Скачать книгу «Норвежский дневник» полностью: [.pdf] [.doc] [.epub] [.mobi]
Предисловие
Начало войны в сентябре 1939 года – второй по счету мировой войны в моей жизни – встретило меня без определенного места работы; я только что возвратилась из Индии. Ничего особо перспективного меня не ожидало, и мне казалось, что будет справедливым, если в воюющей стране меня мобилизуют на «работу государственной важности». К тому же у меня не было никаких альтернативных идей насчет того, как я – человек пацифистских взглядов – смогу конструктивно выступить против наступления нацизма, к тому времени ставшего угрозой для всех нас. Я обдумывала идею сделать что-нибудь «на той стороне», связавшись с теми, кто придерживается нацистских доктрин. Такое направление деятельности казалось более полезным, чем простое ожидание того, когда на меня начнут падать их бомбы.
Как эта пришедшая мне в голову мысль осуществлялась на самом деле и рассказывается на страницах этой книги. В целом, она является записью событий, переданных в ощущениях англичанки, разделившей тяготы немецкой оккупации с людьми, которые сначала были для нее посторонними, а затем становились все более и более близкими.
Совет Друзей на службе обществу – один из комитетов Общества Друзей Великобритании – попросил меня отправиться в январе 1940 года в Копенгаген, чтобы представлять там его интересы. Маленькая группа датских квакеров продолжала прилагать все усилия и изыскивать все возможности для вывоза евреев из Германии. Война прервала контакты британцев с Берлином, где все еще работали американские Друзья, и Копенгаген казался подходящим местом, из которого каким-то образом можно было поддерживать с ними связь.
То, что я прибыла в Осло 6 апреля 1940 года, за три дня до вторжения немцев, было прямым результатом необычайно суровой зимы. Зная, что в Копенгагене у меня будет уйма времени, я решила навестить шведских и норвежских Друзей, а также выпускников Вудбрука (квакерского колледжа в Селли-Оук, Бирмингем) прошлых лет. В марте я побывала в Швеции, в начале апреля планировала отправиться в Норвегию, предварительно заехав в Данию. Из-за сильных холодов заливы между датскими островами были покрыты льдом, и паромы не ходили. Это вынудило меня изменить маршрут и сначала отправиться через Хельсингборг в Осло. Из-за этих морозов на остров Фюн в Дании я должна была прибыть 9 апреля. Но обстоятельства вынудили меня остаться в Норвегии до февраля 1944 года. С собой у меня был небольшой чемодан для двухнедельной поездки.
Не в первый и не в последний раз в своей жизни я почувствовала, что нахожусь под управлением сил, которые ведут меня сквозь настоящее к совершенно не предполагавшимся ранее впечатлениям. Я естественным образом выражаю это словом «водительство». Но если эти водительства и были духовными, источник их находился во мне самой, и мое взаимодействие с обстоятельствами, моя собственная инициатива были абсолютно необходимы. Чем больше я сталкивалась с обстоятельствами, которые были почти или полностью мне не подвластны, тем сильнее во мне росла уверенность.
Если бы у меня был выбор, то я едва ли предпочла бы ситуацию изоляции и неопределенности, в которой оказалась в апреле 1940 года. Возможно, я бы избежала тех долгих дней и часов пребывания в душевных страданиях и эмоциональном напряжении, в скорби и сострадании к тем людям, которые стали действительно дороги мне и всему норвежскому народу, с чьей участью я оказалась так тесно связана. Но теперь, спустя время, я понимаю, какой это был для меня громадный жизненный опыт. Без него я была бы, без сомнения, значительно беднее, и беднее были бы последующие годы моей жизни. Оказанное мне доверие я полностью оправдала.
Это было время духовного обогащения, в которое оказалось вовлечено множество людей, и все, что я могу дать им в ответ, это наша продолжающаяся дружба.
Перечитывая этот дневник, я осознаю всю значимость моих длительных связей с сообществом Вудбрука и, соответственно, со многим норвежцами, учившимися там. В частности, целью моей поездки в Осло было встретиться с как можно большим числом выпускников этого колледжа. Насколько же она была более успешно выполнена, чем я ожидала! От всех них здесь должны были быть представлены имена Мари Люс Мор, главы сплоченной группы здешних выпускников Вудбрука, и ее секретаря Ранхильда Свердрупа, но на этих страницах будут упомянуты многие и многие другие имена. Эти люди всячески поддерживали меня в течение первых нескольких месяцев. Эрлинг Кьокстад был единственным членом Общества Друзей в Осло, и именно к нему я обратилась 9 апреля. Его духовное и просто человеческое сочувствие поддержало меня.
Наиболее близкими мне были Лунды, проживавшие на Тюенен Алле, 9, в Виндерене, пригороде Осло. В их широкий семейный круг входили сам Дидерих Лунд, инженер-строитель и пацифист, Сигрид Хеллисен Лунд, его энергичная и чрезвычайно способная жена, Бернти, их старший сын-школьник (именно он предложил предоставить мне комнату в их доме), и не на последнем месте – Эрик, 8-летний младший сын, умственно отсталый, но именно ему была нужна моя любовь и забота. И пока я присматривала за ним, он многому меня научил и помог мне освоить норвежский язык. Его не сдерживали никакие условности, и он без обиняков критиковал мое неверное произношение. Эти записи отражают историю семей Лундов и Хеллисенов, и не в меньшей мере – мою собственную. Дружба и помощь с их стороны, а также со стороны других людей, стали для меня бесценным даром.
Сначала мне и в голову не приходило вести дневник. Каждодневные события были чрезвычайно яркими, но захотел бы кто-либо прочесть о них в моем исполнении?
Моей первой проблемой было заполнить пустоту дней хоть чем-то значимым. Я не совсем полностью осознавала, что происходит вокруг меня. Но проходили месяцы, и я все больше утверждалась в мысли, что, несмотря на непредсказуемое будущее, настоящее является фрагментом истории, как оно есть, в неприкрашенном виде. К этому моменту мне уже не хватало времени, да и существовал риск, что некоторые мои записи потенциально могут представлять опасность для других.
Но к июню 1942 года желание вести и сохранять записи возобладало. События нарастали как снежный ком. Они непосредственно затронули семью, в которой я жила в Виндерене, и многих других людей, и, конечно, меня вместе со всеми. Бертни, которому еще не исполнилось восемнадцати, был арестован прямо в своей постели. Оказались в тюрьме и другие члены «моей» семьи и кое-кто из наших друзей, и стало невозможным не фиксировать детали происходящего. Решение подсказали наши тощие цыплята. Двойное дно в их коробке, стоявшей в сарае за гаражом, стало потайным местом. Стопка страниц дневника росла, и со временем мне показалось разумным найти для нее, за исключением текущих страниц в работе, более укромное место, и сестра Ханна Лунд предложила альтернативу. Она была одним из главных специалистов в университетской библиотеке, и под ее особым присмотром находилась коллекция тибетских манускриптов. Таким образом, мой неприметный дневник присоединился к ним, получив номер «Н.7.43» – с царским вензелем и годом размещения материалов!
Увы, несколькими месяцами позже, поиск нелегальных радиоприемников (а может быть и чего-то другого) привел в библиотеку с обыском гестапо. Для всех, кроме сотрудников, доступ в библиотеку был закрыт, и никто не поручился бы, что гестапо не заинтересуется и тибетскими манускриптами. В один из дней Ханна Лунд – высокая, видная женщина – пройдя мимо охраны, стоявшей у выхода, вынесла дневник, распластав его под одеждой на животе. Эта его первая часть была отправлена для лучшей сохранности в деревню и оставалась там до конца войны, а позже была объединена с остальными листами, тайно вывезенными вместе с другими вещами с Тюенен Алле, 9, когда мы в 1944 году бежали в Швецию. Сам дневник в его оригинальном матерчатом футляре хранится сейчас в Музее Внутреннего фронта в Акерсхусе, Осло.
После возвращения в Англию в октябре 1944 года я бесчисленное количество раз рассказывала о Норвегии периода оккупации. Моя память снабжала меня более чем достаточным количеством материала, и дневник тогда оставался для меня своего рода раритетом. Но когда я читаю его сейчас, когда факты трудной судьбы Норвегии в 1940-45 годах почти забыты, воздействие день за днем повторяющихся событий оживляет глубину моих впечатлений – напряженных, трагических, окрашенных юмором, сложных, изнуряющих тело и дух. Мне кажется правильным сохранить эти личные записи, как один из фрагментов истории нашего времени.
Но это не только история. Ни одна из оккупированных стран не оказывалась в совершенно одинаковой с другими ситуации. Особенность оккупации Норвегии в том, что период вооруженного захвата длился два месяца, борьба же против попыток навязывания народу норвежской национал-социалистской формы правления продолжалась в стране пять лет.
У нас не было оружия, но оно и не было нужно. Тогда под угрозой оказалась вся политическая и культурная структура норвежского общества – демократия, деловая жизнь, вся система образования, церковь, профсоюзы, свобода слова, печати и мнений и, не в последнюю очередь, в результате расовой нетерпимости – жизнь людей еврейского происхождения. Борьба проистекала из-за необходимости, если не из-за убежденности – ненасильственная борьба против идей и ценностей, которые были абсолютно неприемлемы. Норвежцы не были пацифистами, но в эти годы возникло «поле боя», на котором пацифисты смогли оказаться на линии фронта рядом с большинством своих сограждан, нанося и получая идеологические удары, используя свой разум для разработки тактических планов, как по защите, так и по нападению.
Некоторые способы норвежского ненасильственного сопротивления в свое время привлекли значительное внимание, и, в частности, учительская сага широко известна за пределами Норвегии. Но и другие группы были равно успешны в отражении атак нацистской идеологии, пользующейся поддержкой со стороны полиции и военных. За всем этим лежали каждодневные решения и поступки отдельных людей, часто спонтанные и не обдуманные заранее – поступки бесчисленного количества мужчин и женщин, действовавших по своей собственной инициативе. Их реакция, изобретательность и мужество – вот на чем базировалась оппозиционная деятельность, и от чего приходили в уныние равно немецкие и норвежские нацисты. Во многом судьба Норвегии была определена единством мировоззрения в сочетании с индивидуальными особенностями действий, характерными для представителей этого народа. Вот почему рассказ о семье и о моем участии в событиях ее жизни и жизни постоянно расширявшегося круга людей могут представлять определенный интерес.
Начавшись незамедлительно в ответ на неспровоцированную иностранную агрессию, гражданское сопротивление приняло новые масштабы с приходом к власти Квислинга и его однопартийного национал-социалистского правительства, поддерживаемого немцами. Натиск нацистов не встречал открытого сопротивления, но часто оканчивался безрезультатно, однако не везде и не всегда. В дневнике показано, что, например, давление на студентов и призыв на обязательную трудовую повинность в 1943–1944 годах вызвали лишь нерешительное и фрагментарное сопротивление. Как пережила бы все это Норвегия без надежды, а на самом деле – твердой уверенности, что союзники, в конце концов, победят? Зависели ли успехи сопротивления от становления стихийного руководства, и откуда появилось это руководство? Насколько моральная позиция и практические действия были совместимы с учением Ганди или радикальными христианскими пацифистскими убеждениями? Эти и другие вопросы мы задавали себе, часть ответов на некоторые из них можно найти на страницах этой книги.
Я сама все еще была под очарованием семимесячного пребывания в Индии – кульминации моего многолетнего интереса и увлеченности этой страной. Я встречалась с Ганди и многими из его близких соратников и собственными глазами видела, как осуществляется ненасильственный отказ от сотрудничества. В годы оккупации меня нередко просили рассказать о Ганди – из-за этого мне даже пришлось столкнуться с гестапо. Значимость «экспериментов с истиной» Ганди для нашей ситуации было очевидным. Стало также ясно, что решение о пути реализации этих понятий в действии должен быть найден индивидуально в контексте текущих обстоятельств, в которых находится человек.
Оценки могут быть различными, но норвежский опыт имеет отношение к той деятельности, которой пацифист должен постоянно заниматься – направленной против зла, в поисках того, как творить и усиливать добро. Он также дает представление о цене, которую возможно придется заплатить.
То, что происходило со мной, можно понять только на фоне всех событий 1940–1945 годов в Норвегии. Вскоре после войны я записала свои еще свежие воспоминания, начиная со времени моего прибытия в Скандинавию и включая последующие два первых года оккупации. Они являются основой начальных четырех глав, подводящих ко времени, когда я стала вести дневник.
Ежедневные записи раскрывают что-то из той атмосферы, в которой мы жили. Однако было опасно упоминать некоторые события, которые оказали сильнейшее влияние на нашу жизнь. Типичным примером являются недели после ареста евреев осенью 1942 года. Дневник был при печати разделен на части охватом в три месяца, каждая часть начинается с вводных параграфов. С их помощью я пытаюсь обрисовать подоплеку событий и объяснить некоторые упомянутые факты. Текст наклонным курсивом не является оригинальным текстом дневника.
В течение восьми месяцев 1944 года, пока я находилась в качестве беженки в Швеции, я тоже вела дневник, но не регулярно, с перерывами. Это, а также его шероховатая текстура отражают отсутствие у меня в то время внутреннего чувства защищенности и травматичность для меня этого периода жизни. Последняя глава книги основана на этих записях. В ней повествование доводится до Дня Освобождения 8 мая, когда на смену военной разрухе пришла новая и по-своему непростая борьба за построение мирной жизни.
Скачать книгу «Норвежский дневник» полностью: [.pdf] [.doc] [.epub] [.mobi]
