; те имеют силу исполнять волю Отца; так же я отвечала и монаху в городе Неаполе). И они молчали, Сила действовала значительно. Мы спросили, чем же мы так их обидели, что должны остатки наших дней провести в тюрьме, и сказали им, что наша кровь, кровь невинных, будет на их руках.

Монах отвечал, что он возьмет на себя нашу кровь, а также наше путешествие в Турцию. Мы сказали ему, что придет время, и он осознает, что на нём достаточно грехов без этого. Они сказали, что Папа – наместник Христа, и мы находимся в Его Церкви, и то, что он делает, есть во благо душ наших. Мы отвечали, что Господь не поручал заботу о наших душах ни Папе, ни им; потому что он взял их в своё владение. Слава Имени Его вовеки. Они сказали, что мы должны быть покорны. Мы отвечали, что (покорны) правлению Духа Христова. Монах сказал, что ни в ком, кроме католиков нет истинного Света; Свет, который в нас, есть дух дьявола. Мы ответили: «Горе тому, кто произносит анафемы на Иисуса. Может ли дьявол дать власть над грехом и беззаконием? – тогда он уничтожит свое царство». Он сказал, что над нами смеются и глумятся все. Мы спросили, что стало с насмешниками? Это было не важно. Он сказал, что мы – бродячие проповедники, и вера наша не истинная. Мы отвечали, что истинная вера в чистой совести, лишённой проступков перед Богом и людьми; и что наша вера истинная. И он сказал, что есть лишь одна вера, либо их, либо наша. И спросил нас, которая? Мы отвечали: «Вера истинная каждого из тех, кто верит в Бога и в Иисуса, которого он послал; но кто говорит, что верит, и не соблюдает заповедей Его, есть лжецы, и нет в них истины. Он сказал, что это – правда, но он жаждет нашей крови каждый день, потому что нас не переубедить, и много расспрашивал о нашей вере и Причастии, чтобы заставить нас подчиниться их закону; но Господь защитил нас.

Они сказали, что в этой горячей комнате мы долго не проживем. Так что, на следующий день они собрали Совет. Но, ох, как раздувшееся море разбушевалось, и величавые волны взметали пену аж до облаков небесных. И провозглашение было сделано у ворот тюрьмы. Мы не слышали слов, но огонь Господень пылал против этого. [К.] Моя жизнь была поражена, и я испытывала страшные мучения, так что (стр. 9) пот тёк, как капли крови. И праведник лежал в гробнице, и большой камень подпирал дверь. Но было пророчество, что он воскреснет на третий день, что и сбылось. Но на следующий день они пришли снова судить нас, [но я говорю, истинный суд они не провели, но на нём они поставили греховное выше праведного, и так же его провели; дитя мудрости поймёт], и они принесли много предложений, написанных на бумаге, но монах, боясь, что свет прорвется, предложил судье представить нам лишь несколько из них. И они спрашивали, сколько наших друзей продвинулись в проповедовании и в каких областях. Мы рассказали им, что знали. Они сказали, всё, что пришло в сферу влияния Папы, никогда не должно покидать ее. Мы сказали, что нам достаточно Господа, как это было для детей в огненной печи, и вера наша – в Бога. Они сказали, что нас мало, и существуем мы недолго, а они во многих странах, и им многие сотни лет и они сотворили много чудес, а мы – нет. Мы отвечали, что на наши собрания приходят тысячи людей, но ни один (из нас) не смеет произнести ни слова, если только их не побуждает Господь. И мы творим чудеса: слепые прозревают, глухие слышат, немые говорят, нищие обретают благую весть, хромые ходят, и мертвые воскресают. Он спросил, почему я выгляжу так, будто мой дух слаб? Я сказала: «Нет, мое тело слабо, потому что я не вкушаю пищи [было время их поста]. Он предложил мне разрешение есть мясо. Я сказала, что вообще могу ничего не есть. Страх смерти был силён во мне; но три ночи спустя, Господь сказал мне примерно в 11-м часу: «Встань и оденься». Я спросила: «Когда же ты пришёл, Господь?» Он сказал: «Бодрствуй и в полночь, и на рассвете». Моя подруга и я поднялись, и Господь сказал: «Встаньте у двери». И мы встали у двери в силе Господа. Я с трудом осознавала, была ли я в своём теле, или же вне его. И в 12-м часу многие пришли к воротам тюрьмы. Мы услышали звон ключей и ждали, когда они войдут. Они бегали туда-сюда до 4 часов; Господь сказал, что он ослепил их, и им не найти путь. И мы вернулись в постель и лежали день и ночь двенадцать суток подряд, постясь и потея, так что моя кровать стала мокрой, и велико было наше страдание.

(стр. 10) На десятый день моего поста пришли два монаха, канцлер, человек с черным жезлом, врачеватель и стражники. И монах приказал моей дорогой подруге выйти из комнаты, и вошёл, и поднял мою руку с кровати, и спросил: «Так ли силён дьявол в Вас, что Вы не можете говорить?» Я сказала: «Отойди от меня, служитель беззакония. Я не знаю тебя. Сила Господа на мне. И ты называешь его дьяволом». Он схватил свой крест, чтобы ударить меня по губам. И я спросила его, тот ли это крест, на котором, был распят Павел для мира, и мир – для него? И он отвечал, что тот. Я отрицала это, и сказала: «Господь сделал меня своим свидетелем против всех служителей зла». Он просил меня быть покорной и собирался ударить меня. Я спросила: «Неужели ты ударишь меня?» Он отвечал, что ударит. Я сказала: «Ты отклоняешься от Доктрины апостолов, они никого не били. Я отрицаю, что ты из тех, кто пришёл во Имя Господа». Он сказал, что из милосердия привёл врачевателя. Я отвечала, что Господь – мой врачеватель и хранитель моего здоровья. Он сказал, что меня надо высечь, четвертовать и сжечь той же ночью в Мальте вместе с моей помощницей. Разве мы пришли, чтобы учить их? Я сказала ему, что не боюсь, потому что Господь на нашей стороне, а у него нет власти больше, чем он получил; и если он использует её для другой цели, нежели дал ему Господь, Господь будет судить его. И все они были поражены, как мертвецы, и они ушли.

И как только они ушли, Господь сказал мне: «Последний враг, которого нужно победить – это смерть»; и жизнь возобладала над смертью, и я славила Бога. Монах подошёл к моей подруге и сказал ей, что я назвала его служителем зла. «Так назвала? – сказала Сара, – Ты ли без греха?» Он сказал, что так. – «Тогда она в тебе ошиблась». [Но я скажу, что мудрый читатель может судить сам.] Между восьмым и девятым часом вечера он послал барабанщика для провозглашения у ворот тюрьмы. Мы не знаем, что это было, но огонь Господень поглотил это. И около четырех часов утра они пришли с барабанщиком и стрелками; и Господь сказал мне: «Восстань из своего савана». И мы поднялись, и они подошли к воротам, чтобы в один момент истребить нас. Но Господь воздвиг знамя духа своего (могущества) и заставили их отступить, и бежали они, как пыль перед ветром. Честь и хвала Богу нашему будет воздаваться вовеки. Я снова легла в постель, (стр. 11) и Господь сказал мне: «Ирод будет искать маленького ребёнка, чтобы вновь погубить его жизнь». И велико было моё страдание, так что моя дорогая подруга и сотрудница дела Божия, в течение многих дней, что мы были вместе, каждый час ожидала, что я покину своё тело, и в течение нескольких недель днём и ночью мы ежечасно ждали, когда нас поведут к столбу, чтобы Исаак был принесен в добровольную жертву. Но Господь сказал, что припас овцу в кустах. Позже опять пришёл монах со своим врачевателем. Я сказала ему, что ничего не приму, пока Господь не велит мне этого. Он сказал, что мы никогда не выйдем из этой камеры живыми, и мы можем благодарить Бога и его, это не самое худшее, ибо может быть ещё хуже. Мы отвечали, что если мы умрём, мы умрём невинными, как всегда умирали слуги Господа. Он сказал, это хорошо, что мы невинны. Они (также) посматривали, когда я умру.

Монах попросил мою подругу приметить, какие мучения я испытаю в смертный час; тысячи дьяволов (он сказал) потащат мою душу в ад. Она сказала, что этим её не запугать.

И он спросил, как я считаю, надлежит ли пресвитерам церкви помолиться над больным? Я отвечала: «Да, это неизменно исходит от Духа Господа». Он упал на [так в оригинале] колени и завыл, с горечью сокрушаясь о себе, если его вера не истинная; но мы отвергли его. Врачеватель сильно разгневался на Сару, что она не поклонилась ему, а только Богу.

В последний день моего поста я начала чувствовать голод, но боялась поесть, настолько силён был враг. Но Господь сказал мне: «Если твой враг голоден, накорми его, если жаждет, напои его, и, поступая так, ты высыплешь кучу углей ему на голову. Не дай злу победить себя, но победи зло добром». Я поела и восстановила силы, и славила Бога. И посреди нашего несчастья Господь послал своих святых ангелов утешить нас, так что мы радовались и восхваляли Бога. И во время нашего великого испытания три дня Солнце и Земля заметно скорбели; и ужас смерти и адских мук пребывал на мне. Солнце померкло, Луна превратилась в кровь, и звезды пали с небес, и десять дней была великая скорбь, какой не бывало никогда с сотворения мира. (стр. 12) А затем я увидела Сына Человеческого идущего в облаках с силою и великой славою, торжествующего над врагами своими. Небеса были в огне и стихии, разогревшись, разрушились. И звучала труба Сиона, и тревога была поднята в Иерусалиме, и все враги Бога были призваны в великий день Битвы Господа. И я увидела на небе поразительное знамение – Женщину, облачённую в солнце, и луна была под ногами её, а на голове – венок из двенадцати звезд. И она испытывала мучения, готовая родить младенца. И стал пред ней огромный дракон, готовый пожрать младенца, как только он родится. И даны были женщине два крыла большого орла, чтобы унести её в пустыню, где она будет питаться в течение времени, времён и полу-времени. И пустил дракон реку из пасти своей и т.д. И я видела войну на небе: Михаил и Ангелы его против дракона и его ангелов, и Агнец со своей армией одолел их. И звучала труба на небесах, и я услышала голос, говоривший мне: «Город распался на три части». И я услышала звук еще одной трубы и подняла глаза, и увидела ангела, спускающегося в большое озеро. И я услышала голос, говоривший: «Следующий, кто болен и войдет в воду после возмущения воды, какой бы болезнью ни был одержим, будет исцелён». И я услышала звук еще одной трубы, и услышала голос, говорящий: «Вавилон пал, пал, Вавилон великий пал». И я подняла глаза и увидела, как поднимался дым от мучений её. И я услышала звук еще одной трубы, и услышала голос, говорящий: «Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах; ибо его могущество вы возвеличивали, и свято Имя Его. И отныне все поколения будут называть вас блаженными». И я услышала звук еще одной трубы на небесах, и я услышал голос, говоривший мне: «Смотри!» И я подняла глаза и увидела, как фараона и войско его преследуют сыны Израиля, и он и его войско были утоплены в море.

Дорогие друзья и люди, всё это я написала, не потому, что так записано в Писании, или что я слышала об этом; но в смирении перед Господом я описала события, которые слышала, видела, ощущала и поддерживала добрым (стр. 13) словом Божьим, во славу имени Его вовеки.

И всё это время моя дорогая сестра в Иисусе Христе, как и я сама, весьма страдала, видя мои сильные мучения и день, и ночь. И всё же она сохраняла терпение, понимая, что смерть стала бы избавлением для меня; хотя она и осталась бы в великой опасности, в горе и несчастье, как всякий бедный пленник за истину Господню; ибо они и день, и ночь творили предсказания, очарования и искушения, думая тем самым подчинить нас своей власти. Но Господь всячески им препятствовал, так что велика была их ярость, и они часто приходили со своим врачевателем и говорили, что это из милосердия. Я спросила их, держат ли они нас в этой горячей комнате, чтобы убить, и приводят ли нам врача, чтобы оживить?

Монах сказал, что инквизитор потеряет голову, если нас заберут оттуда, и что лучше держать нас там, нежели убить.

В камере было так жарко и тесно, что нам часто приходилось вставать с кроватей и лежать на полу у щели под дверью, чтобы подышать свежим воздухом. И с жаром внутри и пеклом вокруг, наша кожа была как овечья, и волосы на наших головах выпадали, и мы часто теряли сознание. Наши страдания и наше бремя были столь велики, что когда наступал день, мы желали ночи, и когда наступала ночь, мы желали дня. Мы искали смерти, но не находили её. Мы желали умереть, но смерть бежала от нас. Мы ели свой хлеб со слезами и смешивали питьё со слезами. Мы написали инквизитору и представили ему свою невиновность и верность в распространении нашего свидетельства Господу среди них. И я сказала ему, если они жаждут нашей крови, её можно получить другим способом, нежели душить нас в этой парной. Тогда он послал монаха, и тот отобрал у нас чернильницы (наши Библии они забрали раньше). Мы спросили, почему они забрали наши вещи? Они отвечали, что всё это принадлежит им, и наши жизни тоже, если они захотят. Мы спросили, за что мы должны им наши жизни? Они отвечали: за то, что мы принесли книги и бумаги. Мы сказали, если в книгах и бумагах было что-то неправильное, они могли бы написать против этого. Они отвечали, что пренебрегают писать дуракам и ослам, не знающим истинной латыни. И они сказали, что инквизитор хотел бы разделить нас, потому что я слаба и должна перейти в более прохладную камеру; но Сара останется здесь. Я взяла её за руку и сказала, что Господь соединил нас (стр. 14) вместе, и горе тем, кто разлучит нас. Я сказала, что лучше умру здесь с моим другом, чем расстанусь с ней. Он был поражён и ушёл и пять недель больше не приходил, и всё это время дверь не открывалась. Затем они пришли снова, чтобы разлучить нас; но я была больна и покрылась сыпью с головы до ног. Они послали за доктором, и тот сказал, что нам нужен воздух, иначе мы умрём. Поэтому Господь заставил их пойти к инквизитору, и тот распорядился, чтобы дверь оставалась открытой шесть часов в день. Следующие десять недель они не разделяли нас. Но, ох и через тёмные облака и сильные ливни Господь провёл нас! Сама смерть была бы лучше, чем быть там разделёнными. Они сказали, что мы портим друг друга, и они полагают, что оказавшись порознь, мы преклонимся перед ними. Но они обнаружили, как впоследствии мы стали сильнее, чем были раньше. Господь Бог наш подготовил нас для всяких обстоятельств. Они пришли и принесли бич из конопли, и спросили нас, не желаем ли мы его попробовать. Они сказали, что секут себя до крови. Мы отвечали, что они не затронут дьявола, он находится на сердце. Они сказали, что все мужчины и женщины Мальты были бы за нас, если бы мы были католичками; поскольку там не было таких, как мы. Мы отвечали, что Господь изменил нас в то, что не изменяется. Они сказали, что все их святые женщины молились о нас, и что мы будем почитаемы во всём мире, если обратимся. Мы отвечали, что мы от Бога, а весь мир лежит в нечестивости, и что мы отрицаем мирскую честь и славу. Они сказали, мы также должны быть почитаемы Богом, но теперь ненавидимы всеми. Мы отвечали, что это явный знак того, чьи мы слуги. Слуга не значительнее Господа. И что исполнились слова Писания: Все это дам тебе, если, пав, поклонишься мне.

В первый день недели мы постились и пребывали в ожидании Господа до второго часа (после полудня), и монахи пришли и приказали нам во Имя Господа встать с ними на колени помолиться. Мы сказали, что не можем молиться иначе, нежели будучи движимы Господом. Они приказали нам во второй раз. Затем они опустились на колени у нашей кровати и молились, а когда закончили, сказали, что, испытав наш дух, теперь они знают, какой он. Мы сказали им, что они не могли познать наш дух, если только их умы не были обращены к свету Господа Иисуса в их совести. Английский монах разгневался и показал (стр. 15) нам распятие, предлагая смотреть [так в оригинале] туда. Мы сказали, Господь говорит: Не делай себе никакого изображения того, что на небе вверху и что на земле внизу, и что в водах ниже земли; не поклоняйся им и не служи им; ибо я Господь, Бог твой. Он был так зол, что приказал заковать Сару в кандалы, потому что она так бесстрашно говорила ему. Склонив голову, она ему сказала: Не только ноги, но и руки, и шею за свидетельство Иисуса. Вскоре его гнев унялся, и он сказал, что сделает нам любое благо, какое сможет. Он видел – то, что мы делали, было без злого умысла; сила разрушила его на тот момент. Они часто приходили к нам, говоря: если вы сдвинетесь хоть чуть-чуть, то будете отпущены на свободу, но вы не будете делать вообще ничего, вы – против всего. Мы сказали: Мы не противимся ничему, что от Бога, но будем делать всё, что можно для славы Божьей.

Многие полагали, что пока мы были в инквизиции, нас не было ни слышно, ни видно, но Господь чудесно действовал для нас и истины Его. У них строилась новая инквизиция, и полтора года там было много работников, и великие люди пришли посмотреть на здание. И мы с большой силой были движимы возвещать во имя Господа Иисуса, не убоявшись лица человека; Господь был нашей силой. Но вот, они угрожали заковать нас в кандалы и узы за бесстрашную проповедь Света и сказали, что никто не должен проповедовать, лишь прелаты епископа (как говорят в Англии). Теперь их Господин инквизитор (так называемый) и судьи были вынуждены проявлять сдержанность в нашем отношении, и был отдан приказ выдать нам чернила и бумагу, чтобы мы написали в Англию. Но нас по-прежнему удерживали; и мы верим, что они выпустили бы нас на свободу, если бы не монахи; именно они всё ещё настраивали Папу и инквизиторов против нас; и мы сказали им об этом. Они три четверти года стремились разлучить нас, прежде чем смогли привести это в исполнение. И когда они разделили нас, они подготовили кровать для Сары, а у их католиков не было кроватей, и они лежали на досках. Когда мы расстались, Господь не позволил мне оставить сколько-нибудь денег, я не знала замысел Бога в этом. Пришли их монахи и сказали, что мы никогда больше не увидим лиц друг друга, но инквизитор пришлёт мне поесть. Но Господь не позволил ему сделать это. Сара послала мне то, что смогла получить за три недели. Затем пришёл монах и спросил меня, чего я хочу? Я сказала: чтобы кто-то постирал (стр. 16) моё бельё, и поесть чего-нибудь горячего; я была слаба. Он послал к Саре узнать, сделает ли она это для меня. Она сказала, что сделает. И это означало, что мы слышали друг о друге каждый день. Монах сказал, ты можешь освободить себя от страданий, когда захочешь; ты можешь стать католичкой и свободно идти куда захочешь. Я отвечала ему, что могла бы стать католичкой и носить имя живой, будучи мертвой; и сказала, что у него уже достаточно католиков; некоторых из них ему следует привести к Свету их совести, чтобы они смогли устрашиться и не грешить. Он сказал, что отрежет себе палец, если мы станем католичками. Я сказала, Вавилон был построен на крови, а Сион спасётся правосудием. Они хотели подвести меня к установленному в изголовье моей кровати изображению. Я спросила, не думают ли они, что мне недостает тельца для поклонения? И неужели они не следуют правилам Писаний? Монах сказал, что следуют, но у них также есть и свои традиции. Я сказала, если их традиции умаляют или принижают основы учения Христа, пророков и апостолов, то я отрицаю их во Имя Господа. Он отвечал, что они этого не делают. Я спросила, по какому их правилу сжигают тех, кому совесть не дает к ним присоединиться? Он сказал, Святой Павел поступил ещё хуже, отдав их дьяволу, и что они действительно осуждают всех, кто не разделяет их веры. И монах спросил, осуждаем ли мы их также? Я отвечала: «Нет, мы иным способом познаём Христа». Я спросила его, почему они связывают то, что Господь не связывает, и почему надевают путы, цепи и ставят препоны там, где Господь этого не делает? Как в еде и питье, или в почитании дней и времён, которые апостол называет бедными вещественными началами и мирскими пережитками, и в запрете вступать в брак (доктрина дьяволов, – сказала я). Он не знал, что ответить, но сказал мне, что святой Петр был Папой в Риме, и построил там алтарь; и Папа – его преемник, и может делать, что пожелает. Я отвергла это, и сказала: «Мы никогда ничего подобного не встречали в Писании, ибо у Петра, апостола Христа, не было денег на строительство алтарей, и он сам принёс жертву на алтари нерукотворные». И он сказал, что нас мало, и мы появились недавно, а их много, и они существуют четырнадцать столетий, и что Бог был бы лжецом, если их вера не истинная; ибо он подтверждал ее им тысячью чудес. Я сказала: «Небольшое число и малая паства – это Христова паства». Он спросил, не были ли мы тогда всем миром? Я отвечала, что наша вера (стр. 17) была с самого начала. Авель принадлежал к нашей церкви, а мир своею мудростью не познал Бога. Он подошел к Саре с тем же искушением, и она также отвечала ему, что Авель был от нашей церкви. Он сказал, что Авель был католиком, как и Каин, и Иуда. Она отвечала: тогда дьявол был католиком, а она не будет католичкой. Он угрожал ей, и говорил, что их много.

Она сказала, что Даниил был один; и, что если бы не было больше никого, кроме неё самой, она не отступила бы; и показала им свои пальцы, сказав, что если они разорвут ее в клочья, она верит, Господь позволит ей вынести это ради истины.

И они ходили от одного к другому, помышляя запутать нас в беседе; но мы направлялись одним Духом и говорили в сущности одно и то же, так что они ни на йоту, ни на чуточку не продвинулись против нас, но ради праведности Бог удержал нас силою Своею и святостью от рук их. Честь и хвала воздастся всемогущему имени Его во веки.

Он (вышеупомянутый монах) пришёл ко мне в другой раз, как медведица, у которой отняли детёнышей, и сказал мне, чтобы я стала католичкой, чтобы я согласилась, иначе они поступят со мной скверно, и я никогда не увижу лица Сары вновь, но умру сама, и тысяча чертей потащит мою душу в ад. Я спросила его, был ли он посланником Бога для меня. Он сказал, что был. Я спросила, каков мой грех? Или где я рассердила Господа, чтобы Он послал мне такое строгое послание? Он отвечал, потому что я – не католичка. Я сказала: Я отрицаю и тебя, и твоё послание, и Дух, что говорил в тебе; Господь никогда не говорил такого. Он сказал, что положит меня в целую груду цепей, где я не увижу ни солнца, ни луны. Я сказала, что он не может отлучить меня от любви Божьей в Иисусе Христе, пусть положит меня, где захочет. Он сказал, что отдаст меня дьяволу. Я сказала, что мне не страшны все черти ада, Господь – мой Хранитель. Хоть и инквизиция во всех окружающих странах была на его стороне, а я была одна, сама по себе, я не боялась их. Если бы были еще тысячи других, Господь был по правую руку от меня, и худшее, что они могли сделать, было погубить моё тело, они не могли затронуть мою жизнь больше, чем дьявол жизнь Иова. Он сказал, что я никогда не выйду живой из камеры. Я отвечала: «Господь может вызволить меня. Но сделает ли он это или не сделает, я не оставлю живительный источник, чтобы пить из поврежденной (стр. 18) цистерны. И у них нет права держать нас здесь, как не было права у Ахавы на виноградник Навуфея, он перекрестился и призвал своих богов, и вышел; и, запирая дверь, он просунул руку в отверстие в двери и сказал: «Оставайся там соучастник Дьявола». Я сказала: «Соучастники дьявола выполняют дьявольскую работу; беды и несчастья Господь пошлёт им за это». Он пошёл и сказал инквизитору об этом, и тот посмеялся над ним. Я видела это, и почувствовала в этом то, что вечно. Прежде чем он снова пришёл, меня переместили из камеры. И когда он пришёл, он взял с собой одного из людей инквизиторов и две очень хорошие курицы, и сказал: Господин инквизитор послал их из любви ко мне. Я сказала, что принимаю его любовь, но не могу взять его кур, ибо не пристало Слуге Господа обременять кого-либо, пока у них есть свое. Он отвечал, что мы ничего не должны считать своим, потому что в изначальные времена они продавали своё имущество и клали деньги к ногам апостолов. Он сказал: «Нам ничего не нужно, если они потратят тысячу крон». Я полагаю, что он хотел, чтобы мы положили свои деньги к его ногам. Он сказал, что я гордилась, не взяв инквизиторских кур, когда он из милосердия послал их мне. Я спросила, затем ли он держит меня в тюрьме, чтобы проявлять своё милосердие. Он отвечал, что держит в тюрьме во благо душ наших. Я сказала: «Ни инквизиторам, ни ему не добраться до наших душ, и что он раньше говорил мне, если бы мы не собирались проповедовать, мы могли бы пойти своей дорогой». Я спросила его, что тогда сделали наши души? И почему их любовь должна распространяться на нас, а не на их семьи? Они не могли обвинить нас в грехе; а они совершали всякого рода грехи; они могли бы себя отдать инквизиции и покаяться. Он опять сказал, что вера наша не истинная, и показал мне своё распятие, и спросил меня, как я думаю, кому он поклоняется? Я спросила, для чего оно ему? Он сказал, что это – образ. Я сказала, это – не образ Христа, ибо он – точное подобие славы Отца Своего, то есть Свет и Жизнь. Я сказала, если он может вдохнуть жизнь в какой-либо из его образов, то пусть он принесет их мне. И я спросила его, какой образ был у Даниила в яме со львами, или у Ионы в чреве кита. Они взывали Господу, и он освободил их. Он сказал, что я говорю, как сумасшедшая, и так много выступаю против их идолов. Он пришёл в ярость и сказал, что отдаст меня дьяволу. Я предложила ему отдать кого-то своего, а я принадлежу Господу. Он встал и (стр. 19) сказал, что поступит со мной, как апостолы поступили с Ананией и Сапфирой. Он встал и открыл рот, и я встала пред ним и отрицала его Именем Господа, Бога живого, и сказала, у него нет власти надо мной. И прочь пошёл он с курицей к Саре и сказал ей, что я больна, и что Господин инквизитор прислал две курицы, и что я бы с радостью съела один кусок, если она сама подготовит к выпечке одну курицу, а завтра другую. [Заметьте, вот обманщик! Вот лжец!]. Но она, стоя в совете Господа, отвечала ему соответственно моим словам, и он унёс кур снова. Мы не посмели взять их, Господь нам не позволил. Он сказал: «Вы охотно примите сожжение, потому что заставите мир поверить, что любите Бога так же сильно, как страдаете». Я сказала, что не жажду быть сожжённой, но если Господь призовёт меня к этому, я верю, что он даст мне силу, чтобы пройти это ради его истины, и если каждый волос на моей голове был телом, я бы предложила их все для свидетельства Иисуса. Он дважды приходил узнать, не была ли я вдохновлена Святым Духом стать католиком с тех пор как прибыла в инквизицию? Я сказала: «Нет». Он сказал, сказал, что мы называем Святым Духом Духа дьявола. Мы сказали, что Святой Дух в нас будет сопротивляться дьяволу. Мы сказали ему, вдохновение Святого Духа никогда не действует ни по воле человека, ни в человеческом времени, но по Воле Бога и в Божьем время. Он спросил, как мы отличаем чистый дух от нечистого? Мы сказали, что нечистый дух обременил Семя Божье и запрудил источники жизни, а чистый дух открывает источники жизни и обновляет семя. Это было загадкой для него, но он сказал, что это – истинно; он иногда соглашался с чистой правдой.

Мы спросили его, разве каждый мужчина и женщина не были виновными перед Богом за все грехи, что они когда-либо совершили до возрождения? Он сказал: да. И он признал, что все их учения и языки (в их местах) были предназначены, чтобы служить Господу. Мы сказали ему, что все их моления, проповеди и гордыня, приняты не более, чем жертва Каина, если они не движимы Вечным Духом Господа. Мы спросили: «Если то, что в них, больше, чем то, что в нас, тогда почему им не удавалось преодолеть нас всё это время? Мы заметили, как они трудились днём и ночью». Он сказал, потому что мы всё ещё сопротивляемся. Мы спросили его про наши Библии. Он ответил, что мы никогда не увидим их снова, они ложные. (стр. 20) Мы сказали, если это – колдовские книги, у них нет предписания от Господа забрать их у нас.

Монахи всегда приходили по двое каждый раз, они падали и стонали, клянясь, что пребывают в истине. Мы отвергали их и проповедовали им истину, Свет Господа Иисуса в совести каждого, чтобы привести их к чистой жизни. И спрашивали их, где чистая и святая жизнь, и что все они делали, что люди живут в грехе и всякого рода порочности? И будут ли слова и формы полезными без жизни и силы? Он был кровавый как огненный змей, когда-либо рождённый женщиной, и бил так сильно в наших жизнях и часто поднимал свою руку, чтобы обрушить на нас. Но, никогда не имея власти, он сразу же будет настолько сражён, что скажет, мы были хорошими женщинами, и он сделает нам любое благо. Иногда он был вынужден работать на нас, и говорил, что это ради Бога, и хотел, чтобы мы благодарили его за это. Мы сказали ему, что сделавшие что-то для Бога, не искали награду от человека. Он сказал, что мы худшие из всех существ, и с нами следует поступить хуже, чем с любыми; с турками, армянами, протестантами и лютеранами должно поступать лучше, чем с нами. Мы сказали: «Чистая жизнь всегда считалась худшей, и мы должны страдать, мы – Господни, и можем ему доверять, пусть делает с нами что хочет, мы не боимся никаких злых вестей, мы поселились и обосновались в правде; и чем больше они подвергают нас гонениям, тем сильнее мы растём. Мы были смелыми и храбрыми ради Божьей Истины, что бы мы не сносили, мы не боялись. Мы были разлучены два года. В это время у меня не было ни огня, ни свечи больше двух часов, никто мне ничего такого не приносил, и у меня не было права что-нибудь просить.

Монах пошёл к Саре, и сказал ей, если она желает, она выйдет из тюрьмы и ничего не будет говорить и ничего не делать. Она сказала, что желает на таком основании. Он сказал, они придут утром; так они и сделали. Но Господь видел их обман и предупредил Сару, и предложил ей вспомнить Исава, который продал свое первородство за малую пищу, и Иуду, который предал своего Учителя за тридцать сребреников. Так что, когда они пришли, она (окрепла против них, и) сказала, она состоит в совете Бога, и не может ничего принять по собственной воле; они не властны выпустить её. Они отвечали, что инквизитор сказал, если мы хотим постельное бельё, шерстяные вещи, (стр. 21) чулки, обувь или деньги, мы можем это получить.

Но один бедный англичанин услышал, что Сара была в камере с окном, рядом с улицей, окно было высоко; он поднялся и сказал ей несколько слов. И они пришли в ярость и стащили его вниз, и посадили его в темницу на жизнь и смерть. И монахи пришли узнать, не передал ли он каких-нибудь писем. Мы сказали: «Нет, я не видела его». Они сказали, что думают, что он будет повешен за это. Он был тем, кого они забрали у турок, и сделали из него католика. Сара написала мне несколько строк об этом, и сказала, что она думает, что английские монахи в этом – главные действующие лица (у нас был секретный способ пересылки друг другу). Я написала ей снова и после моего приветствия, сказала, что когда она называла монахов главными действующими лицами, она, должно быть, была убеждена в этом, ибо они всегда выполняли то, что от них ожидалось, но я верю, что Господь сохранит несчастного за его любовь. У меня было побуждение со слезами просить за него перед Господом. И я желала, чтобы она посылала ему что-нибудь раз в день, если надзиратель передаст. И я сказала ей о славном проявлении Бога в моей душе, чтобы её утешить, так что я была увлечена любовью, и мой возлюбленный важнее десяти тысяч других, и как я не боюсь лица никакого человека, хотя и чувствую их стрелы, ведь мой Целитель рядом со мной. И как я уповала на Господа и видела наше безопасное возвращение в Англию, и я говорила с Д.Ф. к своему великому обновлению. Имя Д.Ф. кололо их в сердце. Я сказала, что много значило, что они не искушают нас деньгами. Я просила ее быть осторожнее, Свет раскроет это и многие другие вещи, каким бы образом они ни скрывались.

И эта бумага попала в руки монахам, каким образом – мы не можем сказать, но как Свет явил нам, так распорядился Господь. Она настолько поразило монаха, что он мучился много дней. И он перевёл её на итальянский и положил её перед своим господином инквизитором, и добился заместителя инквизитора, и пришел ко мне с двумя бумагами в руках, и спросил меня, могу ли я это прочитать? Я сказала: «Да, я это написала». «O, в самом деле, Вы!», – (сказал он), – «И что Вы здесь написали обо мне?» «То, что истинно», – сказала я. Тогда он спросил: «Где бумага, которую послала Сара? Принесите её, иначе я обыщу сундук и всё остальное». Я предложила ему искать, где хочет. Он сказал, что я должна рассказать, кто принес мне чернила, или я сейчас (стр. 22) буду скована цепями. Я сказала ему, что не сделала ничего иного, кроме лишь того, что было справедливо и правильно в глазах Бога, и что мои страдания будут во имя Истины, и мне всё равно. Я бы не стала ни вмешиваться, ни связываться с бедными рабочими. Он сказал: «Ради Бога скажи мне, что Сара написала?» Я сказал ему несколько слов, и что это была правда. Он сказал: «Ты говоришь, много значит, что мы не искушаем вас деньгами». И через несколько часов они пришли, и часто искушали нас деньгами. Так заместитель взял мои чернила и выбросил их. И они были поражены, как если бы упали на землю и пошли своей дорогой. Три недели я больше их не видела, а несчастный был освобожден на следующее утро.

Они пошли к Саре и сказали ей, что я честно во всём призналась, и что ей тоже лучше признаться, и пригрозили ей виселицей, и что заберут кровать и сундук, и её деньги, и половину из них – для меня. Она ответила, что ничего больше не может послать мне. Она спросила его, служитель ли он Христа, или магистрат? Если он магистрат, он может взять её деньги, но она их ему не отдаст. И те, кто были с ним, сказали, нет, он не должен ни во что вмешиваться. Он был жестокий нечестивый человек. Он сказал ей, что она одержима. В ответ она сказала, что с ней сила бесконечной жизни.

Господь никогда не оставлял нас, ибо нужна сила, а не слова, чтобы остановить уста противящихся Его истине в Откровениях или в видениях. Хвала имени Его во веки. Он держал нас в слабейшем состоянии, мы смело стояли за его истину, выступая против всякого греха и порока, так что многие были убеждены, но не смели признать это, опасаясь сожжения на костре. Не было никого, кто бы мог что-нибудь сказать против того, что мы говорили, только монахи, но нас хотели заставить присоединиться к ним. Никто не приходил в инквизицию, но Суды Господни будут для них, так что они будут плакать и беситься, и многих из них отправят к целителю. Нечистые духи кричали также сильно, как всегда кричали против Иисуса, и скрежетали зубами, когда мы молились. Там был монах и другие большие люди. Монах побежал, как если бы он пришел в отчаяние, и звал надзирателя, и побежал к английскому монаху, и добивался инквизитора для совета, иногда они посылали сообщение, что им нужно найти решение, и меня следует отправить в (стр. 23) Рим. А порой монахи приходили, но у них не было сил что-либо сказать мне об этом. Господь сказал нам: Возвысьте свой голос, как звук трубы, и провозгласите мою правду возгласом царским. Был один человек, в ком зародилась жизнь, но они клевали его, как орлы, пока не уничтожили его. Он подвергался ужасному осуждению всё время, что был в инквизиции.

Наши деньги прослужили нам год и семь недель, а когда они почти закончились, монах привёл инквизиторского казначея, чтобы купить наши шляпы. Мы сказали, мы пришли сюда не для того, чтобы продавать свою одежду, или ещё что-либо. Тогда монах похвалил нас за это, и сказал, что мы, могли бы поберечь свои деньги, чтобы они служили нам иным образом. Мы сказали, нет, мы не можем держать сколько-нибудь денег и обременять кого-либо; мы можем доверять Богу. Он сказал, он видит, что мы можем, но они должны поддерживать нас, пока они содержат нас в заточении.

И затем Господь забрал наши животы. Мы ели, но мало в течение трех или четырех недель, и затем Господь призвал нас к непрерывному посту в течение одиннадцати дней, и в наши уста вошло так мало, что монахи пришли и сказали: «Невозможно, чтобы создания выжили с таким малым количеством пищи», поскольку они видели, как мы долго держались вместе, и они спросили, что мы будем делать? И сказали, что их Господин инквизитор велел давать нам всё, что мы захотим. Мы сказали, что нам нужно ждать, чтобы познать замысел Бога, как он бы хотел, чтобы мы поступили. Мы постились не по собственной воле, но в послушании Господу.

Они были сильно обеспокоены, и прислали нам пищу, и сказали, что ее прислал английский консул. Мы не могли ничего принять, пока не пришло время Господа. Мы были так слабы, что Сара покрыла свою голову, как будто она ложилась в могилу (бедненькая). Я лежала и ждала, когда же Господь положит конец печальному испытанию тем способом, который ему покажется хорошим. Потом я услышала голос, говорящий: вы не умрёте. Я верила, что Господь, и слава Его много появлялись во время нашего поста. Он был очень милостив к нам, и постоянно освежал нас своим живым присутствием. И мы созерцали его красоту, к нашей великой радости и утешению; и он был великодушен к нам в своих обещаниях, так что мы держались тихо и спокойно (жало смерти убралось); наши души, сердца и умы были в мире с Господом, и они не могли сказать, были мы живыми или мертвыми, но они звали нас один раз в день, до того, как Господь назначил нам время поесть. И они были вынуждены (стр. 24) принести много хороших вещей и положить их перед нами, так что Писание, которому мы – свидетели, исполнилось. «В чужой стране враги наши любезно относились к нам», – сказала я.

Но мы боялись поесть и взывали к Господу, говоря, что мы лучше умрём, чем съедим что-нибудь загрязненное и нечистое. Господь сказал мне: «Ты можешь так же свободно есть, как если бы ты сотворила это своими руками. Через крест я освещу это для тебя». И сказал Саре: «Ты можешь съесть плод рук твоих, и будь благословенна». Мы поели и восстановили силы, во хвалу и славу Богу нашему во веки. Два месяца мы ели, хотя и мало, и нам приносили, что бы мы ни просили в течение восьми или десяти дней. А потом мы были так ограничены недостатком еды, что это причинило нам больше вреда, чем наш пост. Однако Господь сотворил великое чудо нашего сохранения, как он это сделал, воскресив Лазаря из могилы. Монахи говорили, что Господь сохраняет нас в живых своей могучей силой, потому что мы должны стать католиками. Мы сказали, тогда Господь откроет это нам. Однажды они должны узнать, что у Господа была здесь другая цель.

Но они всё говорили, нет искупления для нас. Мы сказали, с Господом – милость и полное избавление. Мы сказали им, берегитесь, чтобы вам не оказаться противниками Бога. Они сказали, что мы – глупые женщины. Мы сказали, что мы – божьи глупцы, а божьи глупцы правы, дороги и драгоценны в глазах его, и горе тем, кто пытается их обидеть. Он сказал, что они – божьи глупцы, и показал нам их обманные платья и бритые макушки, и сказал, что они носят это ради Бога, чтобы быть осмеянными в миру. Мы сказали, что они носят это не ради Бога, пока они не движимы Святым Духом Божьим носить это. Он сказал, это не важно, они носят это для своего главенства [заметьте, что прежде, с его слов, это было ради Бога]. Он думал подчинить нас за еду и заставить нас немного пострадать, хотя инквизитор и судьи велели давать нам все, что нужно. Но Господь мучил его и остальных, пока они не принесли подходящие нам вещи. Затем он сделал всё, что мог, чтобы отправить меня в Рим, и приходил два или три раза (насколько я знаю), чтобы забрать меня, но Господь не позволил. И когда они увидели, что не могут возобладать таким образом, они сказали, что мы должны отправиться вдвоём; но монах должен идти первым, потому что он был не здоров. Он получил разрешение отправиться, он так устал (стр. 25) приходить к нам, что умолял Господина Инквизитора о том, чтобы ему больше не приходить к нам. Он сказал Саре, что я ведьма, и знаю, что сделано в Лондоне, и он больше не придёт ко мне, сказал он; потому что когда он говорил мне всяческую неправду, я сказала, что свидетельство Бога во мне, верное и истинное, и я верю божьему свидетельству.

Прорицатели сошли с ума и бежали, как помешанные туда-сюда, чтобы преодолеть их. Они бежали к инквизитору и писали папе, и пришли к нему. Их Царь совсем их не укрывал; некоторые из них скрежетали зубами и даже грызли свои языки от боли. Однако остальные не покаются ни в своем богохульстве, ни в колдовстве, ни в очаровании, но продолжают, пока их мера не наполнится. O, Господь воздаст им по делам их! Незадолго до того, как монах отправился в Рим, он пришёл в камеру инквизиции с писцом, чтобы написать про нас и взять это с собой. Я увидела его, как его видел бы Бог. Господь сказал: «Вот твой смертельный враг». Они писали неполные три дня, а когда закончили, Господь не позволил мне есть, пока писец не пришёл ко мне, так что я могла протестовать против написанного и не подчиняться, что я и сделала во имя Господа, и оно поблекло вместе со всем остальным. После того, как это прошло, английский консул пришёл к нам с писцом, и он принес нам доллар от капитана корабля, который прибыл из Плимута. Я сказала ему, что принимаю любовь соотечественника, но не могу взять его деньги. Он спросил меня, что я буду делать, если не приму деньги? Я сказала: Господь – моя участь, и я не испытываю нужды ни в каком благе. Я сказал ему: Мы пробыли в твоём доме почти пятнадцать недель, видел ли ты причину убить или посадить нас? Он сказал: «Нет». Я спросила его, как совесть позволила ему сказать нам, он хотел принять нас раньше инквизитора, и не знал тогда, что для нас подготовлена камера; и если бы нас не поддерживала могучая сила Бога, то, возможно, мы давно бы умерли. Он сказал: «Чем же я могу помочь!». Я ответила: «Мы – слуги Бога Живого и пришли сюда с позволения и в духе кротости приносили свидетельство Господу в верности, и сказали вам правду, как она есть в Иисусе, и призвали вас всех к покаянию, и в любви к душам вашим предостерегли вас, что Господь наведёт на вас зло, если вы не (стр. 26) покаетесь. Он сказал: «Как бы то ни было, с вами всё будет хорошо». [Отметьте это.] Я говорила ему, он требовал с меня знак, когда мы были у него дома, знак того, что мы были слугами Господа Бога; я дала ему знак от Бога живого, и моя подруга дала ему ещё один знак от Господа, к его стыду и вечному разрушению. Я спросила его, разве мы говорили ему неправду. Он сказал: «Так, но чем же он должен помочь?». Я сказала: «Ты осуждённый, и стоишь виновным пред Богом; и всё же, тем не менее, покайся, если у тебя есть для этого основание. Он лживо улыбнулся писцу, но его губы затряслись, живот задрожал, и он едва мог стоять на ногах. Он был порядочным мужчиной, как большинство в городе, в полном расцвете лет. O, он был поглощён, как улитка в раковине, что было явным признаком для всего города, если их сердца были не твёрже адамантов. Он сказал: «Как он должен был помочь?». Он мог бы помочь, но он был так же готов испытать нас, как и любой из них. Он поклялся на присяге защищать англичан. И их правитель велел ему позволить нам заниматься нашим делом и сказал, что мы – честные женщины. И тогда он мог бы отпустить нас прежде, чем мы попали под Чёрный жезл.

Потом он пошёл к Саре с долларом. Она сказала ему, что не может взять деньги, но если у него есть письмо для нас, она свободно может получить его. Он сказал, что у него нет. Он спросил её: «Чего она хочет?» Она ответила, что Господь – её пастырь, она не желает никакого блага, но стремится обрести свободу. Он сказал: «Ты получишь ее в срок. Он сказал нам, что у нас должны быть чернила и бумага, чтобы писать; но когда он ушел, они не позволили нам. В следующий раз, когда мы услышали о нем, он был мертв. Мы могли бы возрадоваться, если бы он умер за праведность, ибо Господь не благоволит смерти грешника.

Монах отбыл в Рим, и они сказали, что он должен остаться там, до нашего прибытия. Была проделана большая работа, чтобы отправить нас туда, но Господь препятствовал им, чтобы они не смогли нас отправить. Затем Господь снова соединил нас вместе после столь долгого времени, когда мы были разлучены. Между нами было пять дверей с замками и засовами, но у надзирателя не было власти прочно запереть их; но лишь так, что Сара могла открыть их, чтобы пройти туда, где я могла видеть её, но не могла говорить с ней, так как там были те, кто наблюдали за нами днём и ночью. Всё же она, движимая Господом, приходила к (стр. 27) моей двери ночью. Она должна проходить мимо двери монаха, он и доктор права были вместе, и они поставили ловушку, чтобы поймать её, и многие в тюрьме следили за нами и могли бы донести. Затем ее снова заперли. Но они не находили покоя, пока двери не были вновь открыты.

Тогда мы сидели напротив друг друга, в ожидании Господа, так что наши голоса были бы услышаны далеко; магистраты услышали и поклонились бы этому когда-нибудь. Затем жалобщики устали и принялись устраивать наше воссоединение, а мы ждали и молились. И магистраты, бывало, по много раз приходили посмотреть на нас, но ничего нам не говорили. Представителей разных народов были в заключении у инквизиции, и монахи, и остальные начальники своими методами старались сделать из них христиан. И мы были вынуждены выступить против них и их методов и отрицать их во Имя Господа, и постоянно провозглашать правду простодушным, если мы были приговорены к смерти за это. Мы не могли слышать, как хулили имя Господа, как искажали его чистый путь истины, как обманывали невежественных. Они записали всё, что поняли из того, что мы говорили, и послали это в палату суда, к инквизиторам и судьями, но Господь сдул это росами своего яростного гнева, и сжёг это яркостью сына своего, и мы радовались нашему Богу. Но бремя наше было по-прежнему очень тяжким, и наши праведные души были раздосадованы грязной беседой с нечестивцами, и чистое семя Бога подавлялось изо дня в день, так что наш дух тосковал, и наши сердца печалились из-за ожесточения их сердец и их восстания против своего Создателя, который был настолько добр к ним, так долго терпел все их мерзости и ждал, чтобы смилостивиться над ними, и стучал в дверь их сердец, призывая к справедливости, милосердию и смирению. Но, встречая угнетение, жестокость и тщеславие, Господь, тем не менее, так много боролся с ними, и послал так много неоспоримых истин и непогрешимых свидетельств о пришествии Сына Своего для суда, и так ясно было проявление пути к вечному спасению, слетавшее с его уст, его вечный Дух, и видя пример у нас, поддерживаемых его силой и святостью, они ничегошеньки не имели против нас, но все было ради праведности, хотя они рассеивали и разжигали нас так долго. (стр. 28) Слава, честь и хвала да вознесутся Богу нашему во веки. О, нам не дали бы узнать ни о каком английском корабле, который вошёл в гавань, так близко, как только можно было, но Господь открыл нам это. Мы ощущали сильное действие и стремление в своих телах, но не знали, что это означает. Полетели стрелы нечестивцев, так что моя душа была отягощена и ошеломлена с головы до ног, и угрозы неправедных удерживали нас, и пламя ада окружало нас. Затем Господь явился мне во сне и сказал, что в городе есть двое английских друзей, которые выступают за нашу свободу ради нас, и он лишил их всякого страха, и сделал их храбрыми. И некоторое время спустя магистраты послали за нами, и спросили нас, не больны ли мы, и не хотим ли мы чего; и были очень мягки с нами, и сказали, что мы должны написать в Англию, и просили писца дать нам чернила и бумагу. Тот сказал, что даст, но он был так нечестив, что не дал. Они не говорили нам о каких-либо англичанах, которые там находились, но был один – Фрэнсис Стюард из Лондона, капитан корабля, и ирландский монах, они прибыли в город вместе (насколько мы знаем), и они много делали для нас, ходили к их правителю, к инквизитору и к нескольким магистратам и монахам, и новый английский консул был с ними, и сильно потрудились среди них, так что все были готовы отпустить нас, кроме инквизитора, как они говорили. Инквизитор сказал, что не может освободить нас без приказа от папы. Но кроме того у нас было много сильных врагов, которых не увидишь; но они получили право прийти и поговорить с нами, что было великим делом в таком месте.

Они отправили нас в палату суда, и английский консул спросил нас, готовы ли мы вернуться в Англию? Мы ответили, если на то воля Божья, мы готовы. Капитан говорил с нами со слезами на глазах и рассказал, что они делали для нас, но не могли возобладать. Это все инквизитор, – сказал он, – остальные были освобождены. Вы проповедовали среди этих людей, – сказал он. Мы ответили ему, что были призваны на свидетельство нашей совести, и правда, что мы свидетельствовали среди них, мы должны отстаивать и поддерживать своей кровью. Он сказал, что, если они могут нас отправить, он подарит нам нашу поездку и обеспечение, и что судно было его собственным. Мы говорили ему, что его любовь была так хорошо принята Господом, как если бы он сам нёс нас. Он предложил нам деньги; и он увидел, что Господь (стр. 29) не дозволяет нам взять их. Он спросил наши имена. Мы сказали им, что они сбили нас с нашего пути и подвергли инквизиции, и заставляли передумать, а мы не могли, Господь изменил нас в то, что не изменяется, даже если бы они сожгли нас дотла, или порубили нас, как траву для котла. Монах сказал, что мы не работали; что было ложью. У нас была работа, и мы работали, когда могли. Мы говорили ему, что наша работа и обеспечение были в Англии. И они сказали, что это правда. Он сказал, мы не примем инквизиторское питание. Мы не знали, кто готовил для нас, мы получали нашу пищу, поскольку у нас была свобода в Господе. Тогда он сказал, что мы достаточно долго страдали, даже слишком долго, но мы должны обрести свободу через несколько дней, и что они пошлют к папе за приказом. И было много английских судов идущих этим путём; но капитан увидел, что все очень непросто, и это печалило его сердце. Он молил Бога утешить нас и ушёл. И за его любовь мы молим Бога благословить его и сохранить его для жизни вечной, и никогда не позволять ни ему, ни его семье, оставаться без благословения от него. Капитан сам сильно рисковал в этом месте. Но после того как он ушёл, они единодушно восстали против нас. Инквизитор поднялся в башню и смотрел на нас свысока, как будто он съел бы нас. И они снова судили нас за нашу жизнь и заперли наши двери на многие недели; и мы не могли сказать за что. Наконец инквизитор снова пришёл в башню, и у Сары было побуждение просить его, чтобы для нас открыли дверь, и мы могли бы спуститься во двор постирать нашу одежду. Тогда он дал распоряжение, чтобы дверь открывалась один раз в неделю, и некоторое время она была открыта каждый день. Но наша скорбь действительно была великой, и Сара сказала ему, что если мы – заключенные Папы, то мы хотели бы обратиться к Папе, и следует послать нас к нему. А находившиеся в тюрьме с нами, особенно монах, были для нас смертельными врагами, но всё же они покормили бы нас отборной едой и охотно дали бы нам полные бутылки вина, если бы мы приняли их, и они сильно беспокоились из-за того, что мы отказывались есть и пить с ними, и крайне донимали нас. Но Господь пришёл к ним со своим страшным судом, монах мучился день и ночь, его тело погибало, врачи и хирурги сопровождали его долгое время.

(стр. 30) И два или три английских корабля пришли в гавань, и Сара увидела их прибытие в ночном видении. И было великое выступление за нас, которое мы видели. Но она услышала голос, говоривший, что мы не можем сейчас идти. Так что мы приготовились ждать время Господа.

Затем они послали за нами, когда корабли ушли, и спросили нас, станем ли мы католиками. И мы сказали, мы – истинные христиане и приняли Дух Христа, а тот, в ком нет Духа Христова – никто для него. Английский консул поведал нам о кораблях, и сказал, что нас не отпустят, пока мы не станем католиками; и мы должны ещё дольше переносить заключение, и сказал, что он делает для нас, что может. Один из магистратов показал нам крест. Мы говорили им, и сказали, что каждый день принимаем крест Христов, который есть великая сила Божия распинать грех и беззаконие. Затем мы сказали им, что один из их отцов обещал нам свободу. Мы думали, что монах был слишком добросердечным, чтобы остаться среди них. Он столько потрудился для нас (как говорил капитан), и мы сказали ему, что у него никогда не будет повода раскаяться в этом; благословение Божие будет на нём за всё, что он должен был делать для нас, потому что мы – рабы Бога живого, и он обещал нам свободу в скором времени.