По-прежнему излучающий тот радостный энтузиазм, что сделал его королем музыкального стиля брит-поп в группе Blur, Дэймон Албарн гордится своими квакерскими корнями. Корреспондент журнала «Френд» Ребекка Харди встретилась с ним, когда у него был созерцательный настрой.
Дэймон Албарн. Фото: Linda Brownlee
Дэймон Албарн диктует по буквам своё гриотское имя. У меня сложности с тем, чтобы правильно записать последовательность букв, и он черкает что-то в моем блокноте и указывает на золотой браслет на своём запястье, где выгравировано «Макаджан Камисокко».
«Меня наградили этим именем несколько лет назад в хижине в Мали, – говорит мне музыкант. – Оно помогает мне быть частью музыкального братства». Албарн отправился посмотреть игру на «балафоне», африканском деревянном ксилофоне, «самом священном артефакте в религии [малийских гриотов]. Я был удивлен, увидев музыкальный инструмент в центре системы верований. Мне очень повезло, я заплатил сумму, равную стоимости коровы, после чего меня пригласили в хижину и показали его. Если ты решила вдаваться в подробности, то инструмент принадлежал королю колдунов-кузнецов Сумаворо Канте».
Я чувствую себя немного смущенной и отшучиваюсь в стиле «даже для квакера это слишком», однако он подхватывает: «Мне кажется, для квакера самое то. Определенно, это [моё происхождение] повлияло на истоки моего неподдельного интереса к верованиям гриотов. Конечно, этот интерес исходит откуда-то, из подобной непостижимой возвышенной веры».
Его довод кажется неплохим, и Дэймон рад продолжить разговор. Мы расположись с ним в его студии в Западном Лондоне. Разнообразные, привезенные из разных стран предметы украшают комнату. Значительное их количество из полюбившейся музыканту Африки («место, обязательное к посещению для каждого»). Среди предметов можно обнаружить модель солнечной системы, африканскую маску с безумным взглядом, парочку ненастоящих сов и конечно же множество музыкальных инструментов.
Для многих людей бойкий 51-летний мужчина навсегда останется искрящимся вокалистом Blur из Эссекса, который пел «Parklife» в девяностые и соперничал с братьями Галлахер. При этом дальнейшая карьера вовлекла его во множество проектов, большинством из которых могли бы гордиться квакерские предки.
Многим людям ничего не известно о квакерском происхождении Албарна. Его покойный дедушка был отказником от военной службы и членом частично квакерского пацифистского сообщества в Холтон-кум-Бекеринг в Линкольншире во время Второй мировой войны (недавно по событиям тех дней драматург Иэн Шарп решил поставить пьесу «Уклонисты»). Квакерская родословная Албарна, по его словам, «восходит по крайней мере к восемнадцатому веку. Мы были квакерами Йоркшира». Албарн говорит о своих корнях и излучает все тот же энтузиазм, который двадцать лет назад сделал его королем брит-попа: «Оба моих семейных рода происходят из Йоркшира, Линкольншира или Ноттингэмшира».
Сегодня энергетика Дэймона несколько подавлена усталостью от перелета, однако её всё ещё легко ощутить, как сквозь мутное стекло. Его яркие голубые глаза и исходящая естественная доброжелательность позволяют мне чувствовать себя непринужденно, но иногда он проявляет дерзкую боевитость и отчитывает меня, если я что-то не записываю: «Ну, иначе ты что-то упустишь, точно-точно».
Дэймон Албарн «гордится» своим квакерским наследием. «Не скажу, что квакерское происхождение моего деда было на виду. Думаю все квакерские семьи чувствуют определенную странную близость, я раньше об этом не думал… – в мировоззрении, может быть? Когда я встречаю человека с квакерскими корнями, я обычно ощущаю определенную близость, в том числе схожесть политических взглядов».
Наследие квакеров подпитывает открытое и глубокое духовное чувство. «Не хотел бы преувеличивать его, – говорит Албарн, – потому что я не следую за кем-то, а просто иду. Я считаю, что квакерское происхождение позволяет понять Дух. Меня оно побуждает посредством музыки искать и пытаться приблизиться к Духу по всему миру. Позволяет понять, когда следует начать свое путешествие, что именно тебе требуется… И учитывать, что Дух позволяет себя почувствовать, только если он сам проявится».
Пока все звучит очень по-квакерски, и иногда он говорит как Друг, и я чувствую будто сижу на квакерском собрании. «Я как пустой сосуд, только наполненный, – в какой-то момент замечает Албарн. – Музыка и дух повсюду. Я нахожу их в совершенно неожиданных местах… Нужно просто позволить себе пойти им навстречу, вот и всё».
Когда я начинаю размышлять о преобладании среди квакеров замечательных пожилых людей, он отвечает: «Так, в них же есть Дух, ведь правда?»
Очевидно, что он также унаследовал пацифизм своего деда. Албарн всю жизнь поддерживал движение за ядерное разоружение, был видным публичным противником войны в Ираке, финансировал антивоенные кампании и выступил на многотысячной лондонской демонстрации за мир в феврале 2003 года. Музыкант позже сказал, что у него был в голове «образ моего деда в тапочках и с газетой, узнавшего, что его внук вовлечен в деятельность, на которую он потратил почти всю свою жизнь» и «стал чересчур эмоциональным».
Албарн также помог воссоединиться сирийскому музыкальному оркестру, который распался во время войны, при помощи музыкального коллектива Africa Express, основанного совместно с журналистом Иэном Биррелом для продвижения африканской музыки. Во главе угла проекта стоит «единство и сотрудничество», постоянная тема его работы (музыканта даже изображал комик Виз – в номере Албарн предлагал сотрудничество туалетному ёршику). Тема сотрудничества прослеживается в двух операх (одна о елизаветинском математике-алхимике Джоне Ди, другая про китайскую легенду о путешествии Царя обезьян), мюзикле, супергруппе The Good, the Bad & The Queen (вскоре он отправится в тур для презентации нового альбома Merrie Land, прошлый был выпущен 12 лет назад). Не стоит забывать и про виртуальную группу Gorillaz, в которой Албарн приглашал к участию головокружительный список известных музыкантов, включая Лу Рида и Бобби Вумака.
Я спросила у Дэймона, каково ему было расти и слушать о деятельности своего дедушки? Скорее всего, он был для него ярким примером.
«Он был одним из самых молодых квалифицированных архитекторов, – немного помедлив, ответил Албарн, – и затем он лишается будущего из-за отказа пойти в армию». Его голос понизился. «Отвратительно… Квакеров постоянно притесняли и часто сажали в тюрьму. Мой дед не попал в тюрьму, он просто продавал сосиски на улице».
Албарн сравнивает обстоятельства «уклонистов» тех времен с «текущими окопными условиями сторонников «Leave». Он довольно часто высказывается на тему Брекзита и был одним из подписантов письма в The Guardian в декабре, призывая к гражданскому форуму. «Люди предрасположены проводить границы и вне их не могут работать друг с другом, – отмечает музыкант. – Классика, такое проходило и со многими квакерами». По мнению Дэймона, «самое разрушительное последствие» Брекзита далеко не в экономике, но в «последствиях для нашей души. Теперь люди настроены друг к другу воинственно даже по тем вопросам, где ранее не было разногласий, и они возникли после референдума».
Пережитый общественный остракизм (в прошлом интервью Албарн рассказал о людях, которые швыряли в него яйца и называли трусом) озлобил его деда. Однако «он был увлеченным и воспитанным…, – его глаза заблестели. – Иногда меня с ним сравнивают». Моя мама говорит: «Ты прямо как Эдвард». Я спросила его, какие сходства она отмечает. «Я могу быть немного резким… и не боюсь защищать свою позицию».
Свою юность Дэймон Албарн провел в деревне Холтон-кум-Бекеринг, он вспоминает её тепло. «Множество замечательных семей. Буквально в полутора милях от моего дома жили родственники по линии матери, успешные землевладельцы… У моего другого деда трудились пленные во время войны, тогда это казалось нормальным. Так в одной деревне трудились еврейские беженцы со всей Европы, а по другую сторону забора немецкие военнопленные. Замечу, что мой дед обходился с ними хорошо».
В ранних семидесятых в Линкольншире оставалось много старых послевоенных аэродромов, «куда ты мог отправиться и воплотить все свои детские военные фантазии». Надеюсь, у вас не возникли подозрения в многочисленных военных фантазиях Дэймона. В 2003 году песня Blur «Out of Time» была максимально приближена к песням мира, а обложку для сингла нарисовал другой известный сторонник мира, Banksy. Позже художник пожертвует свою работу для частично квакерской выставки Art the Arms Fair, где её продали за 205 000 фунтов. Может ли он себе представить, что протестная песня наберет обороты сегодня?
«Те замечательные дни, когда сидящий на кровати Джон Леннон пел Give Peace A Chance, прошли и не найдут сегодня места в эфире, однако это не значит, что может настать момент…». После небольшой паузы Албарн продолжает: «Считаю… вау, сложно – может быть я не представляю звучание современной песни мира, потому что не восприимчив к ней. Мне больше нравится думать, что любая музыка побуждает к миру. Она как составная часть национального здоровья и должна так восприниматься».
Одной из причин моего интереса к интервью с Албарном стали восторг от воплощения свидетельства мира через поколения и то, как его проявления выходят далеко за пределы квакерства. Для Дэймона это неудивительно. «Я верю в это». Он отвергает «идею, что смерть является концом существования… У нас же общие атомы, ведь так?… Многие невыразимые вещи наука ещё не изучила, поэтому здесь так много книг по эзотерике». Жестом музыкант показывает на книжные полки, занимающие одну стену студии. «Многие бьются над вечными вопросами, от Гурджиева и Джона Ди до Агриппы».
«Я все и ничто», – продолжает он. Богословская открытость квакерства нравится Албарну, и в других интервью он также заявлял о своей близости к суфизму и буддизму. «Самое ценное, что я вынес из путешествия по Африке – куда более широкое понимание плюрализма, чего по-настоящему не хватает христианству». Он рассказывает про Нигерию, где некоторые церкви вмещают миллион прихожан. «И когда ты находишься среди миллиона человек, сконцентрировавших все силы на чем-то, ты ощущаешь трепет. Настоящий трепет».
И мы вновь возвращаемся к его гриотскому имени. Я отмечаю: «Кажется, тебя привлекают те духовные традиции, где музыка занимает важную часть в служении». Я начинаю размышлять о разных инструментах, например, об западноафриканской коре – лютне-арфе с 21 струной. На ней играет Тумани Диабатэ, участник различных проектов Africa Express, которого считают музыкантом мирового уровня. Чувствует ли он призвание пробудить Запад посредством музыки, чтобы пробудить в нас духовную жажду?
«В значительной мере… это мой главный стимул. Принять могущество Духа и позволить ему войти в тебя. Я, конечно, не каждый день такой одухотворенный, однако, как говорил Иэн Дари, я уже что-то видел».
Может ли музыка изменить мир? Он пристально смотрит на меня, как будто ответ очевиден. «Музыка меняла мир, постоянно его меняет. Люди прислушиваются к музыке больше, чем когда-либо… У каждого в наушниках внутренние вселенные. Здесь нет вопроса о «может». Она уже меняет, уже сегодня, и определенно изменит мир завтра». Завершив на этом интервью, Дэймон отправляется в очередное приключение, на очередной проект, куда его ведет Дух.
Africa Express выступит в Уонстэд Флэтс в Восточном Лондоне 29 марта на культурном фестивале лондонского боро Уолтэм-Форест.
Март 2019
Ребекка Харди для журнала The Friend
